«Ты непременно сдохнешь, клянусь богами…» Ты непременно сдохнешь, клянусь богами. Так говорю, отбросив последний стыд. Все платежи на свете красны долгами. Я тебе должен, но мне не придется мстить. Мне наплевать, что время тебя состарит, Прежде чем сможет выпихнуть в мир иной: Ты непременно сдохнешь. И это станет Платой за то, что сделали вы со мной. Ты непременно сдохнешь, пускай нескоро, Дергаясь от удушья, пустив мочу, Сдохнешь и ты, посмевший – но нет, ни слова. Сдохнешь и ты, добивший – но нет, молчу. Общая казнь, которую не отменишь, Общая месть за весь этот сад земной. Впрочем, и сам я сдохну. Но это мелочь После того, что сделали вы со мной. «Кто обидит меня – тому ни часа…» «Кто обидит меня – тому ни часа, Ни минуты уже не знать покоя. Бог отметил меня и обещался За меня воздавать любому втрое. Сто громов на обидчика обрушит, Все надежды и радости отнимет, Скорбью высушит, ужасом задушит, Ввергнет в ад и раскаянья не примет. Так что лучше тебе меня не трогать, Право, лучше тебе меня не трогать». Так он стонет, простертый на дороге, Изувеченный, жалкий, малорослый, Так кричит о своем разящем Боге, Весь покрытый кровавою коростой; Как змея, перерубленная плугом, Извивается, мечется, ярится, И спешат проходящие с испугом — Не дыша, отворачивая лица. Так что лучше тебе его не трогать, Право, лучше тебе его не трогать. Так-то въяве и выглядит все это — Язвы, струпья, лохмотья и каменья, Знак избранья, особая примета, Страшный след Твоего прикосновенья. Знать, пригодна зачем-то эта ветошь, Ни на что не годящаяся с виду: Так и выглядят все, кого отметишь — Чтоб уже никому не дать в обиду. Так что лучше Тебе меня не трогать, Право, лучше Тебе меня не трогать. «Какой-нибудь великий грешник…» Какой-нибудь великий грешник, Любитель резать, жечь и гнуть, Карманник, шкурник, кагэбэшник, Секир-башка какой-нибудь, Который после ночи блудной Доцедит сто последних грамм И с головой, от хмеля трудной, Пройдет сторонкой в Божий храм, Поверит милости Господней И отречется от ворья, — Тебе не то чтобы угодней, Но интереснее, чем я. Емелькой, Стенькой, Кудеяром Он волен грабить по ночам Москву, спаленную пожаром, На радость местным рифмачам; Стрелять несчастных по темницам, Стоять на вышках лагерей, Похабно скалиться девицам, Терзать детей и матерей, Но вот на плахе, на Голгофе, В кругу семьи, за чашкой кофе Признает истину твою — И будет нынче же в раю. Бог созиданья, Бог поступка, Водитель орд, меситель масс, Извечный враг всего, что хрупко, Помилуй, что тебе до нас? Нас, не тянувшихся к оружью, Игравших в тихую игру, Почти без вылазок наружу Сидевших в собственном углу? Ваятель, весь в ошметках глины, Погонщик мулов и слонов, Делящий мир на половины Без никаких полутонов, Вершитель, вешатель, насильник, Создатель, зиждитель, мастак, С ладонью жесткой, как напильник, И лаской грубой, как наждак, Бог не сомнений, но деяний, Кующий сталь, пасущий скот, На что мне блеск твоих сияний, К чему простор твоих пустот, Роенье матовых жемчужин, Мерцанье раковин на дне? И я тебе такой не нужен, И ты такой не нужен мне. Одиннадцатая заповедь Опережай в игре на четверть хода, На полный ход, на шаг, на полшага, В мороз укройся рубищем юрода, Роскошной жертвой превзойди врага, Грозят тюрьмой – просись на гильотину, Грозят изгнаньем – загодя беги, Дай два рубля просящему полтину И скинь ему вдогонку сапоги, Превысь предел, спасись от ливня в море, От вшей – в окопе. Гонят за Можай — В Норильск езжай. В мучении, в позоре, В безумии – во всем опережай. Я не просил бы многого. Всего-то — За час до немоты окончить речь, Разрушить дом за сутки до налета, За миг до наводнения – поджечь, Проститься с девкой, прежде чем изменит, Поскольку девка – то же, что страна, И раньше, чем страна меня оценит, Понять, что я не лучше, чем она; Расквасить нос, покуда враг не тронет, Раздать запас, покуда не крадут, Из всех гостей уйти, пока не гонят, И умереть, когда за мной придут. Август 1. «Сиятельный август, тончайший наркоз…» Сиятельный август, тончайший наркоз. В саду изваянье Грустит, но сверкает. Ни жалоб, ни слез — Сплошное сиянье. Во всем уже гибель, распад языка, Рванина, лавина, — Но белые в синем плывут облака И смотрят невинно. Сквозь них августовское солнце палит, Хотя догорает. Вот так и душа у меня не болит — Она умирает. |
