Военный переворот 1. «У нас военный переворот…» У нас военный переворот. На улицах всякий хлам: Окурки, гильзы, стекло. Народ Сидит по своим углам. Вечор, ты помнишь, была пальба. Низложенный кабинет Бежал. Окрестная голытьба Делилась на «да» и «нет». Три пополудни. Соседи спят. Станции всех широт Стихли, усталые. Листопад. В общем, переворот. 2. «Сегодня тихо, почти тепло…» Сегодня тихо, почти тепло. Лучи текут через тюль И мутно-солнечное стекло, Спасшееся от пуль. Внизу ни звука. То ли режим, То ли всяк изнемог И отсыпается. Мы лежим, Уставившись в потолок. Полная тишь, золотая лень. Мы с тобой взаперти. Собственно, это последний день: Завтра могут прийти. 3. «Миг равновесия. Апогей…» Миг равновесия. Апогей. Детское «чур-чура». Все краски ярче, и день теплей, Чем завтра и чем вчера. Полная тишь, голубая гладь, Вязкий полет листвы… Кто победил – еще не понять: Ясно, что все мертвы. Что-то из детства: лист в синеве, Квадрат тепла на полу… Складка времени. Тетиве Лень отпускать стрелу. 4. «Миг равновесья. Лучи в окно…» Миг равновесья. Лучи в окно. Золото тишины. Палач и жертва знают одно, В этом они равны. Это блаженнейшая пора: Пауза, лень, просвет. Прежняя жизнь пресеклась вчера, Новой покуда нет. Клены. Поваленные столбы. Внизу не видно земли: Листья осыпались от пальбы, Дворника увели. 5. «Снарядный ящик разбит в щепу…» Снарядный ящик разбит в щепу: Вечером жгли костры. Листовки, брошенные в толпу, Белеют среди листвы. Скамейка с выломанной доской. Выброшенный блокнот. Город – прогретый, пыльный, пустой, Нежащийся, как кот. В темных подвалах бренчат ключи От потайных дверей. К жертвам склоняются палачи С нежностью лекарей. 6. «Верхняя точка. А может, дно…» Верхняя точка. А может, дно. Золото. Клен в окне. Что ты так долго глядишь в окно? Хватит. Иди ко мне. В теле рождается прежний ток, Клонится милый лик, Пышет щекочущий шепоток, Длится блаженный миг. Качество жизни зависит не — Долбаный Бродский! – от Того, устроилась ты на мне Или наоборот. 7. «Дальше – смятая простыня…» Дальше – смятая простыня, Быстрый, веселый стыд… Свет пронизывает меня. Кровь в ушах шелестит. Стена напротив. След пулевой На розовом кирпиче. Рука затекает под головой. Пыль танцует в луче. Вчера палили. Соседний дом Был превращен в редут. Сколько мы вместе, столько и ждем, Пока за нами придут. 8. «Три пополудни. Соседи спят…» Три пополудни. Соседи спят И, верно, слышат во сне Звонка обезумевшего раскат. Им снится: это ко мне. Когда начнут выдирать листы Из книг и трясти белье, Они им скажут, что ты есть ты И все, что мое, – мое. Ты побелеешь, и я замру. Как только нас уведут, Они запрут свою конуру И поселятся тут. 9. «Луч, ложащийся на дома…» Луч, ложащийся на дома. Пыль. Поскок воробья. Дальше можно сходить с ума. Дальше буду не я. Пыль, танцующая в луче. Клен с последним листом. Рука, застывшая на плече. Полная лень. Потом — Речь, заступившая за черту, Душная чернота, Проклятье, найденное во рту Сброшенного с моста. 10. «Внизу – разрушенный детский сад…» Внизу – разрушенный детский сад, Песочница под грибом. Раскинув руки, лежит солдат С развороченным лбом. Рядом – воронка. Вчера над ней Еще виднелся дымок. Я сделал больше, чем мог. Верней, Я прожил дольше, чем мог. Город пуст, так что воздух чист. Ты склонилась ко мне. Три пополудни. Кленовый лист. Тень его на стене. «На теневой узор в июне на рассвете…» На теневой узор в июне на рассвете, На озаренный двор, где женщины и дети, На облачную сеть, на лиственную прыть Лишь те могли смотреть, кому давали жить. Лишь те, кому Господь отмерил меньшей мерой Страстей, терзавших плоть, котлов с кипящей серой, Ночевок под мостом, пробежек под огнем — Могли писать о том и обо всем ином. Кто пальцем задевал струну, хотя б воловью, Кто в жизни срифмовал хотя бы кровь с любовью, Кто смог хоть миг украсть – еще не до конца Того прижала пясть верховного творца. Да что уж там слова! Признаемся в итоге: Всем равные права на жизнь вручили боги, Но тысячей помех снабдили, добряки. Мы те и дети тех, кто выжил вопреки. Не лучшие, о нет! Прочнейшие, точнее. Изгибчатый скелет, уступчивая шея — Иль каменный топор, окованный в металл, Где пламенный мотор когда-то рокотал. Среди земных щедрот, в войне дворцов и хижин, Мы избранный народ – народ, который выжил. Один из десяти удержится в игре, И нам ли речь вести о счастье и добре! Те, у кого до лир не доходили руки, Извлечь из них могли божественные звуки, Но так как их давно списали в прах и хлам, Отчизне суждено прислушиваться к нам. А лучший из певцов взглянул и убедился В безумии отцов – и вовсе не родился, Не прыгнул, как в трамвай, в невинное дитя, Свой бессловесный рай за лучшее сочтя. |
