— Ты еще вспомнишь мои слова, — заявила она.

Я думала, он работает в пятницу, но он пришел домой. Пьяный. Открыл дверь своим ключом. Я сидела у телевизора, смотрела новости. Сначала я даже ему обрадовалась: у нас был мирный период. И мне казалось, что мы снова можем жить вместе как счастливая пара — спокойно, радостно, не изводя друг друга.

Но он, пошатываясь, ввалился в комнату, а когда я поднялась ему навстречу, без предупреждения врезал мне по щеке — так, что я отлетела назад и упала за журнальный столик.

От шока я не могла двинуться с места, просто лежала, чувствуя щекой грубоватую шерсть ковра, пытаясь понять, что же, собственно, произошло. Затем боль пронзила голову, жуткая боль, это когда он схватил меня за волосы и вытащил из-за столика.

— Ах ты, шлюха… — язык у него заплетался, — грязная мерзкая шлюха… Что, мало тебе?..

Левой рукой он еще раз ударил меня по щеке. Я бы снова упала, но он крепко держал меня за волосы.

— Да что я сделала? — взвизгнула я.

— А, так ты еще и тупая шлюха? — В его голосе зазвучал металл.

На меня пахнуло пивным перегаром.

Он отпустил мои волосы, но, когда я качнулась назад, чтобы опереться рукой о ковер, он занес ногу и коленом ударил меня в нос: я сначала скорее услышала, чем почувствовала, как сломался хрящ. Я завизжала, поползла прочь он него, попыталась подняться на ноги. Слезы неудержимо текли по щекам, смешиваясь с кровью, хлещущей из носа и разбитой губы.

— Ты — моя, поняла, тварь? — заорал он. — Вонючая свинья! Ты будешь делать только то, что я тебе говорю, поняла?

Мне оставалось только всхлипывать, держась за ножку обеденного стола скользкими от крови пальцами. Почему-то я не могла открыть глаза. Я почувствовала, как он отдирает меня от стола за волосы, тащит куда-то, и издалека услышала чей-то тонкий, жалобный визг: «Пусти меня, Ли! Пожалуйста, не надо, не надо! Пожалуйста…»

Одной рукой расстегивая джинсы, он добрел до дивана, не выпуская моих волос, как будто я была тряпичной куклой, которую скучающая девочка таскает за собой по полу. Я пыталась подняться на ноги, боясь, что он вырвет мне все волосы, но не смогла и ползла за ним на четвереньках.

Ли со вздохом уселся на диван, раздвинул ноги — член его был в боевой готовности, похоже, вид моего разбитого, окровавленного лица заводил его — и, с силой нажав мне на голову, поставил перед собой на колени.

— Соси! — приказал он.

Икая, всхлипывая, размазывая кровь по лицу, по шее, я повиновалась. Конечно, больше всего мне хотелось откусить эту его штуковину и потом выплюнуть ее ему в рожу. Хотелось заехать кулаком по яйцам, чтобы он скорчился и заорал от боли, вогнать их внутрь так глубоко, чтобы докторам потом пришлось разрезать его чертову промежность и доставать их обратно.

— А ну смотри на меня! Сука, дрянь, я что тебе говорю — на меня смотри!

Я подняла на него заплывшие глаза и увидела то, что напугало меня еще сильнее. По его улыбочке и туманному взгляду было понятно, что он жутко балдеет и хотел бы предельно растянуть удовольствие, если бы только это… Он крутил у меня перед носом перочинным ножиком с черной рукояткой.

— Дрянь! — сказал он с чувством. — Если хорошо отсосешь, я, так и быть, не отрежу тебе нос.

Я старалась, честно, — задыхаясь, глотая кровавые сопли, так что он не стал меня резать. В тот раз не стал.

«Надо спасаться! — стучало у меня в голове. — Надо бежать!»

Уже тогда я понимала, что судьба может дать мне лишь один шанс.

В четверг после работы я поехала навестить миссис Маккензи. На вокзале Виктория я купила букет цветов — фрезии и чайные розы, потом нашла автобус, который шел до больницы Кингз-колледж.

Я сошла с автобуса в том же месте, где несколько дней назад встретила Сильвию. Как странно! Я раза три оглянулась: а вдруг? Но ни на автобусах, ни в пешеходной толпе, разумеется, ее не было. Странно и то, что я стояла рядом с местом работы Стюарта, в то время как сам Стюарт в это же самое время находился далеко-далеко, на севере.

Я очень долго искала палату — она находилась в боковом корпусе, напротив автобусной остановки. Миссис Маккензи то ли спала, то ли была без сознания. Рот ее был приоткрыт, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Она сильно похудела, а может быть, просто осунулась. Конечно, мертвенный больничный свет и белизна постельного белья кого угодно превратят в призрака. На столике рядом с ее кроватью уже стоял один букет: полураспустившиеся бело-желтые нарциссы. Рядом с вазой лежала открытка.

— Здравствуйте, миссис Маккензи, — прошептала я, желая, чтобы она проснулась, но в то же время было жаль ее будить. — Я принесла вам еще цветов. Как вы себя чувствуете?

Идиотский вопрос. Я села на стул рядом с кроватью и потрогала ее руку — надо же, теплая. Но вся в синяках — от капельниц.

— Как жаль, что я не нашла вас раньше, — сказала я. — Жаль, что меня с вами не было.

Мне показалось, что я почувствовала легкое пожатие. Я пожала ей руку в ответ.

— Вы действительно упали, миссис Маккензи? Случайно? — спросила я дрожащим голосом. — Может быть, вас кто-то напугал? Может быть, вы увидели что-нибудь… или кого-нибудь?

Еще одно пожатие. Или она во сне дергала рукой?

— Но сейчас вы в безопасности, — продолжала я. — Врачи полечат вас, и вы быстро выздоровеете. Мы со Стюартом тоже присмотрим за вами, не волнуйтесь.

Довольно сложно разговаривать со спящим человеком. Я взглянула на открытку. Какие-то красные цветы, довольно искусно нарисованные, а снизу надпись золотом: «С лучшими пожеланиями». Я не удержалась, взяла открытку с тумбочки, перевернула. На обратной стороне было написано: «Выздоравливайте скорее! Стюарт (квартира № 3) и Кэти (квартира № 2)».

Как мило. Надеюсь, когда она проснется, она вспомнит, кто мы такие. Я поставила свои цветы в ту же вазу (не смогла заставить себя выйти в коридор и спросить у кого-нибудь другую) и долила в нее воды.

— Ладно, я пойду, — сказала я миссис Маккензи и еще раз пожала ей руку. — Скоро я опять приду повидать вас, хорошо?

Когда я ждала на остановке автобус, зазвонил мобильник.

— Алло?

— Привет, это я.

— Приветствую вас, «я»!

— Я сказал, что позвоню, помнишь?

— Конечно! Как ты добрался?

— Нормально. А ты там как?

— Тоже нормально. Только что вышла из больницы. Жду автобуса.

— А, ходила проведать старушку?

— Да, но она все еще спит.

— Что они сказали про ее самочувствие?

— А я никого не видела. Я пробыла там ровно минуту. Ой, мой автобус.

— Погоди! Разве ты не можешь поговорить со мной в автобусе?

Я стояла в очереди за пожилой парой, а перед ними — стайка подростков со скейтбордами.

— Могу, но не хочется.

— Тогда можно я позвоню тебе позже?

Я рассмеялась:

— Звони, если не передумаешь.

— В какое время?

— Дай мне хотя бы пару часов. Ты же знаешь, дома у меня полно важных дел.

Когда Ли избил меня в первый раз, я имею в виду, в тот раз, когда он нанес мне действительно серьезные травмы, мне пришлось взять бюллетень на неделю. Я сказала, что у меня грипп. Когда я звонила в контору в понедельник, голос мой звучал ужасно, какой-то сип. Через неделю опухоль на лице немного спала, и я смогла замазать синяки тональным кремом. Но разбитая губа не желала заживать и выглядела, как будто на ней выступила жуткая лихорадка. К счастью, нос все-таки не сломался, или это был не самый страшный перелом.

Конечно, к врачу я не пошла.

Ли торчал у меня пять дней. На следующий день он не разговаривал со мной, смотрел так, как будто я сама по дурости упала где-нибудь на улице. Правда, он все-таки приготовил мне суп и помог умыться, осторожно промокнув салфеткой мое разбитое лицо.