Я смеюсь и ложусь на спину.

— Ну, ты расскажешь мне об этом завтра за завтраком.

— Хочешь поужинать в баре на крыше на открытой террасе «Moon»? — спрашивает Блейк, когда я возвращаюсь в номер.

— Я знаю, что нам следует туда сходить, и мы обязательно сходим, но только не сегодня. Сегодня вечером мы можем поужинать в номере вместе с Сорабом?

Мы так и поступаем — проводим прекрасный вечер втроем. После ужина вместе купаем Сораба, потом играем с ним, он устает через какое-то время, и мы переносим его в нашу кровать. Наконец, это происходит всякий раз, когда Блейк находится рядом с ним, он ползает по нему, как бы укладываясь, и засыпает на груди отца.

Мы тихо разговариваем до поздней ночи, и ложимся вместе с Сорабом, находящемся между нами. Моя последняя мысль, когда я уже совсем проваливаюсь в сон, я не могу поверить — что мне так повезло.

Виктория Джейн Монтгомери

Медсестра ведет меня к психиатру позднее днем. Дверь открывается, и я вижу мужчину, сидящего за письменным столом. Он кажется очень спокойным, но его глаза за очками, внимательные и умные. Могу сказать сразу: он — человек высоко образованный, обладающий шармом, творческим воображением и юмором.

Он встает, приветствуя меня, словно я не пациент, а гость. Его действие, выглядит такими естественными, что производят на меня впечатление. Видите ли, он хочет видеть меня единой целой личностью, однако он не может помешать мне сойти с ума и развалиться на части — части, которые работают не так, как им положено.

Я уже знаю его имя. Один из санитаров упомянул его, но оно также есть и на его двери. Доктор Дж. МакБрайд. Он протягивает руку, и это меня удивляет. Я вкладываю свою руку в его, а он продолжает смотреть на меня с нарочито бесстрастным взглядом. Так он прячет свой интерес, не желая, чтобы я поняла, что ему очень любопытно узнать о наследнице Монтгомери, попавшей под его опеку.

Я безмятежно улыбаюсь ему.

Кто-то открывает дверь и зовет его. Я не уверена, что это не очередная уловка, посмотреть, что я буду делать, оставшись одна. Стоит ему выйти за дверь, я направляюсь в сторону окна. Пациентам не разрешается выходить на балкон, это пространство совершенно пустое. Курильщики на маленьком зарешеченном балконе делают тайком покуривают. Я поднимаю взгляд на небо.

— Что ты делаешь? — спрашивает он от двери.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Слушаю пение птиц, — лгу я, вспоминая Феникса в тот вечер, когда небо раскололось и из появившейся трещины, наполненной струящимся светом, явился он. Интересно, откуда он пришел, и куда делся.

Доктор расслабляется, беспокойство уходит. Он, наверное, предполагает, что люди способны слушать пение птиц независимо от их внутренних проблем, или разрушенное тоже может быть красивым или безвредным на худой конец.

— Ты больше слушаешь, нежели смотришь, — добавляет он.

— Да, да, именно так. Скворцы были музой Моцарта. «Ein Musikalischer Spaß» (Музыкальный Шутка (на немецком языке: Ein musikalischer Spaß) К. 522 (Дивертисмент для двух рогов и струнного квартета) является сочинение Вольфганга Амадея Моцарта).

Он довольно улыбается. Сейчас нам двоим совершенно очевидно, что со мной действительно может быть что-то не совсем в порядке, но я определенно не сумасшедшая.

— Пение птиц — это организованный хаос, — говорит он.

Я моментально вскидываю голову. Ах, Ordo ab chaos. Порядок выше хаоса. Так: он один из нас. Мой отец позаботился об этом. Отлично. В конечном счете это будет очень полезно. Раньше я была слишком нетерпеливым игроком в шахматы, но теперь у меня достаточно времени, чтобы все продумать. Обдумать свой план, чтобы осуществить то, что мной движет.

— Вы разрешите мне осмотреть вас? — любезно спрашивает он, как будто у меня есть право выбора.

Я улыбаюсь с молчаливым согласием. Кажется, я и доктор МакБрайд хорошо поладим.

Результаты рутинного неврологического обследования утешительные: рефлексы мышц, координация, тонус, острота зрения, слуха и чувств, способность решать головоломки — все в норме. Я уже кое-что из этого проходила с медсестрами, но я выслушиваю его отчет наигранной скромностью. Он проводит ручкой по подошвам моих ног, я хихикаю от щекотки, и он смотрит на меня чуть ли не с отеческой заботой.

— Щекотно, — говорю я с улыбкой, и он улыбается в ответ.

— Мне необходимо было сделать это, — признается он наконец.

— Мне любопытно, — начинаю я небрежно, — что вы думаете по поводу галлюцинаций?

Сразу видно, что это была ошибка, тонкая пелена появляется у него в глазах.

— На Западе существует совершенно четкое жестокое непонимание этого состояния, они предполагают, что это предвестник душевного расстройства, именно из-за этого многие люди не хотят делиться своим состоянием. Но в других культурах галлюцинации рассматриваются в качестве привилегированного состояния сознания, которого активно добивались с помощью галлюциногенов, уединения, духовных практик и медитации. А у вас… есть галлюцинации? — его слова полностью компетентного человека, но его глаза являются ловушкой для доверчивых, они наблюдают за мной с подозрением.

— Только однажды, когда я была подростком и попробовала ЛСД, — говорю я мягко.

— Ах, — его голос становится громче. — Вы когда-нибудь слышали чьи-то голоса или видели что-то?

Я совершенно спокойно смотрю ему в глаза.

— Нет.

Пелена пропадает из его глаз. Как легко мне удалось рассеять его сомнения.

— В какой-то момент нам придется поговорить о вашем поведении на свадьбе, если все будет в порядке?

Я натянуто улыбаюсь.

— Конечно.

— Нам необходимо изучить то чрезвычайно повышенное состояние агрессии, которое вы испытали тогда.

— Я боюсь, что несколько потеряла связь с реальностью, потому что была ужасно подавлена и зла. Я не задумывалась, что делаю, но я никогда не делала ничего подобного раньше. Кроме того, я на самом деле не планировала причинить ей боль. Я просто хотела напугать ее.

Он взирает на меня совершенно безобидно, старый козел, наверное пытается вычислить честна ли я.

Я наклоняю голову.

— Честно, я не хотела причинить ей боль. И мне ужасно жаль, что я там натворила.

И, самое удивительное заключается в том, что он успокаивающе хлопает меня по руке.

Лана Баррингтон

Утром мы спускаемся вниз на потрясающий завтрак «шведский стол». Такое изобилие еды, откровенно говоря является шоком для меня — огромный выбор местных блюд, омлеты на заказ, рисовая каша, тосты, торты, пирожные, нарезанные фрукты, различные виды хлопьев. Блейк берет бекон с яйцами, я — блинчики с кленовым сиропом и фруктами. Сораб вгрызается в фрукт.

Блейк предлагает занять Сорабом в течение дня, пока я пойду по магазинам с Билли.

— Я хочу, чтобы ты купила очень короткое белое обтягивающее платье, если здесь такое есть.

— Зачем?

— Вечером узнаешь.

— Ладно, — соглашаюсь я еле заметно улыбнувшись. — Чем вы займетесь?

— Мы еще не решили. Мы выбираем между тиграми и Кидзанией (Третий по величине на планете, проект мирового бренда Kidzania в Бангкоке, ставший популярным у малышей и их родителей со всего света).

— Не ходите смотреть тигров без меня, — останавливаю я.

— Вот и решили. Тогда мы отправимся в Кидзанию.

— Спасибо, — говорю я и громко чмокаю Сораба в нос, он тут же вытирает его.

Мы выходим вместе из ресторана после завтрака и разделяемся у лифтов. Сораб посылал воздушные поцелуи, пока не закрываются двери лифта. Я направляюсь по пустому коридору и стучу в дверь Билли. Она открывает с сонными полузакрытыми глазами, и шлепает обратно по полу, падая в кровать.

— Доброе утро, — приветливо говорю я.

— Сколько времени? — сипит она из-под подушки.