— Подожди-ка, — сказала Анджела и вернулась на страницу с описанием дощечки. — Давай посмотрим, выставлена ли она вообще в экспозиции. Что здесь говорится?

Бронсон прочитал текст.

— Здесь сказано: «Хранится в запаснике. Доступ может быть открыт наделенным соответствующими полномочиями исследователям по специальному разрешению. Заявку направлять в письменном виде, срок рассмотрения — не менее двух недель». Ну, дальше здесь говорится, кому нужно писать, если хочешь посмотреть на дощечку, и какие рекомендации необходимо иметь. — Он тяжело вздохнул. — Стало быть, вот так. Что-то мне кажется, нам не скоро светит оказаться в Париже.

Джалал Талабани сразу же узнал спокойный, неторопливый голос, раздавшийся в трубке мобильного телефона.

— Чем могу быть вам полезен? — спросил он, убедившись предварительно в том, что в зоне слышимости нет никого из его коллег по полицейскому участку Рабата.

— Двое моих людей вчера вечером проследили за этим английским полицейским, Бронсоном, до аэропорта Касабланки. Он встречал там женщину, прибывшую рейсом из Лондона. Мы предположили, что она его жена, но потом мой приятель навел справки и выяснил, что ее зовут Анджела Льюис. Однако она живет вместе с Бронсоном в новом отеле, в который он перебрался. Разузнай, кто она такая, а потом свяжись со мной.

Последовала пауза. Талабани молча ждал продолжения. Он знал, что собеседник не любит, когда его торопят.

— У тебя есть три часа, — услышал наконец Талабани, а потом в трубке раздались гудки.

Бронсон чувствовал, что на сегодня хватит. За последние полтора часа они с Анджелой просмотрели множество переводов надписей, рисунков и фотографий глиняных дощечек из музеев по всему миру. Некоторые изображения были яркими и четкими, другие — настолько размытыми и смазанными, что от них почти не было никакого проку. От кажущегося бесконечным объема информации начали уставать глаза, и Бронсону очень хотелось бросить все к чертовой матери.

— Господи, выпить бы чего-нибудь, — пробормотал он, откидываясь на спинку стула, и до хруста в суставах потянулся. — Честно, Анджела, не представляю, как ты это выдерживаешь? Неужели тебе еще не надоело?

Анджела глянула на него и усмехнулась:

— Вот точно так же я провожу каждый день. Мне вовсе не надоело. Наоборот, я очарована. И в особенности этой дощечкой.

— Что? — переспросил Бронсон и через силу снова воззрился на экран ноутбука.

На нем была выведена фотография глиняной дощечки, которая казалась абсолютна идентичной подобранной Маргарет О'Коннор на суке. Однако в сопутствующей надписи про эту дощечку говорилось, что она была украдена вместе с большим числом других древностей из запасников Каирского музея. И с тех пор никаких ее следов обнаружить не удалось. Фотография была сделана сразу же после того, как музей приобрел дощечку — обычная процедура для вновь поступающих предметов. Однако никаких попыток перевести имевшуюся на реликвии надпись — опять же сделанную на арамейском — ни тогда, ни после не предпринималось.

— Интересно, не эту ли самую дощечку Маргарет О'Коннор обнаружила на суке, — пробормотал Бронсон, потер глаза руками и выпрямился. — Если она в самом деле была украдена, тогда вполне понятно, почему ее владелец, кто бы он ни был, так стремился заполучить дощечку назад.

— Погоди-ка, — прервала его размышления Анджела. Она выбрала один из снимков с диска, который записала для Бронсона Кирсти Филипс, и разместила его на экране рядом с фотографией похищенного из музея экспоната.

— Это другая дощечка, — заявил Бронсон. — Я, как ты сама догадываешься, не понимаю по-арамейски, но даже для меня очевидно, что верхние строчки на двух дощечках имеют различную длину.

Анджела согласно кивнула:

— Верно. И я сейчас заметила еще одну интересную деталь. Я думаю, что всего таких дощечек четыре штуки.

— И как ты пришла к такому выводу?

— Смотри. — И Анджела показала на правый снимок. — Видишь эту короткую диагональную линию в самом углу?

Бронсон молча кивнул головой:

— А теперь посмотри на вторую фотографию. И на этой дощечке в углу имеется подобная линия. — Несколькими щелчками по тачпаду она вернула на экран изображение дощечки из парижского музея. — И на этой тоже, вот здесь.

Анджела оторвала взгляд от ноутбука и с выражением триумфа на лице посмотрела на Бронсона.

— Я по-прежнему ни черта не соображаю, что все это может означать, но, пожалуй, теперь я могу сказать тебе, как были сделаны эти дощечки. Так вот, некто начертил небольшой диагональный крест в центре прямоугольного куска глины. Затем его разрезали на четыре части и каждую из них обожгли. Таким образом, мы с тобой увидели уже три из четырех четвертинок. Соответственно, линия в углу каждой дощечки является составной частью того первоначального креста.

— А раз так, — воскликнул Бронсон, — мы сможем расположить дощечки в нужном порядке, чтобы получился крест, и тогда прочитать надпись целиком.

На то, чтобы раздобыть сведения об Анджеле Льюис, у Талабани ушло меньше времени, чем он предполагал. Начал он с того, что позвонил в отель, где проживали англичане, и пообщался с администратором. Тот сообщил полицейскому, что лично стоял за стойкой и когда Бронсон бронировал комнату, и когда Анджела Льюис заполняла необходимые бумаги по прибытии накануне вечером.

— Это его бывшая жена. — Объяснил администратор, — и работает она, кажется, в Лондоне, в музее.

— В котором? — спросил Талабани.

— Не знаю. Просто, как раз когда она регистрировалась, она разговаривала с мистером Бронсоном о своей работе и упомянула музей. А это важно?

— Нет-нет, на самом деле ничего важного. Спасибо вам за помощь, — быстро проговорил Талабани и повесил трубку.

Он повернулся к компьютеру, открыл поисковую систему «Гугл» и нашел на сайте путеводителя по Великобритании «Britain Express» список музеев Лондона. Одно только количество музеев в британской столице удивило Талабани и привело в некоторое уныние, однако он распечатал весь список и начал методичный поиск с самого начала. Исключив небольшие и узкоспециализированные музеи, он стал по очереди звонить во все остальные прямо по списку и спрашивать Анджелу Льюис.

С седьмой попытки он попал на коммутатор Британского музея. Не прошло и двух минут, как Талабани уже знал не только то, что Анджела Льюис является сотрудницей музея, но и в каком отделе она работает, а также, что в данный момент она находится в отпуске.

А еще через пять минут эта же информация стала известна и человеку со спокойным, неторопливым голосом.

Через час с небольшим после того, как Тони Бэверсток появился на работе, в его кабинете раздался телефонный звонок. Звонивший торопился известить музейных работников о найденной им керамике со следами, как он считал, старинной надписи.

Подобные звонки часто раздавались в музее, и почти в ста процентах случаев «сенсационная находка» оказывалась на деле пустышкой. Бэверсток сразу же вспомнил пожилую леди из Кента, которая не поленилась притащить в музей для изучения мнимую реликвию. «Реликвия» представляла собой несимпатичные на вид остатки маленькой фарфоровой чашки, которые почтенная дама откопала в своем саду. На сохранившейся части можно было прочитать обрывки надписи: «1066» и «тва при Гастин», сделанной подобием готического шрифта.

Старушка была искренне убеждена, что нашла предмет, представляющий невероятную ценность для всего государства, — реликвию, имеющую чуть ли не тысячелетний возраст и являющуюся живым напоминанием об одном из наиболее значительных событий в бурной истории Англии. Когда же Бэверсток заявил, что все это ерунда, яйца выеденного не стоящая, дама категорически отказалась ему верить. И только лишь когда он перевернул разбитую чашку, счистил с донышка грязь и показал старушке другую, уже полную надпись, только тогда удалось убедить ее, что она заблуждалась. Надпись эта, совсем маленькими буковками, гласила: «Можно мыть в посудомоечной машине».