Вечером того же дня Декстер вышел из своего магазина в Петуорте, сел в машину и направился в кафе на окраине Кроуборо, где его уже поджидал мужчина. Они недолго посидели, пропустили по стаканчику, после чего Декстер положил на стол запечатанный конверт. Выйдя на парковку, он вытащил из кузова небольшого белого фургона картонную коробку, перетащил ее в багажник «БМВ», сам сел за руль и поехал обратно в Петуорт.

Вернувшись в магазин, Декстер перенес добычу в подсобку, достал из коробки компьютер и поставил его на занимающую всю длину помещения скамью. Подсоединив необходимую периферию, он включил машину. Через пятнадцать минут он уже нашел все, что его интересовало, и разложил перед собой несколько распечатанных на принтере фотографий с изображением продолговатой серо-коричневой дощечки, покрытой письменами. Увы, снимки не оправдали надежд — они оказались не очень четкими, так что надпись стала ненамного понятнее, как он рассчитывал, хотя все же были намного лучше по сравнению с опубликованными в газете.

У Декстера не было ни малейшего представления, что может означать надпись, не знал он даже, на каком языке она сделана. Он просто засунул снимки в конверт из манильской бумаги, запер подсобку и вернулся в магазин. В кабинете в задней части здания у Декстера стоял мощный компьютер с винчестером большого объема, на котором хранилась подробная информация (изображения и описание) всех вещей, которые он купил или продал за много лет. Кроме того, в отдельной папке, защищенной восьмизначным буквенно-цифровым паролем, содержались подробные сведения обо всех «неофициальных» сделках.

Включив компьютер и перейдя в нужный каталог, Декстер начал сравнивать только что распечатанные фотографии с изображениями глиняной дощечки, которую он продал Чарли Хокстону два года назад.

Удовлетворенный увиденным, он откинулся на спинку стула. Да, он оказался прав. Дощечка действительно являлась частью серии, и от этого находка приобретала большую ценность.

— Ну и что ты скажешь? — спросил Бронсон, когда в трубке раздался голос Анджелы.

— По сути, это ничего не стоящая глиняная дощечка; датируется она ориентировочно началом первого тысячелетия до нашей эры, — ответила Анджела. — Но я звоню по другому поводу.

Тон, каким она произнесла эти слова, встревожил Бронсона.

— Что случилось?

Анджела тяжело вздохнула:

— Когда я сегодня вернулась после ленча в кабинет, я обнаружила, что там кто-то покопался.

— Ты уверена?

— Вполне. Нет, никакого беспорядка, ничего такого, но кое-какие предметы на столе оказались передвинуты. Кроме того, исчезли две фотографии — из тех, что ты мне прислал. И еще — на экране компьютера была заставка, скринсейвер.

— И что это значит?

— Скринсейвер включается после пятиминутного бездействия компьютера, затем, по прошествии пятнадцати минут заставка исчезает, экран становится пустым. Я же отсутствовала больше часа.

— Стало быть, кто-то пользовался твоим компьютером не меньше пяти и не больше двадцати минут перед твоим возвращением. Что ты на нем хранишь? Есть что-то, не предназначенное для чужих глаз?

— Ничего такого, насколько я знаю, — ответила Анджела, — но в любом случае скринсейвер у меня защищен паролем. Кто бы ни пытался ко мне залезть, у него бы все равно ничего не вышло. — Она помолчала, а когда снова заговорила, Бронсон услышал, как напрягся ее голос. — Но это не все.

— Что еще?

— У меня во второй половине дня были намечены дела, так что я ушла из музея вскоре после ленча. Только я пришла домой, как услышала за дверью шум. Я выглянула в глазок и увидела на площадке двух мужчин. У одного из них в руках была фомка или что-то вроде того, а у другого пистолет.

— Господи, Анджела! С тобой все в порядке? Ты позвонила в полицию? Где ты сейчас?

— Конечно, я позвонила. Думаю, есть небольшая вероятность, что где-нибудь на этой неделе они пришлют полицейского. Но я не стала задерживаться и дожидаться, когда же он объявится. Я покинула квартиру через черный ход и спустилась по пожарной лестнице. Ну а сейчас направляюсь в аэропорт Хитроу.

— Куда ты собралась? — поинтересовался Бронсон.

— В Касабланку. Подробности сообщу, когда буду в аэропорту. Самолет делает промежуточную посадку в Париже, так что прилечу я довольно поздно. Ты ведь встретишь меня?

— Конечно… Но почему…

— Крис, я, так же как и ты, не верю в совпадения. От этой глиняной дощечки или от того, что на ней написано, исходит ощутимая опасность. Сначала — мой кабинет в музее, потом — квартира. Я хочу скрыться на время, пока мы не поймем, что же происходит. И рядом с тобой я буду находиться в большей безопасности, чем здесь в Лондоне, одна.

— Спасибо. — На мгновение Бронсон лишился дара речи. — Анджела, перезвони мне, когда узнаешь подробности про свой рейс. Буду ждать тебя в Касабланке. Знаешь, я всегда буду тебя ждать.

Двое мужчин, одетые во все черное, лежали на склоне холма возле группы невысоких кустов и смотрели в компактные бинокли на расположенный внизу, в долине, дом.

Переговорив с Декстером, Забари, в свою очередь, сделал несколько звонков, собирая информацию. Расспросы и привели его сюда — глиняную дощечку похитили у состоятельного человека, а в этом доме, как было известно, он хранил большую часть своей коллекции. Само здание было двухэтажным, с большой террасой на крыше в задней части. С террасы открывался вид на раскинувшийся внизу сад и горы, высящиеся вдали. Перед домом располагалась мощеная парковка; чтобы попасть на нее, необходимо было проехать через массивные стальные ворота.

Сам участок, на котором стоял дом, окружали высокие стены — Забари прикинул, что высота их около трех метров, — однако они не являли собой непреодолимое препятствие. Через любую стену, какой бы прочной она ни была, всегда можно перелезть. Забари больше беспокоила охранная сигнализация; кроме того, требовалось позаботиться еще и о собаках. По территории безостановочно рыскали туда-сюда два крупных черных зверя: похоже, доберманы. Время от времени они подбегали к запертым воротам и глядели через решетку на дорогу. Но стоит им только скушать по куску сырого мяса, сдобренного коктейлем из барбитуратов и транквилизаторов, как собачки погрузятся в крепкий сон.

Забари оторвался от бинокля и оглядел растущие вокруг чахлые кустики — они покрывали всю вершину и склоны песчаного холма, который он выбрал в качестве наблюдательного пункта. От дома их отделяло примерно полкилометра, и Забари был уверен, что внизу никто не догадывается об их присутствии.

Он обернулся на запад, где солнце катилось за горизонт, расцвечивая вечернее небо вперемешку синим, розовым и пурпурным. Закаты в Марокко всегда являют собой захватывающее зрелище — особенно вблизи Атлантического океана. Здесь чистый воздух в сочетании с плавным изгибом побережья каждый день создает причудливое калейдоскопическое зрелище, которое никогда не переставало волновать Забари.

— Сколько нам здесь торчать? — спросил его напарник громким шепотом, хотя подслушать их здесь было явно некому.

— Еще час, — прошептал в ответ Забари. — Прежде чем мы пойдем, необходимо узнать, сколько всего народу в доме.

Через несколько минут зашло солнце, небо стало темно-пурпурным, а затем совершенно черным. Погасли все краски дня, и над миром медленно распахнула свой полог гигантская, неизменная в веках Вселенная, усеянная сияющим светом миллионов звезд.

Войдя в зал для прибывающих пассажиров аэропорта имени Мохаммеда V в Касабланке, Анджела Льюис огляделась по сторонам и сразу же увидела Бронсона. Экс-супруг на пару дюймов возвышался над большинством местных жителей, а кроме того, выделялся из окружающей толпы типичным европейским нарядом — широкие серые брюки, белая рубашка и светлая куртка — и сравнительно бледным лицом под шапкой густых и непокорных черных волос. Да, и еще, конечно, его несомненная красота, от которой Анджелу всякий раз, когда она видела Бронсона, пробирала дрожь.