Надя потянула Марину к себе и крепко обняла. Но материнские объятия почему-то начали душить девушку. Она высвободилась и подошла к двери.

— А где дядя Сережа? Пора обедать.

В августе Сергей настоял на том, чтобы Надя, как и планировали, повезла Марину в Чжаланьтунь. Обеспокоенный развивающимся романом между его племянницей и Рольфом, он надеялся, что отдых вдали от немца остудит страстную одержимость Марины и даст ей время обо всем подумать.

Расположенный на западной ветке железной дороги в долине реки Ял, Чжаланьтунь по праву считался одним из красивейших и модных курортов Маньчжурии. Обилие парков, спортивных площадок, открытая эстрада для симфонического оркестра и театральных постановок — все здесь нравилось Марине. Она любила этот городок, где провела не одно лето детства, и была бы рада этой поездке, если бы решетчатые беседки, разноцветные гирлянды, развешанные вдоль реки, и тихая романтическая музыка по вечерам не заставляли ее каждую минуту вспоминать о Рольфе. Вскоре Надя поняла, что разлука лишь усилила любовь ее дочери к привлекательному немцу.

Когда они вернулись в Харбин, природа уже дышала осенью. Летняя жара спала, и город начал готовиться к суровой зимней поре. Незадолго до начала первого учебного семестра Марина объявила, что Рольф сделал ей предложение и она согласилась. Надя восприняла эту весть сдержанно.

— Мое предостережение все еще в силе, Марина, и, кроме того, я не знаю, что на это скажут твои друзья в городе. — Она замолчала и многозначительно посмотрела на дочь. Свою мысль мать не закончила, но Марина поняла ее. Она собиралась выйти замуж за японского союзника, и все посчитают, что она делает это ради личной выгоды. Ну и пусть! Она будет выше этого. Если кто-то и начнет распускать слухи, то, конечно, из зависти.

Вопреки опасениям Нади, после объявления о помолвке, напечатанного в газете, друзья и знакомые стали звонить им с поздравлениями и добрыми пожеланиями. Мать больше всего боялась, что все отвернутся от Марины из-за того, что она выбрала в мужья немца, но случилось как раз наоборот.

— Это показывает только, до чего люди переменчивы в своих убеждениях, — высказала свои мысли Надя. — Сейчас немцы и японцы при власти, вот все и набиваются нам в друзья.

Марину же беспокоило отношение к Рольфу ее дяди. Сергей по большей части избегал Ваймера. Дядю своего она обожала, и ей было очень важно заручиться его одобрением. Но каждый раз, когда она начинала расхваливать Рольфа, перечисляя его достоинства, Сергей выходил из комнаты или менял тему. Марина не понимала, кто больше противился ее браку, мать или дядя Сережа, и ее мало-помалу начало возмущать невидимое, но постоянное влияние на жизнь их семьи Эсфири.

— Ты никак не можешь забыть Эсфирь, верно, мама? — как-то бросила она недовольным тоном незадолго до свадьбы. — Не вини всех немцев за травлю евреев. Ты разве забыла, что Эсфирь пострадала от рук наших, русских людей, а вовсе не немцев.

Ее аргумент не вызвал никаких возражений, и, кроме того, Марина почувствовала, что душевная рана матери слишком глубока и развивать эту тему бесполезно.

Вскоре после помолвки Рольф сказал Марине, что должен на несколько дней уехать по делам в Шанхай. Вернувшись, с Надей и Сергеем он был вежлив и сдержан, будто не замечал оказанного ему прохладного, хоть и любезного приема. Марине, как никогда, захотелось доказать своей семье, что она не ошиблась с выбором мужа.

Как-то за несколько дней до свадьбы она возвращалась домой от Зои, которая должна была стать свидетельницей. Размечтавшись о самом торжественном дне своей жизни, Марина не замечала ничего вокруг и даже не увидела мать, пока чуть не столкнулась с ней на улице.

— Что ты так улыбаешься? Шутку услышала? Расскажи мне, я тоже хочу посмеяться.

Марина взглянула на мать. В прекрасном бежевом платье, купленном у Чурина, Надя выглядела очень нарядно. Марина поинтересовалась, куда она идет.

— Я приглашена на чай к госпоже Волковой, — пояснила Надя и, увидев, как удивленно поднялись брови дочери, добавила: — Я решила прогуляться пешком. Кстати, она и тебя в приглашении упомянула. Не хочешь пойти со мной?

Всем в городе было известно, до чего Мария Волкова любит вмешиваться в чужие дела и сплетничать, ей даже дали прозвище — мадам Длинный Нос. Более неприятного времяпрепровождения, чем чай с госпожой Волковой, Марина и представить себе не могла, а потому ответила твердым отказом.

Надя усмехнулась и взяла дочь за руку.

— Ну тогда хотя бы проводи меня.

— Мамочка, отчего вдруг ты решила чаевничать с госпожой Волковой? Ты же никогда ее не любила.

— Невозможно всегда делать только то, что хочется, доченька. Господин Волков — пациент Сергея. Нехорошо обижать их отказом.

— Ну ладно, пройдусь с тобой до Английского теннисного клуба. Но отсюда до Центральной улицы добрых пять или шесть кварталов. Ты уверена, что дойдешь на каблуках? — Марина указала на Надины коричневые туфли змеиной кожи на высоких каблуках.

— Ты же знаешь, я никогда не покупаю неудобных вещей. Это швейцарские «Балли», они у меня самые комфортные.

— По-моему, ты говорила, что твоим ногам лучше всего подходят чешские «Бата», разве нет? — улыбнулась Марина, зная страсть матери к хорошей обуви.

Надя рассмеялась.

— Наблюдательная ты моя! Ты же не хуже меня знаешь, что «Балли» смотрятся намного элегантнее, чем «Бата». И что, если мне захотелось покрасоваться, я не имею на это права?

Когда вышли на оживленную Новоторговую, Марина взяла мать за руку. Шум здесь стоял оглушительный: отовсюду неслись гудки такси, а трамваи, делая крутой поворот на Гоголевскую, издавали пронзительный скрип.

— Марина, — неожиданно сказала Надя, — а Михаил часто играет в теннис в Английском клубе?

Та кивнула.

— Часто. Могу заглянуть, посмотреть, там ли он сейчас.

— Он очень хороший молодой человек. И профессию выбрал необычную для русского. Инженеров в Харбине хоть пруд пруди, а вот бухгалтеров раз, два и обчелся. Он правильно сделал, что устроился в американскую фирму. Разумное решение.

— Я никогда не отрицала, что он умен. Он не только с цифрами ладит, но и в литературе неплохо разбирается. Поэтому я так и люблю с ним разговаривать.

— Он славный молодой человек, Марина. У него прекрасное будущее, и, если ты этого не заметила, он по уши в тебя влюблен.

Марина остановилась и посмотрела на мать.

— Мама, ты все еще не можешь смириться с тем, что я выхожу за немца?

— Что ж, как говорится, не в бровь, а в глаз. Да, мне хотелось бы, чтобы это был Михаил, а не Рольф. Ты моя дочь, и я беспокоюсь о тебе. Вокруг тебя столько интересных молодых людей, но ты не дала шанса ни одному из них, даже Мише.

— Я люблю Рольфа, мама.

— Надеюсь, позже тебе не придется об этом пожалеть.

Марина ахнула.

— У меня свадьба через несколько дней, а ты мне такое говоришь?! К твоему сведению, я вполне могу сама о себе позаботиться. У нас будет брак на равных условиях. Поэтому я и хочу получить образование и стать медсестрой. Я не хочу, чтобы Рольф меня содержал.

— У тебя уже есть такие отношения с Михаилом, — спокойно заметила Надя. — И он оказался достаточно терпелив, чтобы сдерживать свою любовь и не давить на тебя. Почему ты не выбрала его?

— Я никогда не думала о нем в этом смысле, — уклончиво ответила Марина. — К тому же ты сама прекрасно знаешь, что должно быть и физическое влечение, а чтобы я с Михаилом… — Она сбилась, замолчала, а потом выпалила: — Мама, ради бога, давай прекратим этот разговор. Я люблю Рольфа. Сколько раз мне нужно это повторить, чтобы ты поверила? Я хочу, чтобы Миша оставался мне другом, близким другом, но не более.

Они пересекли большую площадь у собора и уже почти подошли к Английскому клубу, когда Надя вдруг охнула и оступилась.

Ухватив мать за руку, Марина засмеялась.

— Не такие уж удобные эти твои «Балли»!

Но улыбка ее растаяла, когда она увидела лицо матери. Оно сделалось пепельно-серым, немигающие глаза смотрели куда-то вдаль. Марина в ужасе обхватила Надю за талию.