Сегодняшняя трагедия для нее тоже стала ударом. Ей было жаль Антона Степановича и Вадима, но ее горе не было таким мучительным, как горе Сергея или Нади. Однако это убийство всколыхнуло тщательно упрятанные воспоминания о смерти ее родителей и об изнасиловании. Она знала, каково жить с такой тяжестью в душе, и потому хотела оградить от этого Надю.

За месяцы, прошедшие после свадьбы с Сергеем, которого она любила со страстью, удивившей ее саму, Эсфирь и Надю полюбила как сестру, приобретя тем самым дружную семью. И теперь собиралась сделать все возможное для того, чтобы тела Антона Степановича и Вадима оказались дома. Рабочих или солдат, которые сегодня будут охранять дворец, она не боялась. После триумфального возвращения Ленина и Петроград она часто бывала в Смольном на его выступлениях. Была она и на Финляндском вокзале среди ликующих рабочих, которые пришли туда приветствовать Ленина и его супругу Надежду Константиновну Крупскую. Эсфирь ухаживала за больными женами рабочих в их лачугах, и в Выборге ей даже дали прозвище — Ангел-хранитель. Она считала, что не заслуживает такого имени, но надеялась, что сегодня оно пригодится. Смешно бояться, что ее могут связать с семьей Персиянцевых или посчитать агентом монархистов!

С далекого Литейного проспекта донеслось несколько выстрелов, но Эсфирь привыкла к этим звукам. Небо над тем районом озарилось багрянцем, и женщина остановилась посмотреть на зарево. Как же это печально! Сдерживаемая ненависть, накопившаяся за века молчаливого угодничества, вырвавшись, грозила захлестнуть всю страну. Но толпу Эсфирь не винила. Будь у нее возможность, она точно так же поступила бы с убийцами, которые устроили погром в ее деревне пять лет назад.

Добравшись до квартиры Якова, она постучала, но никто не ответил. Из соседней двери показалась голова.

— Его с утра не было, — сообщил сосед, с любопытством оглядывая Эсфирь. — Передать что-нибудь?

— Да. Пожалуйста, передайте ему, что Эсфирь и Сергей просят его прийти как можно скорее.

Расстроившись, она пошла к Шляпиным. Выслушав ее рассказ, братья переглянулись.

— Нам понадобится телега и гробы. Где же их взять-то и такое время? Уже шесть часов!

— Что же делать? — спросила Эсфирь. — Нужно вывезти Антона Степановича и Вадима из дворца сегодня, пока они сами не увезли их. Хотя, возможно, мы уже опоздали.

— Что, если нанять дрожки и оставить их на соседней улице, чтобы не привлекать внимания?

Эсфирь поежилась, представив себе мертвых Антона Степановича и Вадима на сиденье дрожек. Но другого выхода не было, и она это знала.

— Поторопимся!

У парадного входа в Голубой дворец двое солдат перегородили им дорогу.

— Куда идете, товарищи? За какой надобностью?

— Мы пришли забрать тела двух моих родственников, которые сегодня утром были застрелены тут по ошибке, — ответила Эсфирь, надеясь, что ее голос звучит спокойно и властно.

Подняв факел высоко над головой, один из солдат всмотрелся в ее лицо.

— Родственников? Любые родственники тех, кто жил внутри этих хором, — он дернул подбородком в сторону дворца, — враги государства.

Шляпины одновременно хлопнули его по спине и дружно захохотали.

— Да будет тебе, браток, мы все большевики. Вот наши удостоверения, смотри, если не веришь.

Солдат широким жестом отодвинул протянутые бумаги.

— Не нужны мне ваши удостоверения. У меня приказ.

«Черт, он не умеет читать! — с тревогой подумала Эсфирь. — Нужно пустить ему пыль в глаза. — И приказала себе: — Говори командирским голосом!»

— Мы что, должны доказывать, что имеем право войти? Нам нужно всего лишь забрать два тела.

Не зная, что делать дальше, солдат заволновался. Пытаясь выиграть время, он покашлял, вытер рукавом губы, но потом взял Эсфирь за руку.

— Пошли со мной, я проведу тебя к дежурному комиссару. Пущай он решает, что с тобой делать.

Шляпины двинулись было за ними, но солдат перегородил дорогу ружьем.

— Вы не пройдете. Гражданка сказала, что там тела ее родственников, так что обождите здесь.

Эсфирь провели в небольшую комнату, расположенную недалеко от парадного входа. Комиссар сидел за письменным столом. Когда солдат рассказал, чего хочет Эсфирь, человек за столом сквозь табачный дым окинул ее изучающим взглядом.

— Мы не встречались раньше?

— Быть может, и встречались, товарищ комиссар, — ответила Эсфирь, изо всех сил стараясь скрыть дрожь в голосе. — Я была на многих собраниях и, когда распространяла революционные листовки, часто ходила по заводам и казармам.

— Что же связывает ваших родственников, которых вы хотите забрать, с дворянами, жившими здесь?

Эсфирь почувствовала, что попалась. Она никогда неумела хорошо лгать и решила, что ее единственная надежда на успех — говорить правду.

— Один был семейным врачом, а второй пришел…

— Семейным врачом? Кем он вам приходился?

— Свекром.

Опершись о стол обеими руками, комиссар медленно встал. «Ручищи здоровенные, как лапы льва», — подумала Эсфирь, и по телу ее пробежал холодок, когда мужчина неторопливо обошел стол и остановился рядом с ней.

— Свекор, значит, да? Ну-ну! — произнес он, глядя на нее с высоты своего роста. — Что ж, гражданка, давайте посмотрим ваши документы.

Опять это новое слово «гражданка», придуманное большевиками, чтобы при обращении не указывать на классовую принадлежность человека. Она достала из внутреннего кармана пальто удостоверение и протянула комиссару.

— В «Северных записках», значит, работаете. Понятно. Журналист?

Эсфирь кивнула, не понимая, к чему он клонит. Мужчина прищурился.

— Революционерка с родственниками в Голубом дворце. На чьей вы стороне, гражданка Ефимова?

— Можете осведомиться у начальника моей ячейки, товарищ комиссар. Он поручится за меня.

— У меня нет времени проверять каждого, кто сюда приходит. Вы арестованы, гражданка. Каждый, кто хоть как-то связан с Персиянцевыми, подлежит задержанию и допросу. Вас отвезут в тюрьму, в «Кресты», и, если выяснится, что вы невиновны, вас отпустят.

Выйдя из дворца, Эсфирь заметила, что Шляпины переместились ближе к ожидавшим дрожкам. Прежде чем подняться в грузовик, к которому ее подвели, она задержалась, чтобы братья увидели, что происходит. Вечер встречал холодом. Улицы были покрыты снегом, но не свежим, белым, а грязным, утоптанным.

Теперь ей предстоит каким-то образом доказывать тюремщикам свою невиновность.

Всю ночь Сергей не знал покоя. Он слишком устал, чтобы бодрствовать, дожидаясь Эсфири, но пережитое не давало ему заснуть, поэтому, погрузившись в полузабытье, он метался по кровати, борясь с кошмарами.

Горе раздавило его. Этот невыносимый груз отягчался мыслями о том, какие обязанности лягут на него, последнего мужнину в семье Ефимовых. Он медленно открыл глаза навстречу молочному свету октябрьского утра, который, просочившись сквозь занавески на окнах, упал на деревянные половицы. Ему стоило больших трудов сдержать себя, чтобы тут же не вскочить с постели и не броситься к сестре и ее ребенку. В квартире было тихо, а значит, все спали. Нужно двигаться поосторожнее, чтобы не разбудить Эсфирь. Он аккуратно повернулся — проверить, спит ли жена или смотрит на него, подложив под голову локоть, что в последнее время бывало часто. Но в это хмурое утро Эсфири рядом с ним не оказалось. Хотя ему и не спалось, он вроде не слышал, как она вставала.

Одевшись на скорую руку, он поспешил в комнату Нади. У двери услышал негромкое чмоканье — его новорожденная племянница сосала материнскую грудь. Племянница! Приятное тепло разлилось по его телу. Он подошел к кровати и залюбовался живым комочком. Надя прикрылась и посмотрела на Сергея.

— Правда, она красавица? — прошептала молодая мать и заплакала.

Сергей кивнул, не сводя глаз с девочки: круглые, широко раскрытые голубые глазки, крохотные влажные губки кружочком, блестящий язычок недовольно высовывается и прячется обратно.