Мой отец в свое время говорил об этом деле. День смерти Иоанна Павла I запомнился мне, потому что совпал с моим днем рождения, 29 сентября. Я была совсем еще девочкой, но меня поразило то, какой ореол тайны окружал его внезапную кончину после тридцати трех дней понтификата, причем вскрытия не было, и ни один врач не взялся подписать свидетельство о смерти. Лишь много лет спустя мне открылись другие подробности тех событий. Уже студенткой я узнала, что человек, информировавший покойного Папу о делах Института религиозных дел, был найден повешенным в римском парке, излюбленном месте встреч трансвеститов. То была целая череда смертей, как я выяснила позже: журналист «Оссерваторе Романо», налоговый инспектор, расследовавший финансовые скандалы, подполковник безопасности, судья, несколько кардиналов, полицейский с Сицилии Борис Джулиано и, наконец, директор «Банко Амброзиано» Роберто Кальви. Однажды утром, в 1982 году, Кальви с карманами, полными камней, нашли повешенным на лондонском мосту Блэкфрайерз — название, что любопытно, означающее «Черные братья».
— То есть финансовые операции «Банко Амброзиано» и института были похожи на те, что задумывала ложа Eruca Sativa?
— Ну, скажем так, это не точная копия, но довольно верное подражание. Имей в виду, что намерение создать могущественный ватиканский банк в пятнадцатом веке не было исполнено из-за провала Апрельского заговора. Избавиться от Лоренцо не удалось, план расстроился, но отчасти это было восполнено деятельностью генуэзцев, которые устремились в Испанию и другие страны, заменяя изгнанных евреев, вскоре после заговора. — Взгляд Росси делался все более сумрачным, словно эти рассуждения жгли его изнутри. — С тех пор и до наших дней Ватиканский банк участвовал в незаконных операциях всех видов, от мошеннических банкротств до финансирования государственных переворотов и продажи оружия, и ни разу его руководители не подвергались светскому суду. По-моему, это и есть воплощение давнего замысла общества Eruca Sativa. Достаточно?
— Но это же все известно. Есть списки масонов — членов курии, деятельность Института религиозных дел не секрет, по крайней мере, для информированной публики, так же как и большая часть операций «Банко Амброзиано». Существуют книги, досье, опубликованное в прессе: какой смысл, нарушив столько раз закон, прятать тетради, имеющие разве что историческую ценность?
— Не суди поспешно, Анна. Самые незначительные, на первый взгляд, вещи могут привести за решетку. Вспомни: Аль Капоне попал в тюрьму не за убийство, кражу или вымогательство, а за уклонение от уплаты налогов. И потом, все это может происходить из-за борьбы различных сил в Ватикане. Гражданская война, так сказать. — Опираясь подбородком на руку, он поднял брови и посмотрел на меня: мне показалось, что в глазах его мелькнула какая-то особая искорка. — Как ты знаешь, внутри курии существуют группировки: с одной стороны, «Опус Деи», постоянно набирающий силу, с другой — группа, связанная через «П-два» с масонами и с обществом Eruca Sativa Это не считая всяких прочих вариантов.
— А что, если кто-то из церковников указал на «Мадонну»?
— Это самое вероятное. Тогда понятно, почему инспектор Леони знал о существовании тетрадей Лупетто. Должно быть, некий член курии, возможно не называя своего имени, навел его на след, из раскаяния или из личной мести.
— Тайный информатор…
— Точно, — улыбнулся профессор. — Во время расследования по делу «Банко Амброзиано» остался без ответа главный вопрос: ограничивались ли связи Ватикана с «П-два» финансовыми делами или же, как тогда считали многие, масонская ложа существовала прямо под крышей папского дворца? — Профессор погрузился в чтение диссертации настолько, что еще немного — и пепел начал бы падать на лацкан его пиджака; я вовремя пододвинула пепельницу. — В сущности, именно это Церковь и стремится скрыть во что бы то ни стало.
Росси погасил сигарету. Его наблюдения говорили как об отличной памяти, так и о способности делать сложные, но не громоздкие, логические построения. Пожалуй, в столь блестящем изложении сквозило и некоторое тщеславие, как у всякого, кто занят преподаванием. Однако аргументация его строилась не на риторических приемах, а на рассуждениях: он формулировал гипотезы, ставил вопросительные знаки, не выдвигая окончательного мнения, точно так же как на занятиях предлагал студентам интерпретировать факты по-своему. Но я не была студенткой, или была больше, чем студенткой, и не хотела, чтобы меня воспринимали как одну из них. По правде говоря, мне было совершенно непонятно, кто я для него. Любимая ученица? Товарищ по приключениям? Приемная дочь? Любовница? Меня сбивали с толку его сосредоточенность, удивительная застенчивость, приступы упорного молчания. Порой мне казалось, что после той ночи в его доме мы оба отступили на прежние позиции, обороняя свое личное пространство, и внешне все смотрелось вполне невинно. Пока я изводилась этими вопросами, он продолжил нейтральным лекторским тоном:
— Когда в газетах напечатали о связи Ватикана с банкирами-мафиози, сам Иоанн Павел Второй, главный покровитель Марцинкуса, счел, что пора его немного подвинуть. Банкира отправили в Соединенные Штаты, куда-то в глушь Аризоны — Сан-Сити, если я правильно помню. После этого некоторые влиятельные круги в Ватикане решили отказаться от рискованных предприятий и скрыть все, что могло скомпрометировать понтифика.
Картина Церкви, раздираемой изнутри, соперничества между группами влияния, совпадала с тем, что говорил Боско Кастильоне во время нашей первой встречи. Разумно было предположить, что с ухудшением здоровья Папы Войтылы конфликт разгорался все сильнее, предвещая нешуточную борьбу за инвеституру. С этой точки зрения теория о ложе, действующей с XV века, выглядела довольно убедительно. И еще: когда я всерьез усомнилась, что в мире есть порядок, мне было приятно обнаружить за бессмысленно мелькающими событиями если не порядок, то хотя бы систему отношений.
— Это объясняет все лишь частично, — заметила я, признавая в глубине души, что здесь есть немалая доля правды. Но не вся правда — лишь та ее часть, о которой позволено рассказать.
— Чтобы до конца понять мотивы Церкви, — изрек Росси, — надо попытаться мыслить так, как ватиканские государственные деятели. Боюсь, ни ты, ни я никогда не дойдем до такой степени извращения. — Это «ни ты, ни я» понравилось мне: хоть что-то у нас было общее. — Монсеньор Готье сперва намеревался сделать галерее Уффици выгодное предложение о покупке картины, но затем его стратегия усложнилась: вспыхнули споры о реставрации с участием Франческо, всплыли тетради Мазони. Наверное, тогда они осознали, какую громадную опасность таят эти рукописи, и решили прибегнуть к другим приемам.
Мы уже отошли после наших приключений и беседовали обо всем этом, сидя под тентом в кафе на меркато Веккьо, площади старого рынка, за пивом и салатом с базиликом, моцареллой и черными оливками. Мартовское солнце бросало нежные шафрановые отсветы на здание рынка из железа и стекла — там царило полуденное оживление: продавцы зазывали к себе, покупатели бродили среди прилавков, где лежали разделанные петухи с яркими гребнями и освежеванные кролики, и зеленных рядов с грибами, помидорами, артишоками и зелеными бобами в больших корзинах.
На столе, между кружками с пенистым пивом, лежал номер «Коррьере делла сера», открытый на первой странице раздела «В Италии». Заголовок гласил:
«ВО ФЛОРЕНЦИИ РАЗОБЛАЧЕНЫ ПОДПОЛЬНЫЕ ТОРГОВЦЫ ПРЕДМЕТАМИ ИСКУССТВА
Несколько подразделений карабинеров было задействовано в операции “Макиавелли”, прошедшей в различных итальянских городах. Всего выявлено 236 книг XV и XVI веков.
Франко Пеллоджи, Рим.
Кражи были поставлены на широкую ногу. За последние годы из библиотек, архивов и прочих государственных культурных учреждений похищено множество бесценных кодексов и манускриптов. Их переправляли во Флоренцию, в известный аукционный зал, и продавали за суммы от 200 до 500 тысяч евро.
