— Ты, вероятно, прав, Северус. У тебя инстинкт в подобных вещах.

Снейп многозначительно ответил:

— Я научился помалкивать от хозяина, Альбус.

— Несомненно, ты прав, Северус. Несомненно, ты прав.

Мартин Джон Прескотт был Репортером. Он всегда думал о слове как о чем-то, полностью капитализированном. Для Мартина профессия Репортера была большим, чем просто работой. Он был с ней единым целым, не просто еще одним чтецом новостей с экрана или очередным именем под статьей в газете. Он был тем, кого продюсеры в эпоху постоянного круглосуточного потока новостей называли «личностью». Он подчеркивал собой новости. Он обрамлял их. Он окрашивал их. Не то чтобы в негативном ключе, по крайней мере, он в это твердо верил. Он просто добавлял ту самую щепотку таланта, которая превращала новости в Новости, иные словами, в нечто, что другие люди могут захотеть посмотреть или почитать.

С одной стороны, Мартин Джон Прескотт имел запоминающуюся внешность. Он носил белые рубашки на пуговицах с джинсами, рукава обычно были слегка закатаны. Если ему случалось надевать галстук, то тот был безупречного стиля, хотя и немного ослаблен, как бы говоря зрителям «Да, я очень много работаю, но уважаю своих зрителей достаточно, чтобы не терять уровень своего профессионализма».

Мартин был строен, нестар и хорош собой, его очень темные волосы всегда, казалось, развевались на ветру, что создавало сказочное впечатление.

Но, как Мартин с гордостью говорил присутствующим на завтраке Пресс-Клуба, его внешний вид не имел никакого отношения к профессии Репортера. Он обладал чутьем на людей, а также на новости.

Он знал, как соединить одно с другим так, чтобы результат вызвал наибольший эмоциональный отклик.

Но самым главным, что делало Мартина Джона Прескотта Репортером с большой буквы, было то, что он любил истории. Там, где иные высокооплачиваемые, ведущие новостей давным-давно собрали команду прислужников, мечущихся туда и сюда, собирая ценные кадры и интервью, в то время как сами они спокойно посиживали в раздевалках, изучая свои рейтинги, Мартин гордился тем, что своих результатов он добился сам, путешествуя и проводя расследования.

Правда же состояла в том, что Мартин обожал свое ремесло, «погоня» была его страстью. Быть корреспондентом для него было равнозначно тому, чтобы быть охотником с камерой вместо ружья. Мартину нравилось самому выслеживать свою добычу.

Он наслаждался погоней, размытыми снимками, сделанными на ходу карманным фотоаппаратом, задаванием идеально подобранных вопросов, длительным ожиданием за дверями суда или подозрительного гостиничного номера. Мартин занимался всем этим сам, зачастую в одиночестве, временами снимал сам себя в процессе, поддерживая своих зрителей в напряжении в ожидании развязки. Никто другой не сумел бы проделать все так, как он, и в этом был секрет его славы.

У Мартина был, как говорят о самых лучших Репортерах, нюх на новости. И его нюх говорил, что история, которую он раскручивал сейчас, если она удастся, если он сможет предоставить реальные, неподдельные кадры, это будет история всей его жизни. Даже сейчас, скорчившись в кустах, грязный и потный, с грязными и спутанными волосами, в которые набились прутики и листья, после всех неудач и провалов, он по-прежнему чувствовал, что эта история укрепит его карьеру. На самом деле, чем труднее ему становилось, тем упорнее он расследовал. Даже после привидения. Даже после того, как его вышвырнул в окно ребенок-убийца. Даже после ужасного столкновения с гигантским пауком. Мартин считал неудачи как доказательство значимости.

Чем тяжелее расследование, тем оно ценнее. Он испытывал мрачное удовлетворение от осознания того, что если бы он просто нанял команду исследователей, чтобы все здесь проверить, они бы сбежали отсюда еще несколько месяцев назад, едва встретив первые признаки магического сопротивления этого места, без самого крошечного рассказа. Это такая история, которая может быть рассказана только им. Это, говорил он себе с удовольствием, особый материал. Больше никаких полевых репортажей. Никаких специальных отчетов. Если все удастся, Мартин Джон Прескотт сможет выбрать свой собственный путь в любом из крупнейших новостных агентств в стране. Но зачем останавливаться на этом? С такой историей в кармане он мог бросить якорь в любой точке мира, не так ли?

Но нет, сказал он сам себе. Не стоит думать об этом сейчас. Он должен выполнить работу. Сложную и чрезвычайно ответственную работу, но Мартину доставляло удовольствие исполнять самую тяжелую ее часть. После месяцев разведки и организации, планирования и наблюдения, пришло время грандиозной награды, ставки сделаны.

Если последняя часть расследования пойдет не по плану, он уйдет ни с чем. Он не смог заполучить хороших, четких кадров, кроме видео на карманной камере с того соревнования на метлах, несколько месяцев назад. Этого могло бы хватить, но они были утеряны, принесены в жертву — неохотно! — гигантскому пауку, во время его бегства через лес. Тем не менее, он не зацикливался на неудачах. Нет, это сработает. Все пройдет по плану. Так и будет. Он же Мартин Джон Прескотт.

По-прежнему скорчившись за опушкой леса, Мартин проверил, ловит ли сотовый. Большая часть его полевого снаряжения была потеряна в лесу. Его мобильный вообще едва работал и вел себя крайне странно. Прошлой ночью он пытался с помощью своего планшета связаться со своим офисным компьютером, как вдруг экран стал весь розовый и начал транслировать текст довольно грубой песни про ежей*. К счастью, его камера и мобильный неплохо работали до инцидента с пауком. Теперь же, телефон был практически всем, что у него осталось, и несмотря на то, что экран отображал странную смесь цифр, восклицательных знаков и иероглифов, он, похоже, мог поддерживать связь. Удовлетворенный, Мартин заговорил.

— Прямо сейчас, я затаился за замком, укрывшись в объятиях леса, который был моим домом время от времени в течение последних изнурительных месяцев. До сих пор я просто наблюдал, стараясь не беспокоить то, что может оказаться простой сельской школой или интернатом, несмотря на сообщения моих источников. Теперь, я уверен, что пришло время мне приблизиться. Если мои источники не правы, я просто столкнусь с недоумением и тем сортом юмора, который встречается в провинциальной Шотландии. Но если, тем не менее, мои источники верны, как я предполагаю, основываясь на моих собственных наблюдениях до этого момента, возможно, я отправляюсь в лапы своей судьбе. Я встаю. Сейчас середина утра, около девяти часов, но я никого не вижу. Я осторожно покидаю свое укрытие и ступаю на территорию школы. Мартин осторожно пополз вокруг полуразвалившегося домика на окраине леса. Огромного, лохматого человека, за которым он часто шпионил, нигде не было видно. Мартин выпрямился, уверенный в смелости своего первоначального подхода. Он начал пересекать аккуратно подстриженное поле между хижиной и замком. По правде, он не верил, что ему угрожает серьезная опасность. У него было инстинктивное чувство, что более серьезная опасность находится позади него, в этом жутком, мистическом лесу. Он действительно разбил лагерь на окраине леса, с другой стороны, подальше от замка, там где деревья выглядели более нормально, и где было меньше тревожных звуков по ночам. Тем не менее, его походы туда и обратно через густые участки леса были довольно странными, мягко говоря.

Но на самом деле, после паука, от которого он спасся только благодаря удаче, он больше ничего такого не встречал. В смысле, он считал, что возможно, было бы лучше, если бы встретил. Знакомое чудовище, как паук, например, гораздо лучше, чем те неизвестные фантомы, которые создавало воображение Мартина в ответ на странные звуки, которые он слышал во время долгих лесных прогулок. За ним шпионили, он знал. Большие фигуры, тяжелые фигуры преследовали его всегда, слева или справа, скрываясь за деревьями. Он знал, что они наблюдают за ним, и он так же чувствовал, что, в отличие от паука, они разумны. Возможно, они были враждебны, но, в первую очередь, они были любопытны. Мартин даже почти решился окликнуть их, потребовать, чтобы они показались. Но, вспомнив паука, он решил, что невидимый монстр, которому любопытно, лучше видимого спровоцированного монстра.