Петра взглянула на Табиту, она была бледной и выглядела взбешенной.

— Только все исторические записи и живые воспоминания тех, кто непосредственно в этом участвовал, — выплюнула она. — Это возлагает на тебя, я предполагаю, обязанность обеспечить доказательства ваших утверждений, что лорд Волан-де-морт был чем-то иным, чем то, что все общепринятые записи рассказывают нам о нем.

— Раз уж вы об этом упомянули, — спокойно сказала Табита, — Я полагаю, что здесь сегодня вечером присутствуют люди, которые были непосредственными свидетелями Сражения в Хогвартсе. Мы бы могли рассчитаться прямо сейчас, если бы мы хотели спрашивать у них обо всем лично. Тем не менее, это не зал суда, так что, я спрошу следующее: может ли кто-нибудь, кто участвовал в битве, отрицать, что Лорд Том Реддл сам заявил во всеуслышание, что он выражает сожаление по поводу пролитой в бою крови? Кто-нибудь может отрицать, что он умолял своих врагов встретиться с их лидером лично, так, чтобы можно было избежать насилия?

Табита обвела взглядом аудиторию. Стояла абсолютная тишина, нарушаемая только далеким гудением сверчков и шелестом ветра в ветвях деревьев Запретного Леса.

— Не слышно возражений. Вероятно, потому, что это правда, — сказала она почти доброжелательно. — Действительно, много людей погибло. Но нельзя отрицать факт, что погибло гораздо больше, нежели хотел бы Лорд Том Реддл. Потому что те, кто выступал против него, заклеймили его безумным убийцей.

Петра немного успокоилась. Сейчас она говорила громко и отчетливо.

— И это, по-вашему, акт миролюбивого реформатора — искать и лично убить семью младенца, затем попытаться убить самого младенца, а?

— Ты говоришь о Гарри Поттере, не так ли? — сказала Табита, не моргнув и глазом. — О человеке, который, между прочим, является действующим главой Департамента Мракоборцев?

— Ты отрицаешь, что это правда?

— О, я ничего не отрицаю. Я просто подвергаю сомнению и оспариваю. Я утверждаю, что истина кроется не там, где мы привыкли ее видеть. Я утверждаю, что данные о хладнокровных убийствах и нападениях на детей являются недоказуемыми и очень хорошо подходят под учение, основанное на страхе, созданное теми, кто правит нами вот уже двадцать лет.

— Как ты смеешь! — Джеймс услышал свой собственный голос прежде, чем понял, что говорит. Он стоял, указывая на Табиту Корсику и дрожа от ярости.

— Как ты смеешь утверждать, что мой отец — лжец? Этот монстр убил его родителей! Он убил моих бабушку и дедушку, а ты стоишь вот там и говоришь всем, что это своего рода выдумка! Как ты смеешь?! — его голос дрогнул.

— Я извиняюсь, — сказала Табита, и на ее лице действительно отразилась жалость. — Я знаю, ты веришь, что это правда, Джеймс.

Профессор Франклин встал и вышел вперед, но Джеймс закричал прежде, чем Франклин заговорил.

— Мой отец убил твоего великого героя, — выкрикнул он, его зрение туманилось из-за неистовой ярости. — Монстр пытался убить отца дважды, второй раз потому что отец сам отдал ему себя. Ваш великий спаситель был монстром и мой отец окончательно победил его!

— Твой отец, — громко и непреклонно заявила Табита, — был посредственным волшебником с хорошим пиаром в департаменте. Если бы не тот факт, что он был окружен волшебниками более великими, чем он сам, на каждом шагу, мы бы даже не знали его имени на сегодняшний день.

Толпа снова взорвалась, поток злости и криков заполнил пространство, как котел. На сцене грохнуло. Джеймс посмотрел и увидел Ральфа, который еще не говорил, он вскочил, опрокинув свой стул. Табита обернулась и посмотрела на него, их глаза встретились на секунду. «Сядь» произнесла она одними губами, в ее глазах была злость. Ральф вернул ей свирепый взгляд, затем решительно развернулся и покинул сцену. Джеймс видел это, и даже в разгар своих страданий и страха, в почти восставшей толпе, его сердце радовалось.

Не было смысла продолжать дебаты дальше. Директриса МакГонагалл присоединилась к профессору Флитвику на сцене и два вспышки красного света из их волшебных палочек восстановили порядок в Амфитеатре. Без долгих вступлений директриса велела всем студентам немедленно вернуться в свои общие комнаты. Ее лицо было суровым и очень бледным. Толпа, бормоча и ворча, потянулась через арку обратно к замку. Джеймс увидел Ральфа, пробивающегося к нему через толпу. Он отошел в сторону, чтобы крупный мальчик догнал его.

— Я не могу так больше, — сказал Ральф Джеймсу тихим голосом, опустив глаза. — Прости меня за ее ужасные глупые речи. Можешь продолжать ненавидеть меня, если хочешь, но я больше не могу придерживаться нелепого пути Прогрессивного Элемента. Я действительно ничего не знал о происходящем, за исключением того, что они провели немалую работу, чтобы сделать его таким… таким политическим.

Джеймс не смог удержаться от улыбки.

— Ральф, ты действительно славный парень. Я просто не могу ненавидеть тебя. Я должен извиниться перед тобой.

— Ладно, давай займемся извинениями позже, хорошо? — сказал Ральф, продолжая путь под аркой, в то время как Джеймс последовал за ним. — А сейчас я просто хочу убраться отсюда и побыстрее. Табита Корсика уничтожает меня взглядом с тех пор, как я покинул сцену. Кроме того, Зейн сказал, что Тед пригласил меня перекантоваться в вашей общей гостиной. Ему очень хочется позлорадствовать по поводу того, что мы переманили члена команды Б.

— Это тебя не беспокоит? — спросил Джеймс.

— О нет, — ответил Ральф, пожав плечами, — оно того стоит. У Гриффиндорцев лучше закуски.

На следующий понедельник Джеймс, Зейн и Ральф стояли возле класса Продвинутой Трансфигурации, которую преподавала Директриса МакГонагалл, и ждали, пока последний из студентов не покинет аудиторию, а она не начнет собирать вещи.

— Давайте входите уже, — сказала она, даже не взглянув на мальчиков. — Хватит прятаться за дверью как стервятники. Чем могу помочь?

— Госпожа Директриса, — осторожно проговорил Джеймс, — мы хотели бы поговорить с вами о дебатах.

— Что, прямо сейчас? — спросила она, некоторое время пристально глядя на Джеймса, затем повесила сумку на плечо. — Не могу понять, почему? Чем скорее мы забудем об этом провале, тем лучше.

Мальчики последовали за Директрисой, когда она направилась к двери.

— Но никто не забыл об этом, Госпожа Директриса, — быстро проговорил Джеймс. — Об этом говорят повсюду вот уже все выходные. Люди действительно взбудоражены. Вчера во дворе дело почти дошло до драки, когда Маструм Джевелл услышал, как Ривис МакМиллан назвал Табиту Корсику лживой идиоткой. Если бы поблизости случайно не проходил Профессор Долгопупс, Маструм, возможно, убил бы Ривиса.

— Это школа, мистер Поттер, и школа, в ее самой простой форме, это место, где собираются молодые люди. Молодые люди время от времени склонны к размолвкам. Именно по этим причинам Хогвартс прибегает к помощи мистера Филча.

— Это была не просто размолвка, — сказал Ральф, выходя в коридор за Директрисой, — они были по-настоящему безумны. Ненормально безумны, если вы понимаете, что я имею в виду. Люди потеряли контроль во всем этом деле.

— Значит, как верно заметил мистер Поттер, счастье, что профессор Долгопупс был неподалеку. Я не понимаю, почему это так вас волнует.

Зейну приходилось бежать, чтобы не отставать от шага директрисы.

— Ну, дело в том, что нам просто интересно, почему вы позволяете всему этому продолжаться? Я имею в виду, вы же были на месте Битвы. Вы знаете, каким был этот парень Волан-де-морт. Вы бы могли просто рассказать об этом, поставив Табиту на свое место — это было бы правильно…

Внезапно МакГонагалл резко остановилась, заставив ребят затормозить возле нее.

— Позвольте спросить, что вы трое хотите, чтобы я сделала? — сказала она, понижая голос и пристально разглядывая каждого из них. — Правда о Темном Лорде и о его последователях была известна в течение тридцати лет с тех пор, как он убил ваших дедушку и бабушку, мистер Поттер. Вы полагаете, что мое повторное заявление развеет ревизионистские взгляды толпы, которые существуют не только в этой школе, но и во всем мире? Ммм?