Проходя мимо комнаты Аллена, я постучал, услышал бурчание и вошел.

Он стоял напротив зеркала, держа в руках ручное зеркальце, и разглядывал свой профиль. Чем-то черным, вероятно тушью Мэри, он нарисовал тонкие усики, подвел брови и загнул кончики кверху, придав им дьявольский изгиб. Когда я вошел, Аллен улыбался своему отражению умудренной, циничной улыбкой. И он надел мой галстук-бабочку в горошек. При виде меня он ничуть не смутился.

– Репетирую номер, – поведал он и опустил зеркальце.

– Сын, в этой суматохе я и не сказал, как сильно тобой горжусь.

– Это… ну, это всего лишь начало.

– Признаться, не думал, что ты сможешь написать хотя бы не хуже нашего президента. И удивлен я не меньше, чем обрадован. Когда ты представишь свое эссе миру?

– В воскресенье, в четыре тридцать, причем по всем каналам. Я полечу в Нью-Йорк. За мной пришлют отдельный самолет.

– Ты хорошо подготовился?

– Выступлю как надо. Это всего лишь начало.

– По мне, так больше похоже на финал, ведь ты вошел в пятерку лучших.

– Передача по всем каналам, – повторил он и принялся стирать усики куском ваты. К своему удивлению, я увидел у него в руках косметичку с тенями, гримом и кольдкремом.

– Столько всего случилось с нами в последнее время. Ты ведь знаешь, я купил магазин?

– Да уж! Я слышал.

– Так что, когда снимем флажки и мишуру, мне понадобится твоя помощь.

– Как это – помощь?

– Я тебе уже говорил, мне понадобится твоя помощь в магазине.

– Ничего не выйдет, – бросил он и принялся разглядывать в зеркальце свои зубы.

– Что значит – не выйдет?

– В паре передач я буду гостем программы, потом телешоу «Угадай, кто я!» и «Таинственный гость». Затем еще новая мозголомная викторина для подростков под названием «Тин-Твистер». Может, даже получится прочесть свой очерк со сцены под музыку. Сам видишь, мне совершенно некогда. – Он выдавил из баллончика какую-то липкую штуку и втер в волосы.

– Значит, с карьерой ты уже определился?

– Как я уже сказал, это только начало.

– Сегодня вечером я не буду спускать с цепи псов войны. Поговорим потом.

– До тебя пытался дозвониться какой-то дядя с «Эн-Би-Си». Наверное, по поводу контракта, ведь я пока несовершеннолетний.

– Как насчет школы, сын мой?

– Кому она нужна, если есть контракт?

Я быстро прикрыл дверь. В ванной я включил холодную воду, выстудил пылающую кожу и плоть, чтобы погасить клокочущую ярость. И вышел, сияя чистотой и благоухая духами Мэри, уже вполне владея собой. Незадолго до ужина Эллен присела на подлокотник моего кресла, потом перекатилась мне на колени и обняла обеими руками.

– Люблю тебя, – сказала она. – Разве не здорово? И разве Аллен не чудо? Он будто для этого и рожден! – И это девочка, которую я считал крайне эгоистичной и склонной к подлостям.

Перед тортом я сказал тост в честь юного героя, пожелал ему удачи и добавил:

– Зима тревоги нашей позади, к нам с солнцем Йорка лето возвратилось!

– Это Шекспир, – узнала Эллен.

– Да, моя глупышка, но из какой пьесы, кто это сказал и когда?

– Откуда мне знать? – буркнул Аллен. – Я же не ботан.

Я помог отнести посуду на кухню. Мэри сияла как ни в чем не бывало.

– Не раздражайся, – сказала она. – Он отыщет верный курс. С ним все будет в порядке. Прошу, будь к нему терпимее.

– Буду, моя непорочная курочка.

– Тебе звонили из Нью-Йорка. Думаю, по поводу Аллена. Разве не здорово, что за ним пришлют самолет? Никак не свыкнусь, что ты владелец магазина. Я знаю… Весь город твердит, что ты станешь мэром!

– Не стану.

– Ну, я слышала это дюжину раз.

– Я заключил сделку, из-за которой не смогу быть мэром. Мне нужно прогуляться, моя дорогая. У меня встреча.

– Боюсь, скоро я пожалею, что ты уже не продавец. Раньше вечера ты проводил дома. Вдруг тебе снова позвонят?

– Подождут.

– Не хотят они ждать. Поздно вернешься?

– Не знаю. Как пойдет.

– Разве не грустно вышло с Дэнни Тейлором? Плащ возьми.

– Конечно.

В холле я надел шляпу и под влиянием порыва прихватил нарваловую трость Старого Шкипера, стоявшую в слоновьей ноге. Позади меня внезапно возникла Эллен.

– С тобой можно?

– Не сегодня.

– Люблю тебя!

Я пристально посмотрел дочери в глаза.

– И я тебя люблю. Принесу тебе сокровищ, есть особые предпочтения?

Она хихикнула.

– Пойдешь с тростью?

– Возьму для самозащиты. – Я сделал выпад, будто закрученная спиралью кость была мечом.

– Надолго уходишь?

– Не очень.

– Зачем тебе трость?

– Для красоты, похвальбы, угрозы, страха, удовлетворения остаточной потребности ходить с оружием в руках.

– Я тебя дождусь. Можно подержать в руках ту розовую штуку?

– Ни за что на свете, мой навозный цветочек!.. Розовую штуку? Ты имеешь в виду талисман? Конечно, можно.

– Что такое талисман?

– Посмотри в словаре. Знаешь, как пишется?

– Та-лес-ман.

– Нет, та-лис-ман.

– Лучше ты скажи!

– Лучше посмотри сама, тогда точно запомнишь.

Она раскинула руки, крепко меня обняла и быстро отпустила.

Вечер был сырой и вязкий, насыщенный влагой воздух достиг консистенции куриного бульона. Вокруг прятавшихся среди густой листвы фонарей на Вязовой улице сияли туманные ореолы.

Мужчина работающий редко видит мир при дневном свете. Неудивительно, что новости и мнения о нем он получает от своей жены. Она знает, что случилось и кто что сказал, но она процеживает все через свою женскую сущность, в связи с чем большинство работающих мужчин видят дневной мир глазами женщин. Ночью же магазин или контора закрываются, и пробуждается к жизни мир мужчины.

Крученый бивень нарвала удобно лежал в руке, тяжелая серебряная рукоятка была отполирована ладонью Старого Шкипера.

Давным-давно, когда я жил в дневном мире, чрезмерном для меня[40], я прилег бы на траву. Лицом вниз, близко-близко к зеленым стеблям, я стал бы одним целым с муравьями, тлей и мокрицами, больше не колосс. В буйных травяных джунглях я забывался и обретал мир в душе.

Теперь в ночи меня потянуло в Старую гавань и в мое Место, где неизменный мир циклов жизни и времени, приливов и отливов сгладит все мои изъяны.

Проходя мимо «Формачтера», я мельком взглянул на свой магазин с зелеными шторами. Перед пожарной частью в патрульной машине сидел толстяк Вилли – лицо раскраснелось, пот градом.

– Снова рыскаешь, Ит?

– Ну да.

– Ужасно жаль Дэнни Тейлора. Славный был парень.

– Ужасно, – кивнул я и поспешил прочь.

По улицам кружило несколько машин, пешеходов не было. Никто не отважился гулять по такой жаре.

Я повернул у мемориала и направился к Старой гавани, где горели якорные огни нескольких яхт и рыболовных судов. На углу улицы Порлок мелькнул чей-то силуэт и двинулся мне навстречу, по походке и осанке я сразу узнал Марджи Янг-Хант.

Она остановилась передо мной, не давая шанса пройти мимо. Некоторые женщины способны выглядеть свежо даже в жаркую ночь. Вероятно, благодаря беззаботно развевающейся ситцевой юбке.

– Думаю, ты искал меня, – сказала она, поправив и без того аккуратную прядку волос.

– С чего ты взяла?

Она взяла меня под руку и настойчиво повела вперед.

– Такие меня и ищут. Я сидела в «Формачтере». Увидела, как ты идешь, и подумала, что ты хотел бы меня увидеть, поэтому обежала вокруг квартала и выскочила тебе навстречу.

– Откуда ты знала, где я пойду?

– Почувствовала. Слушай, как стрекочут цикады, – будет еще жара и никакого ветра. Не волнуйся, Итан, скоро мы уйдем в тень. Если хочешь, пошли ко мне. Я налью тебе выпить – высокий холодный бокал от высокой горячей женщины.

Я позволил ей увлечь меня в аллею, заросшую бирючиной. У самой земли пылали ярко-желтые цветочки.

– Вот и мой домик – чертоги наслаждения над гаражом.

– Почему ты решила, что я ищу тебя?