— Мы можем поговорить?

— Как только угоним тачку. — Я подымаюсь, слегка покачиваясь, что, безусловно, унизительно для меня, затем двигаюсь в направлении оставленной Коулом машины. Адам следует за мной, на полшага от меня. Вижу черный седан с водителем. Больше никого. Лучше бы в меня не стреляли, так было бы намного проще.

Я должна пойти на уловку или еще что-нибудь, но я слишком устала. Иду по направлению к машине, протягиваю руку и открываю дверь водителя, (могли бы и закрыть, хотя это слишком глупо), и я в полном недоумении, когда вижу женщину около двадцати лет за рулем. У нее каштановые волосы и карие глаза, и лицо, полное шока и непонимания.

— Ты, — говорит она в таком тоне, как будто знает меня.

Я отвечаю, достав пушку и направив ствол на нее.

— Вытаскивай ее из машины, — говорю я. Адам не двигается, поэтому я повторяю. — Вытаскивай.

Он делает так, как я сказала, вытаскивая ее на тротуар. Она в сознании, но сморщивается от боли, и я почти сожалею обо всем.

— Я должен быть за рулем, — говорит Адам, смотря на мое плечо.

— Ты не знаешь куда ехать.

— А ты знаешь?

— Нет, но моя интуиция лучше твоей. — Моя интуиция лучше любой другой.

Он садится и я тоже. Кресло кожаное и все еще теплое. Я спокойно усаживаюсь, еду с точной скоростью и направляюсь на восток – больше никакого севера, спасибо большое, прочь из города. Мы везунчики. Осталось пять часов до Чикаго.

Я заглядываю в систему Онстар, но я ничего не вижу. И я не чувствую, что машину прослеживают. Не думаю, что они позвонят в полицию. У меня хорошее чувство по поводу этой машины.

— Фиа. — Его голос ровный и я прочитываю, что он пялится на меня. Сейчас я бы хотела оказаться в продуктовом магазине, что-нибудь поесть и посмеяться, покормить Хлою. Я скучаю по Хлое. Я бы хотела, чтобы она была моей собакой, а мой отец был бы алкоголиком, и я была бы тем типом девушки, которую Адам мог бы позвать на свидание, спасать и влюбиться. Я бы хотела, чтобы мое плечо так сильно не болело, и я не хотела умереть, потому что это значит, что я не могу набивать ритм ногой, я не знаю, как остановить эти мысли и чувства, нахлынувшие внутри.

Слишком много крови на сегодня.

— Чем ты занимаешься? — Спрашиваю я, сканируя дорогу. — Ты ведь только студент, не так ли? Я не могу понять, почему они хотят твоей смерти. У тебя влиятельные родители?

Он наклоняется назад и потирает лоб.

— Мой отец – дантист, а мама работает, помогая нуждающимся. — Он недоволен. — Они будут думать, что я мертв, не так ли?

— Ты не можешь с ними связаться.

— Это известие убьет их.

— Ты можешь быть в списке пропавших. У них будет надежда. А ты действительно жив, что является лучшим для их надежды. Все наладится. — Я хочу повернуться и взять его за руку. Но не могу.

— Как именно это наладится?

Я смеюсь, искренне смеюсь, или, по крайней мере, единственной моей улыбкой. Коротко и жестко, и мое горло болит.

Он вздыхает.

— Я не студент. Я доктор.

— Сколько тебе лет? — Мне не должно быть больно, что он соврал о своем возрасте, но мне больно. А также обеспокоена, что не могу сказать ему о своих чувствах. Это плохо.

— Мне девятнадцать. — (Ха, все же я была права, он не лжец). — Я просто добился всего намного быстрее. Я переехал сюда, чтобы закончить проект по исследованию отслеживания и диагностики заболеваний головного мозга с помощью комбинации химического анализа и МРТ сопоставления.

Я издаю нейтральный звук. Я не имею понятия, что это значит, и почему он должен умереть. Мне нужно сосредоточиться на вождении.

Я практически теряю сознание, поворачивая на шоссе.

Мы на обочине и я передаю руль Адаму. Я найду место, где спрятаться Адаму в Чикаго. Я должна ехать домой, чтобы они ничего не заподозрили. Я не знаю, что дальше делать, но нужно забрать Энни и затем сбежать всем вместе. (Прекрати думать об этом. Никаких мыслей). Предполагаю, что они еще не знают, что я планирую. Я могу умереть, как только вернусь. Я надеюсь, что Энни не видит это, не видела и не увидит. Я не хочу, чтобы она это увидела.

Но если они сначала убьют ее, я перебью столько ублюдков, сколько смогу, пока не погибну.

— Кто ты? — Спрашивает Адам после нескольких минут. Обычно я не люблю ездить на пассажирском сиденье, но сегодня я чувствую себя хорошо. Адам дал мне что-то из своей аптечки, чтобы заглушить боль. Чувствую себя глупо. Глупо, глупо, глупо. Обычно я резкая. Быть грубой постоянно утомительно. Я хочу взять все остальные таблетки с его аптечки.

— Я – Фиа. Я тебе уже говорила.

— Я видел тебя на этой аллее. Ты сходила с ума. Ты уложила трех парней. Но ты такая маленькая девочка. Ты выглядишь такой хорошей и красивой. — Он краснеет, и я улыбаюсь. Я надеюсь, он замечательный. — И я не понимаю, кем ты была – кто ты сейчас, одно из двух.

Он не понимает, он не может.

— Я должна делать то, что они мне говорят. У меня нет выбора. На аллее у меня были иные инстинкты. — Я зеваю, расслабляя ноги и закидывая голову на сидение. Сейчас я в безопасности, с Адамом.

— Три больших парня. Это больше, чем просто хорошие инстинкты.

— Хорошо, — говорю я, закрывая веки, потому что тяжело, тяжело, тяжело. — У меня идеальное чутье. И моя сестра видит будущее. А секретарь моего босса может читать мысли. И моя бывшая соседка по комнате может читать эмоции людей.

— Пожалуйста, не ври мне. — Звучит грустно. Я никогда не хотела его огорчить.

Я чувствую себя плохо и в то же время хорошо, я просто хочу спать. Я засыпаю.

— Кто сказал, что я вру? — Бормочу я себе под нос.

Все болит. Я вообще не могу двигать пальцами, потому что-то не так с моей левой рукой, и ничего кроме боли я не ощущаю, яркая, плавающая боль. Я широко открываю свои глаза и…

О нет. Черт, не может быть. Я не сделала этого. Я не убила Адама. Он сидит рядом со мной, за рулем, (я позволила ему сесть за руль? Зачем я позволила ему?), вот он живой.

Энни, пожалуйста, только будь в порядке. Я разберусь с этим всем, и Энни с Адамом будут в полной безопасности, так как сейчас я вспомнила, что не убила парня, а также я помню, что была рада, что не сделала это. Правильный выбор. Я не уверена, будет ли конец всего правильным, точно так же как мое ранение было правильным выходом. Сейчас я во всем уверена, я сделала все верно.

Я хихикаю. Я ничего не могу поделать. Мое плечо так сильно болит, я ранена, и я еду к Джеймсу в машине с парнем, которого должна была прикончить, но не убила, мой мир разбит, я должна все выяснить как можно быстрее, в противном случае мы все будем мертвы.

— Ты проснулась, — говорит Адам, оглядывая меня своими нежными серыми глазами.

— У тебя красивые глаза. Я рада, что ты жив.

— О, да, я тоже рад.

— Я чувствую себя потерянной.

Он устремляет взгляд на дорогу.

— Наверно это из-за антибиотиков, которые я вколол. Совсем немного. Мне нужно было подумать.

Хм. Он оглушил меня. Интересно получается. Я чувствовала себя в безопасности рядом с ним. И до сих пор чувствую. Мои инстинкты испорчены от стольких лет злоупотребления. Может, я пытаюсь убить себя? Я недостаточна храбрая для того, чтобы попробовать жить новой жизнью, но может мое подсознание храбрее, чем я, оно мне поможет.

Ах! У Адама длинные ресницы. Длинные руки. Длинные ноги. Все. Эйден бы закатил злую шутку. Я хихикаю, представляя это.

Соберись, соберись, соберись.

— Ты оглушил меня.

— Я почти проехал три различные больницы. Ты истекаешь кровью.

Я смотрю на рукав его рубашки, он мокрый.

— Я испортила твою рубашку, прости. — Я снова хихикаю. Я столько лет не смеялась. Может Адаму стоит почаще меня оглушать. Круто.

— Я найду другую.

— Почему ты не сбежал? Почему не вызвал копов?

Он на минуту молчит, держит пальцы на руле.

— Потому что я пытался понять, что к чему. Я верю тебе – я бы не поверил, если бы остальные парни не показали мне, но все слишком странно, чтобы быть подделкой. Плюс я, заглянул в твой кошелек. Еще один нож в подкладке с несколько тысяч долларов. Четыре разных удостоверения личности. Те фото твои и Энни?