Гарретты и Эмили приехали вместе. Дженни показалось, что между Марком и Эмили возникла новая близость. На диване они сидели рядом. В какой-то момент ладонь Эмили легла на руку Марка. «Может, они помолвлены», — подумала Дженни. От этой мысли ей стало больно. Почему?

Эмили заметно старалась быть приятной. Но сложно было найти общие темы для разговора. Она рассказывала об окружной ярмарке:

— Они мне всегда нравятся, хоть и старомодные. И все говорили о том, какие очаровашки ваши девочки.

— Наши девочки, — улыбнулся Эрих. — Кстати, вы все будете рады узнать, что процесс удочерения завершен. Девочки - Крюгер на законных основаниях.

Конечно, Дженни ожидала этого. Но как давно Эриху известно об этом? Уже несколько недель он перестал спрашивать Дженни, не против ли она, если он возьмет малышек на прогулку. Была ли причина в том, что они - «Крюгер на законных основаниях»?

Люк Гарретт не сказал и двух слов. Он предпочел сесть в кресло с подголовником. Спустя какое-то время Дженни поняла почему. Оттуда был лучше всего виден портрет Каролины. Люк редко отрывал от него взгляд. Что он имел в виду, предупреждая о несчастных случаях?

Ужин удался на славу. Дженни приготовила томатный суп-пюре по рецепту, который нашла в старой поваренной книге на кухне. Люк поднял брови:

— Эрих, если я не ошибаюсь, это тот самый рецепт, которым пользовалась твоя бабушка, когда я был мальчишкой. Отлично, Дженни.

Словно чтобы компенсировать свое молчание, Люк предался воспоминаниям о юности.

— Мы с твоим папой, — говорил он Эриху, — в детстве были такими же близкими друзьями, как вы с Марком.

В десять часов гости разошлись по домам. Эрих помог жене убрать со стола. Казалось, ему понравилось, как прошел вечер.

— Кажется, помолвка Марка и Эмили не за горами, — сказал он. — Люк будет рад. Он уговаривал Марка остепениться.

— Мне тоже так показалось, — согласилась Дженни. Она постаралась, чтобы ее слова прозвучали радостно, но поняла, что попытка не удалась.

В октябре стало обжигающе холодно. Жалящие ветра содрали пышное убранство с деревьев, трава от заморозков пожухла, дождь стал ледяным. Теперь печь все время тихонько гудела. Каждое утро Эрих разводил огонь в кухонной плите. Бет и Тина спускались к завтраку, завернувшись в теплые халаты, и с нетерпением предвкушали первый снегопад.

Дженни редко покидала дом. Долгие прогулки были слишком утомительны, и доктор Элмендорф посоветовал прекратить их. Ноги часто сводило, и она боялась упасть. Каждый день после обеда приходила в гости Руни. Вдвоем они готовили вещи для новорожденного.

— Никогда не научусь шить, — вздыхала Дженни, но все равно ей было приятно шить простенькие кимоно из ткани в цветочек, которую Руни заказала в городе.

Именно Руни показала Дженни тот угол на чердаке, где стояла плетеная колыбель, закрытая простынями.

— Я сделаю для нее новую кайму, — пообещала Руни. Занятия как будто проясняли ее разум, и по несколько дней кряду она не путалась в мыслях.

— Я поставлю колыбель в старой комнате Эриха, — сказала Дженни. — Не хочу трогать девочек, а другие комнаты слишком далеко. Боюсь не услышать ночью ребенка.

— Вот и Каролина так говорила, — охотно поделилась Руни. — Знаешь, комната Эриха была частью хозяйской спальни, вроде как альков. Туда Каролина поставила колыбель и детский комод. Джону не понравилось, что малыш спит в его комнате. Сказал, не для того у него большой дом, чтоб на цыпочках ходить вокруг младенца. Тогда и поставили перегородку.

— Перегородку?

— Разве Эрих не рассказывал? Ваша кровать раньше стояла у южной стены. А за изголовьем, там, где кровать сейчас, есть раздвижная стена.

— Покажи, Руни.

Они поднялись наверх, в старую комнату Эриха.

— С вашей-то стороны, ясно, открыть нельзя, там изголовье, — говорила Руни. — Но смотри-ка... — Она отодвинула в сторону кресло-качалку с высокой спинкой и показала утопленную ручку на обоях. — Смотри, как просто.

Панель бесшумно сдвинулась.

— Каролина хотела, чтобы, когда Эрих подрастет, можно было просто отгородить его комнату. Мой Клайд делал перегородку, а Джош Бразерс помогал. Ну, разве плохая работа? Ни за что не догадаешься, что здесь панель.

Дженни застыла в проеме за изголовьем своей кровати. Наклонилась вперед. Так вот почему она чувствовала, что кто-то протягивает руку, прикасается к лицу. Она вспомнила постоянное ощущение длинных волос. Если распустить волосы Руни, они будут довольно длинными.

— Руни, — Дженни постаралась говорить непринужденно, — ты приходишь в эту комнату по ночам и открываешь перегородку? Может, чтобы взглянуть на меня?

— Я-то не прихожу. Но, Дженни... — Руни приблизила губы к уху Дженни. — Клайду я бы не сказала, он решит, что я чокнутая. Иногда он пугает меня. Говорит о том, чтобы ради моего же блага запереть в психушке. Но последние несколько месяцев я вижу, как по ночам Каролина ходит по ферме. Однажды я пошла за ней сюда, в дом, и она поднялась по задней лестнице. Вот почему я все думаю: если Каролина сумела вернуться, так, может, моя Арден тоже скоро придет.

На этот раз это были не ложные схватки. Спокойно лежа в постели, Дженни засекала время схваток. Сначала между ними было от десяти минут до двух часов, а потом интервалы вдруг стали пятиминутными. Дженни погладила слегка выступающий живот. «Мы молодцы, юный мистер Крюгер, — подумала она. — Хотя какое-то время мне казалось, что у нас не получится».

Во время последнего приема доктор Элмендорф выразил осторожную радость.

— Ребенок весит около пяти фунтов, — сказал он. — Хотелось бы, чтобы он был побольше, но вес вполне нормальный. Честно говоря, я был уверен, что вы родите преждевременно.

Сделав сканирование, врач добавил:

— Вы правы, миссис Крюгер. У вас будет мальчик.

Дженни прошла по холлу, чтобы позвать Эриха. Дверь в его спальню была закрыта. Она никогда не приходила сюда. Помедлив, она постучала.

— Эрих, — тихо позвала Дженни.

Нет ответа. Мог ли он ночью уйти в хижину? Эрих снова начал рисовать, но к ужину всегда возвращался домой. Даже если и уходил на вечер, то все равно возвращался в дом.

Дженни спросила мужа о перегородке, отделяющей его старую комнату от хозяйской спальни.

— Боже мой, Дженни, я напрочь о ней забыл. С чего тебе пришло в голову, что кто-то ее открывал? Наверняка Руни бродит по дому чаще, чем мы подозреваем. Я тебя предупреждал, не сходись с ней так близко.

Дженни не осмелилась рассказать ему, что Руни говорила о том, будто видит Каролину.

А теперь она распахнула дверь в комнату, где жил Эрих, и потянулась к выключателю. Кровать заправлена. Эриха нет.

Ей нужно в больницу. Всего лишь четыре утра. До семи никто не появится. Разве что...

Тихо ступая босыми ногами по широкому коридору, Дженни прошла мимо закрытых дверей других спален. Эрих не лег бы ни в одной из этих комнат, кроме...

Дженни осторожно отворила дверь в его старую детскую. В лунном свете на комоде поблескивал приз «Малой Лиги». Рядом с кроватью стояла колыбель в пышных желтых шелковых оборках и с белым тюлем поверх них.

Покрывала на кровати сбились. Эрих спал, его тело скрючилось в любимой позе эмбриона. Рука перекинута через колыбель, словно он заснул, держась за нее. Дженни припомнила слова Руни: «Помню, Каролина по часу раскачивала эту колыбель, в которой шебуршился Эрих. Бывало, говорила, как ему повезло, что у него такая терпеливая мать».

— Эрих, — шепнула Дженни, тронув его за плечо.

Распахнув глаза, он подскочил:

— Дженни, в чем дело?

— Кажется, мне надо в больницу.

Быстро встав с постели, Эрих обнял жену:

— Что-то мне подсказало сегодня ночью прийти сюда, быть рядом с тобой. Я уснул, думая о том, как замечательно будет, когда наш мальчик станет лежать в этой колыбели.