Ответ был единодушным:

— Статуи, мы хотим посмотреть статуи: дивных Лаокоона, Аполлона, Гермеса. Поехали в Бельведер.

Яснее всех высказалась Рената:

— Надо было приехать в Рим, чтобы полюбоваться на прекрасно сложенных мужчин и не скомпрометировать себя. И при этом удовольствоваться холодом мрамора.

Виттория поглядела на нее, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться и сохранить строгое выражение лица. Джулия и Элеонора, напротив, расхохотались, как девчонки. Маргарита, которую пригласили в последний момент, старалась соблюдать чопорную осанку. От нее явно ждали какого-нибудь забористого словечка на эту тему: не случайно Рената, говоря о прекрасно сложенных мужчинах, выразительно на нее посмотрела. Но Маргарита не проронила ни слова. Она глядела в сторону потайного садика Папы, где росли самые прекрасные в Италии гранатовые деревья. На них, освещенные солнцем, висели плоды, и птицы с наслаждением расклевывали рубиновые зернышки. Виттория высунулась в окошко кареты и велела кучеру ехать в Бельведер.

Когда они вошли во двор, где расположилась гигантская бронзовая еловая шишка, которую год назад откопали на месте форума Августа, у них было впечатление, что они очутились в другом мире — в мире ностальгического воображения человечества, которое наполовину существовало в античных книгах, наполовину в буйной, мятежной действительности, куда попало совершенно случайно. По замыслу Браманте, на фоне зеленых холмов Рима огромные плоские пилястры чередовались с арками и уходили в бесконечность, как на фантастическом рисунке. Впечатление от этой непомерной конструкции, самой большой в Италии, дополняло величественное римское небо, по которому плыли маленькие белые облачка, оттеняя его сияющую синеву.

От вида статуй у подруг перехватило дыхание.

Изобретательный архитектор превратил портик с колоннами во дворе палаццо Бельведер, выстроенного на вершине Ватиканского холма, в череду небольших изящных ниш. Каждая из них с должным пиететом вмещала в себя самые ценные из античных статуй, найденных в Риме за последний век. Папы выкупили их по чрезвычайно высоким ценам.

На несколько мгновений подруги лишились дара речи при виде того, что открылось их глазам, но потом любопытство взяло верх над колдовской атмосферой этого места. Отнюдь не благовоспитанные комментарии, вызванные видом обнаженных мужских тел, да еще таких прекрасных, не срывались с их уст только потому, что во дворике толпились с десяток иностранцев, прибывших со всей Европы полюбоваться коллекцией, о которой говорил мир.

Восхищение античными статуями за последние десятилетия распространилось, как эпидемия, хотя многие считали его греховным признаком развращенности и предательством по отношению к католической вере.

Кроме немецких и французских аристократов, которые могли позволить себе такое дорогостоящее путешествие, в Бельведере толпилось много молодых людей с рисовальными досками и листами бумаги. Они пытались запечатлеть совершенство античных тел и измерить их пропорции.

Среди них были мастера, у которых получались прекрасные рисунки, словно скульптуры сошли из ниш на бумагу. Но попадались и бедолаги, чьи рисунки не имели ничего общего с оригиналами.

Рената и Джулия исподтишка разглядывали рисунки, обмениваясь многозначительными взглядами или, в наиболее вопиющих случаях, толкая друг друга в бок и строя гримасы, которые, конечно же, не ускользали от взглядов художников, подвергнутых столь суровому экзамену.

Едва они подошли к Аполлону, как комментарии превратились в шумную дискуссию. Рената все норовила зайти сзади статуи и, разинув рот, разглядывала мускулистые ягодицы бога красоты. Дамы улыбались и красноречивыми жестами комментировали это чудо природы.

Элеонора, мыслившая более конкретно, высказала разочарование по поводу передней части божественного тела:

— Герцог Урбино, мир праху его, конечно, не обладал добродетелями бога из Бельведера, но, сказать по правде, имел более богатую оснастку.

Рената многозначительно вздохнула, словно давно ожидала этого заявления, и отчеканила, глядя на подругу смеющимися глазами:

— В этом убедился весь двор Рима, когда вы сбежали из дома Агостино Гиджи в самый разгар представления комедии, которое Папа Юлий устроил в вашу честь.

Рената не могла упустить случая, чтобы не выпалить все это. Элеонора вспыхнула, быстро взглянув на нее и глазами умоляя молчать, но было уже поздно. Джулия выглянула из-за статуи и уставилась на нее с удивленной улыбкой:

— Ну-ка, ну-ка, что это там за история с римским двором и мужскими достоинствами Франческо Мария делла Ровере? Я думала, он прославился только на полях сражений, а теперь оказывается, что он и в постели был не промах.

Элеонора пожала плечами и отвернулась.

— Выдумки. Сплетни служанок.

Но Ренату не так-то просто было смутить.

— И не только служанок. Об этом писали твоей матери, это она показала мне депеши послов.

Она повернулась к Джулии:

— Когда они, Элеонора и ее муж, племянник Юлия Второго, едва поженившись, приехали в Рим, весь двор собрался, чтобы их чествовать, но Франческо Мария, которому еще не было двадцати, и Элеонора…

— Которой было шестнадцать, — вмешалась Джулия, стараясь оправдать подругу: теперь ее поведение казалось ей недопустимо фривольным.

— Франческо и Элеонора не собирались терять столько времени на церемонии, едва открыв для себя все прелести брачного ложа. И однажды, в разгар комедии, которую в доме Гиджи играли в честь Папы, новобрачный вскочил, таща за собой Элеонору. Присутствующие провожали их любопытными взглядами, ибо заметили необычные размеры атласного гульфика юного герцога, который топорщился вверх, высоко подняв застежку.

Джулии не верилось ни в эту историю, ни в то, что святоша Элеонора в прошлом была такой страстной супругой. Она повернулась к Виттории:

— Это правда, все, что говорит Рената?

Та не ответила, подняв брови и разглядывая кончики пальцев.

— Истинная. У меня хранятся письма послов Феррары, где они подсчитали, сколько золотых дукатов пошло на расшитые золотом ленты для платья, в котором щеголяла по такому случаю наша Элеонора. Думаю, больше, чем на наряд Элеоноры Толедской на крестинах. Бега лошадей, бега быков… Не хуже, чем у Фарнезе.

Этими ядовитыми репликами Рената освободилась от обиды, которую ей нанесли обвинения Элеоноры в доме Виттории накануне вечером.

— Быки… быки бежали не в нашу честь, был карнавал, и бега устраивали для всего населения Рима.

— А платье в семьсот дукатов? — наступала Рената.

— Это правда, но я тогда была совсем девчонка, всего шестнадцать лет. И я была счастлива… Франческо Мария был такой мужчина, такой…

— Вся Италия знала, какой он был мужчина.

Рената смеялась, хлопая в ладоши от радости.

— Я шучу, Элеонора, зачем ты оправдываешься, ты была самой счастливой невестой в Италии, тебе все завидовали.

— Единственной!

Голос Джулии зазвенел, как клинок.

— Единственной счастливой невестой за целый век, да и то ненадолго.

— Да, это продолжалось недолго, но было прекрасно.

Рената подошла к ней с лицемерной улыбкой на губах:

— Не обижайся, Элеонора, подумай, как было бы здорово иметь сейчас хоть немного…

— Немного чего?! — удивленно вскричала Элеонора.

— Того самого пыла!

Тут уж расхохотались все. Поводья были отпущены, и Рената решила продолжить игру, втянув в нее Маргариту.

— Маргарита, сознайся, ты ведь ничего подобного не видела?

Ренату понесло, она была слишком возбуждена видом нагих мужских тел и той заговорщической близостью, что возникла между подругами.

— Видела и получше!

Такой ответ исторг вздох сожаления из груди всех дам, включая Джулию, которая всегда держалась в стороне от разговоров о мужчинах и их эротической привлекательности.

Когда они очутились перед знаменитым Бельведерским торсом, им всем на ум пришла дежурная фраза, которую обычно произносили посетители при виде его мощной мускулатуры: «Как жаль, что как раз лучшей части тела и не хватает».