— Дер-жи-и! — кричали в темноте, в жуткой, жаркой, как казалось Юре, темноте. — Дер-жи-и! Стой! Стой!

Убегавший мужик вдруг остановился, и Юра увидел красно-рыжую вспышку выстрела, покрасневший, опалённый темнотой ночи снег. А потом долетел до него отрывистый хлопок — выстрелил племянник Шупарского.

Юре стало страшно, и он упал, забарахтался в снегу. Стреляли в Николая. В какую-то секунду в мутном красноватом свете вспышки выстрела он увидел бегущего брата и длинную, заплясавшую на снегу его тень, увидел чужака, показавшегося сейчас таким огромным, что Юру взяла оторопь: а тот ли это мужик?

Юра встал на ноги, но не смог сделать и шагу. Он подумал: «Сейчас мужик уйдёт, и никто не сможет его остановить». Юра растерянно оглянулся.

Раздался снова выстрел, раскатистый ружейный выстрел. Стрелял Николай. Он был лучший в селе охотник, хотя и промазал сегодня в лисицу. Ещё выстрел! И всё смешалось. Юра побежал прямо на выстрел. Кто-то обогнал его, хрипя и сплёвывая. Захлёбывался в лае Шарик. Лаяли все собаки Фросино. Николая Юра потерял из виду, но всё бежал, влекомый тревожной суматохой. Когда подбежал, задыхаясь, к плетню, то увидел барахтающихся в снегу людей.

На чужаке лежал Николай и, не давая тому встать, выкручивал ему за спину руки, а вокруг них бегал, суетился Шундик и никак не мог помочь Николаю, потому что мужик и Николай барахтались в снегу, поворачиваясь к нему то одной стороной, то другой. Мужик упирался рукой Николаю в лицо и визжал, и плакал от злости, и никак не мог словчиться выстрелить Николаю в лицо из пистолета, и никак не мог освободиться от ненавистного, насевшего на него Николая. Но вот подбежал участковый, вмиг бандиту скрутили руки.

Племянника привели в дом к Шупарскому, потом вернулись искать с факелами оброненный в снегу пистолет, а когда нашли, снова вернулись в дом. Племянник страшно ругался на старика и всё пытался вырваться:

— Не дамся! Я сказал: не дамся! Такой момент! Такой момент! Выдал меня! Выдал!

Старик сел на табуретку и вдруг заплакал.

А племянник его всё вырывался, отбиваясь от милиционера ногами, головой, чем мог, и истошно, страшно кричал.

Возле дома уже толпились люди. Юра подошёл к Николаю и почувствовал: его схватили сзади за воротник. От неожиданности Юра испугался, у него даже мурашки побежали по спине. Но схватила его за воротник мать.

На следующий день весть о поимке племянника Шупарского вмиг облетела село Фросино. Какие уж тут уроки, когда мальчишки и девчонки буквально осаждали Юру, даже ученики старших классов заглядывали с любопытством в Юрин класс. Шум и гам стоял в школе невообразимый, разговорам и пересудам не было конца.

Юра ходил торжественный и, как полагается в таких случаях, был немногословен, не проявлял острого интереса к малозначительным подробностям случившегося, он их просто не замечал, а весь класс, глядя на него, думал, что Юра просто задаётся. На самом же деле Юра готовился к походу с факелами в лес к сторожке. Ему казалось, что самое захватывающее ещё не совершилось, оно — впереди.

А вот кто задавался, так это Санька. Он тёрся возле Юры, подчёркивая этим свою причастность к последним событиям. Между прочим, он рассказывал такие вещи, ребята прямо диву давались: в самом начале рассказа у Саньки, конечно же, героем события объявлялся Юра, а впоследствии выяснялось, что основные события всё-таки разворачивались вокруг Саньки, и уж главная роль в поимке бандита принадлежала ему.

— Он побежал, как побежал! Страшный, здоровый! Не вру, ростом с тополь! Откуда у нас такие люди уродились, не знаю. Борода за ним. Догнал у плетня. Борода ещё быстрее бежал! Клянусь, на соревнованиях в Москве Борода займёт самое первое место! Как метеор! Как спутник! Быстрее даже! Догнал у плетня, а он рычит, паразит, зубы свои огромные скалит и поворачивает к нему пистолет и целит (клянусь!) прямо в лицо. Юра, само собой, не испугался и не дал дёру назад. Не на такого напал! Не такие у меня друзья! Я никогда назад не бегаю, и Борода тоже. Выстрелил! Пуля прошла прямо возле моего виска, вот здесь. Прямо как засвистит, ну в трёх миллиметрах от виска, даже меньше. Вспышка такая! Отчего у него так пистолет стреляет? Не знаю. Во! Я не хотел говорить: у него пистолет лазерный! Понял?

— Дурень, да ты б сгорел от лазера в огне! Кино ты не видал для такого случая, что ли? — не вытерпел Мишка Марчуков.

— Кто? Я? Сгорел? Да ни сроду! Я не горючий! Законно!

— Меня аж подбросило, а свет кругом стоял красный, и тени вокруг стояли красные и страшные, а я не боялся их, я боялся, что в моего братана попал бандит из пистолета, — перебил Саньку Юра.

— Во! — крикнул Санька. — Семь человек убило! Хочешь верь, а не хочешь — проверь!

— Где они, убитые? — не соглашался Марчуков.

— У них спроси, а я за ними не следчик. Хочешь — проверь! — не сдавался Санька.

— Теперь проверишь, — разочарованно проговорил Марчуков.

— Фома, а что-то я тебя на огороде не видал? — сказал Юра, понимая, что Санька уж очень заврался.

— Кого? Меня? Меня не было? Когда? Да ты ночью видишь как кошка, Юра, а меня не заметил?! Вот сказал. Да я сзади был и чуточку впереди — вот почему ты мог меня не видеть.

— А вот мой брат Николай кинул его! Он выше дома мог лететь, да брат его не пустил, чтоб не сбежал. Одним мизинцем и бряк об снег! У того дух вон! Вот какой у меня брат. У меня брат такой, хоть тысяча на него бандитов напади, а он об них руки марать не будет, он их одним мизинцем — р-раз!

— Законно, — подтвердил Санька и громко чихнул. — А Борода, а мы связали руки ремнём, а только фигочки — от нас не убежишь.

— Врёшь ведь, — сказал Марчуков.

— Кто? Я? Когда? Сам врёшь! Да ты что? По себе судишь? Я вон оглох даже на одно ухо. Сколько хочешь кричи сейчас мне на левое ухо, а я всё равно не услышу! Такое от выстрела. Спроси у Бороды. А как смогли бы по-другому поймать его? — выкручивался Санька, а Мишка Марчуков не знал, что на это ответить. — А может, их было… не один он! Их было много, понял!

Все зашумели, не давая слова сказать друг другу. Артур Молендор тут же доказал, что украсть одному такого жеребца, как Шторм, невозможно, а потому здесь орудовала шайка из ста человек, и не меньше, а раз поймали только одного бандита, то другие спрятались и теперь будут мстить Юре, и в таком случае Юре лучше всего переменить место жительства, уехать в другое село, скажем, к родственникам, или знакомым, или в город, прожить там лет двадцать пять, пока всё забудется, а Юра вырастет настолько, что его не узнать. Мишка Медведев заявил, что это всё чепуха, которая не стоит выеденного яйца, и тут же предложил Юре сыграть в шахматы.

Юре невозможно было ответить на все предложения, расспросы, советы. К тому же Юра не знал, как себя вести. Зазнаваться? Но сколько ни зазнавайся, ничто от этого не изменится, зазнаются тогда, когда делают что-то незначительное, а тут такое дело, что, наоборот, нужно быть серьёзным. Вот ведь Соня ни о чём не расспрашивает, а Юра косился на нее, когда говорил, как бежал, как его брат бросил чуть не до облаков бандита. Юра для неё так громко говорил, а она даже не подошла.

Когда ребята расселись за свои парты. Юра предложил Саньке сходить в сторожку, где, как он думал, они найдут спрятанные бандитами деньги, драгоценности — алмазы, бриллианты, золото.

— Ну? — удивился Санька. — Здорово. Борода, вот мы заживём! Жрать ничего не будем, одни конфеты. Да? Накупим конфет три мошка! Да? Поставим вон на парту, и пусть кто возьмёт хоть одну. Да? Пусть!

— Жадюля ты, Фома. Поставим на парту, и, мол, кушайте все, пользуйтесь нашей добротой, а мы не хотим. Вот как надо. Пусть кушают, мы же великодушные люди. Все сильные люди — великодушные, добрые, умные и совсем не жадные. Ты мало читаешь книжек, а это очень плохо, Фома. Честное слово!

— Я? Ни за что! Но жадный! Когда много, разве жалко? Ты что, Борода, меня не знаешь?