Я открыла глаза. Дядя все еще был здесь. Он прислонился к двери, скрестив руки на груди.

Утром я случайно увидела его в гробу. Я вошла в гостиную, где лежало тело. Поэтому я знала наверняка, что дядя Виктор мертв.

Тогда я выбежала оттуда и спряталась в комнате Мэла, испугавшись увиденного. Я испугалась, потому что раньше никогда не видела, чтобы дядя Виктор лежал так неподвижно. Даже когда он спал в кресле у камина, он не казался столь… тихим.

Я знала, что дядя Виктор мертв. И все же он стоял передо мной. Наверное, он призрак.

— Мне никогда не нравилось твое имя, — заявил он.

В его голосе слышался легкий акцент. Мама говорила, это оттого, что дядя Виктор родом из Йоркшира.

Я не сводила с дяди глаз.

— Отчаянное имя. Как можно назвать ребенка именем умирающей звезды? Звезды, готовой взорваться? Можно, конечно, рассуждать о том, что все началось с Большого взрыва. Взорвавшаяся звезда породила жизнь на нашей планете. Но я так не думаю. Глупо так называть ребенка.

Мне не было страшно. Это же был дядя Виктор, в конце концов.

— С другой стороны, это не настолько дурацкое имя, как Мальволио. — Дядя погрозил мне пальцем. — Она сделала это для меня. Представляешь, йоркширский мужик хочет вернуться к своим и говорит всем, что его сына зовут Мальволио. Да с тем же успехом я мог сказать им, что я… Ну, ты понимаешь. — Он выразительно мотнул головой.

Я не понимала, но мне было интересно. Что бы он мог сказать «своим»? Что он… Кто?

— Это была первая пьеса, на которую мы пошли вместе, когда только начали встречаться. Я сказал тогда, что мне жаль того беднягу, Мальволио. Ему нелегко пришлось. И что она делает? Называет моего сына в его честь. Но он хотя бы может использовать имя Мэл. Неплохо. А у тебя так не получится. Ты знаешь, что если написать твое имя наоборот, то получится похоже на название той дурацкой компании, «Эйвон»? Наверное, когда-нибудь ты будешь продавать эту дрянь.

Я смотрела на дядю Виктора. Неужели он выбрался из гроба, закопанного в прохладную влажную землю, только для того, чтобы наговорить гадостей о моем имени? Неужели именно это происходит, когда умираешь? Ты возвращаешься в мир и рассказываешь людям, что ты на самом деле думаешь об их именах?

— Поделом будет твоим родителям, если величайшим достижением в твоей жизни станет продажа косметики. — Дядя Виктор смерил меня взглядом, от двух косичек с желтыми бантиками до блестящих черных туфель и белых носков, которые мама заставила меня надеть. — Ну, малышка, скажи что-нибудь.

Сердце затрепетало у меня в груди. Он хотел, чтобы я поговорила с ним. До этого момента мне не нужно было ничего говорить призраку дяди Виктора. Пусть он и был призраком и вел себя не очень-то вежливо, он все равно оставался взрослым, а значит, его нужно было слушаться. «Скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь».

— У нас зеленая ванная.

Дядя Виктор нахмурился.

— У вас зеленая ванная. У вас. Зеленая. Ванная.

Я кивнула.

Он покачал головой.

— Я не хотел, чтобы это была ты.

Обычно мама говорила таким тоном, когда пыталась приготовить пирог без какого-то ингредиента и оказывалось, что пирог можно только выбросить. Наверное, и дядя Виктор считал меня чем-то вроде такого неудачного пирога.

— Я хотел поговорить с Хоуп и Фрэнком, но нет, я получаю тебя. И твою зеленую ванную.

Я прикусила губу, ногой рисуя круги на коричневом линолеуме. Интересно, меня назовут чокнутой, если я скажу, что на меня накричал дядя Виктор, которого все считали мертвым? Если ты умер — значит, ты никогда не проснешься. Никогда.

— Не дергайся. Ты всегда так ерзаешь?

Я перестала рисовать круги и выпрямилась, задумавшись над этим вопросом. Всегда ли я так ерзаю? Я, конечно, знала, что это плохо, но разве я суетливее других? Я не знала ответа на этот вопрос. И мне казалось, что, если я так и скажу дяде Виктору, он еще больше разозлится.

— Наверное, ты не такая уж и плохая. В конце концов, только ты меня и увидела. — Он вновь смерил меня взглядом. — Ох, какая же ты худая! Тебе нужно больше есть.

Это я могла сделать. Я кивнула. Я могла бы есть побольше, если бы от этого дядя Виктор стал лучше ко мне относиться.

— Сколько тебе лет? Восемь? Девять?

Я кивнула.

— Ну, малышка, так восемь или девять?

— Мне исполнится девять через десять дней. Как и Мальволио. Ну, ему исполнится девять через восемь дней.

— Ага. Да. Это я знаю.

Мне показалось, что дядя Виктор сказал неправду. По-моему, он этого не знал. Он ведь никогда-никогда не дарил Мэлу подарков на день рождения. Даже открытку ни разу не подарил. Никогда. Хотя тетя Мер притворялась, что это подарок от папы, мы знали, что это неправда.

— Ты, конечно, малявка, но, наверное, ты видишь меня неспроста, так что все в порядке. Так вот. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.

Мне показалось странным просить кого-то об услуге, если перед этим вы наговорили этому человеку гадостей о его имени, назвали его слишком худым, да еще и прикрикнули на него, чтобы он не дергался. Но я навострила уши, готовая помочь дяде Виктору. Я знала, что взрослые — странные создания. Они могут говорить одно, а иметь в виду совсем другое и даже не замечать этого.

— Ты должна заботиться о Мальволио, понятно?

Заботиться о Мальволио. Заботиться о Мальволио? Мама всегда заботится о тете Мер, когда та больна. И когда Мэл заболел корью, а мы все подхватили ветрянку, мама заботилась о нас.

— Он болен? — спросила я.

Глаза дяди Виктора расширились на мгновение, потом он покачал головой. Будто подумал, что я как тот испорченный пирог, который нужно выбросить в мусорное ведро, только он уронил блюдо по пути к ведру, поэтому возиться с этим пирогом придется еще больше. И это его расстраивало.

— Нет, малышка. Я хочу, чтобы ты заботилась о нем, пока это будет необходимо. И даже когда он вырастет, я хочу, чтобы ты присматривала за ним. Следила за тем, чтобы с ним все было в порядке. Чтобы он был счастлив.

Наверное, у меня был очень озадаченный вид.

— Когда вырастешь, ты поймешь, что я имею в виду. А пока что просто запомни, что я поручил тебе заботиться о Мальволио. У меня это не очень-то хорошо получалось.

— Это из-за того, что вас никогда не было рядом.

Я хотела подбодрить его. Показать ему, что я уже достаточно взрослая. Я ведь знаю, что если бы он был рядом, то заботился бы о Мэле. И о Виктории. И о тете Мер.

— Да, спасибо, малышка. Я знаю.

По-моему, у меня не получилось его подбодрить. Если на то пошло, то он еще больше разозлился.

— Он хороший малец, и я это знаю, пускай меня и не было рядом. И ему нужен будет кто-то, кто позаботится о нем.

— А как же Виктория? Разве не нужно, чтобы о ней тоже кто-то заботился?

— Она девчонка. За ней всегда кто-нибудь да присмотрит.

Откуда он знал, что кто-нибудь за ней присмотрит? Никто не заботился о тете Мер, пока она не переехала на нашу улицу. Так говорила мама. А тетя Мер ведь тоже когда-то была девчонкой, верно?

Наверное, эти мысли отразились на моем лице, потому что дядя Виктор кивнул.

— Ладно, малышка. Позаботься о них обоих. Ты только себе жизнь усложнишь. Я собирался попросить тебя о том, чтобы ты позаботилась о Мальволио. Теперь же я прошу тебя заботиться и о Мальволио, и о Виктории.

— Ладно. — Я беззаботно пожала плечами.

Обычно я делала все, что говорили мне взрослые. Так было проще.

— Ладно? И это все? Я обращаюсь к тебе с такой важной просьбой, а ты говоришь мне «ладно»?!

«Ох, я что-то не так сделала», — подумала я. Я полагала, что именно такого ответа он и ожидал.

— Ладно, дядя Виктор? — осторожно переспросила я.

— Я ожидал, что у тебя возникнут вопросы по поводу того, как это делать. Или что ты будешь спорить со мной. А ты просто говоришь мне «ладно». Нужно было попросить кого-то постарше. Я так и знал.

— Но я же согласилась, — прошептала я.

Я не понимала, почему он недоволен тем, что я согласилась выполнить его просьбу. Вообще, как мне казалось, взрослые сердятся, если ты не выполняешь их просьбы или начинаешь спорить. А дядя Виктор рассердился из-за того, что я согласилась сделать то, о чем он говорил. У меня начало складываться впечатление, что дядя Виктор — сердитый человек. Может быть, он стал таким сердитым после смерти?