— Нужно завести ребенка, — пожала я плечами.

— Как те дети в колясочках, которых мы видели у супермаркета?

— Наверное. — Я опять пожала плечами. — Я как-то спросила у мамы, откуда берутся дети, но она сделала вид, что не слышит меня. А потом я спросила ее еще раз, и она велела мне поговорить с папой. Папа отправил меня спать. Корди меня высмеяла. И папа отправил спать и ее тоже.

Мэл помолчал, думая о том, откуда берутся дети.

— Неважно. Я все равно заведу ребенка. И стану папой. А ты можешь быть мамой, если хочешь.

Я улыбнулась, восхищенная его идеей.

— Ладно. Ты будешь папой, а я буду мамой.

Я должна пойти на это.

Я проснулась через двенадцать дней после серенады Мэла и поняла, что должна пойти на это. Один и тот же сон снился мне каждую ночь. Я помнила тот разговор, и он вновь и вновь возвращался ко мне во сне. Я знала, что мое сознание и мое бессознательное объединились, уговаривая меня пойти на это.

Мэлу нелегко пришлось в жизни, и он справлялся со всеми проблемами как мог. Теперь ему нужна была помощь. Мэл и Стефани счастливы вместе, я была уверена в этом. Он любил ее, она любила его. Я была уверена в том, что все ее маски спадают, когда она вместе с Мэлом. И только с ним. И неважно, когда она сказала ему о том, что не может иметь детей. Мэл не бросил бы ее из-за этого. Не такой он человек. Если Мэл полюбил, то это навсегда. Даже если ты переставал нравиться ему, Мэл все равно тебя любил. Его отношения с отцом стали подтверждением этого. Мэл ненавидел дядю Виктора за все, что тот сделал, но любил его настолько, что всегда носил его часы, ходил на кладбище на день рождения дяди Виктора и никогда не говорил о нем ничего плохого. Мэл заслужил то, чтобы стать отцом. Получить шанс стать отцом.

Я даже представить себе не могу, что пришлось пережить Стефани. Знать, что ты не можешь иметь детей из-за своего тела. Что что-то мешает тебе сделать то, что делают миллионы людей во всем мире, даже не задумываясь об этом.

Зачем я стала психологом? Чтобы помогать людям. Так я могла помочь Мэлу и Стефани. Избавить их от страданий. Я хотела помогать людям, как помогал тете Мер ее врач. Два человека, которых я любила, страдали. А я могла избавить их от страданий. Могла изменить их жизнь.

Это же всего лишь беременность. Ничего такого. Женщины все время рожают детей. Девять месяцев — и я отдам им ребенка. Они будут счастливы, и я буду счастлива, ведь я помогу двум очень важным для меня людям. Если посмотреть на это со стороны, то тут ничего такого. Если отстраниться, убрать все эмоции и хорошо подумать, то это не столь важно, как, например, начало войны.

Я взяла телефон и набрала номер. Нужно было действовать быстро, пока мною еще владели чувства из этого сна, пока я была уверена в том, что поступаю правильно.

— Нам придется сдать анализы на наличие венерических заболеваний и ВИЧ, — сказала я, когда на том конце взяли трубку.

— Нова? — переспросил Мэл.

— И нам нужно сесть и обсудить все это. Что и когда мы скажем нашей семье. Как мы это сделаем. Нам нужно все обсудить.

Мэл молчал.

— И нам придется придумать, что сказать малышу. Мы ему все расскажем, когда он подрастет? Или он с самого начала будет обо всем знать?

— Ладно.

— И нам нужно… Не знаю, тут куча всего. Нам понадобится контракт или что-то в этом роде.

— То есть ты согласна? — В его голосе слышались надежда и радость.

— Ну, наверное… Да. Я согласна.

И впервые в жизни я услышала, как Мэл разрыдался. Он плакал всего пару раз за все годы, что я его знала, и это всегда был тихий плач, слезы, которые можно и не заметить, если не смотришь на него.

— О господи, спасибо. Спасибо тебе… Я прямо сейчас скажу Стефани, и мы приедем к тебе. Ладно?

— Да, конечно.

— Спасибо. Ты даже не представляешь себе, насколько это важно для нас.

Я представляла. Это было важно и для меня.

Я слышала, как он шмыгнул носом. И я знала, что, несмотря на все сомнения, несмотря на ужас, поднимавшийся во мне, заполонявший мое сердце, поступаю правильно.

Это же Мэл, в конце концов. Конечно же, я поступаю правильно.

Я заперлась в ванной и разрыдалась.

Я была так счастлива всего раз в жизни — в день моей свадьбы.

Я купила ей цветы.

Я купила ей конфет.

Я купила ей маленькую баночку витаминов группы В.

Когда я увидела ее, то вновь заметила, насколько она прекрасна. Нова светилась внутренней красотой. Ее действия были прекрасны, и потому она была прекрасна.

Мы говорили, и говорили, и говорили. Она сказала, что я могу приходить в любое время, когда она будет дома. Она сказала, что это будет мой ребенок, поэтому я буду участвовать в процессе, насколько это возможно.

Она собиралась изменить мою жизнь.

Мне не нравилось думать о том, что это изменит и ее жизнь тоже. Но я позабочусь о ней. Я позабочусь о том, чтобы с ней все было в порядке. Она делала для меня нечто прекрасное, и самое меньшее, что я могла сделать для нее, — это позаботиться о ней.

Три минуты.

Сто восемьдесят секунд. Вся твоя жизнь может измениться за время, которого хватит на то, чтобы приготовить яйцо всмятку. Раньше я никогда не думала о том, что нужно проживать каждую секунду жизни так, словно она последняя. Я сидела с таймером, тикавшем на прикроватном столике. В руках у меня была длинная белая полоска пластика с двумя отверстиями.

Я ждала.

Ждала того, изменится ли моя жизнь. Навсегда. Я раньше и не думала об этом. Если это случится, то многое изменится. Я больше никогда не буду беременна в первый раз, если тест даст положительный результат. Я никогда не смогу заполнять анкеты, в которых спрашивается, есть ли у меня дети, не уточняя, означает ли это, что я рожала или что дети живут со мной. Если я забеременею вновь, я не смогу сказать: «Да, это мой первенец», не чувствуя, что лгу. Не думая об этом ребенке.

После анализов (Стефани сдавала их вместе со мной, чтобы чувствовать свою вовлеченность) и подписания контракта (это организовали бывшие коллеги Стефани) мне дали материал. Я не знаю, как они его получили, — и никогда, никогда не хотела бы узнать. Материал ждал меня в баночке для анализов, завернутой в коричневый бумажный пакет. Они отдали его мне, когда я приехала к ним домой в оговоренный день. Все остальное должно было произойти в моей квартире. Проведя предварительное исследование этого вопроса, я узнала, что материал лучше хранить, поддерживая температуру тела, поэтому я поместила баночку в лифчик и прижала ее кофтой, прежде чем возвращаться в такси. Мэл предложил подвезти меня домой, но я полагала, что мне лучше проделать все самой.

Они стояли на пороге дома, когда я уезжала. Стефани прижималась к мужу, он обнимал ее за плечи. Сейчас они были похожи на супружескую пару, отправлявшую своего ребенка в далекое путешествие.

В такси мне в голову неотступно лезли мысли о том, что машина разобьется, меня привезут в больницу и там обнаружат, что у меня под одеждой баночка со спермой. Я представляла лица моих родителей, когда доктор скажет им: «Ваша дочь получила поверхностные повреждения от разбившейся банки, которая находилась у нее в бюстгальтере во время аварии. Судя по всему, в банке содержалась сперма. Господин и госпожа Кумалиси, вы случайно не знаете, почему у вашей дочери при себе было почти два литра спермы?» Конечно, в банке не было столько спермы, но из-за аварии всем покажется, что ее было много.

К счастью, я добралась домой в целости и сохранности. Я приняла ванну, а потом… Я старалась не думать о том, что делала потом. Я отправила Мэлу сообщение: «Миссия выполнена» — и постаралась забыть об этом. Если думать, то вернутся все сомнения, все тревоги. Вернется страх.