Мэл наконец ушел на работу, потому что его айфон начал разрываться от звонков. Сегодня было заседание совета, которое он никак не мог пропустить.

Каждый раз это был быстрый секс, отчаянный и неожиданно грубый, оставляющий по себе послевкусие одиночества. Не знай я Мэла, я могла бы подумать, что он завел любовницу или подумывает об интрижке и так искупает свою вину.

Но Мэл не стал бы изменять мне. Теперь я это знаю. Теперь, когда уже слишком поздно, я знаю, что Мэл никогда бы так не поступил.

Полоса беговой дорожки прокручивается у меня под ногами, и я чувствую нарастание наслаждения. Легкие натужно перерабатывают кислород, сердце лихорадочно колотится в груди, кровь мчится по венам. Я обожаю это чувство. Предвкушение экстаза.

Вообще-то мне не стоит жаловаться на сегодняшнее утро. Иногда Мэл месяцами не обращает на меня внимания. Он словно забывает о том, что я женщина, да к тому же женщина, которая должна его заводить. А когда он хочет меня, это по времени никогда не совпадает с теми моментами, когда у меня тоже есть для этого настроение, поэтому приходится либо закрывать глаза и раздвигать ножки, либо искать отговорки.

Не то чтобы Мэл был бы против, если бы я сказала: «Слушай, мне сейчас как-то не хочется, может, просто поспим?» Наверное, он только обрадовался бы таким словам. Они означали бы, что я честна с ним. И Мэл не стал бы ломать голову, думая, не симптом ли это. Он сразу понял бы, что это симптом обострения. Наверное, я не могу довериться Мэлу, потому что не могу смириться с тем, как он меняется. Незаметно, но неизбежно. Он меняется, если я говорю ему правду. Он начинает проверять нашу аптечку, ищет улики, прячет бритвы и обезболивающие, забирает меня с работы, разговаривает с моим лечащим врачом у меня за спиной.

Серьезно, стоит немного захандрить, и мой муж тут же принимается вести себя со мной как с сумасшедшей. На самом деле у всех женщин бывают перепады настроения. У меня просто перепады настроения. Иногда мне бывает грустно.

Я была грустным ребенком.

Я была грустным подростком.

Теперь я грустная взрослая женщина.

Тут нет ничего такого, если хотите знать мое мнение. Но мой муж считает, что это ОЧЕНЬ важно.

Нагрузка нарастает, я чувствую, как все мое тело покрывается пóтом. Мне это нравится. Я словно прохожу ритуал очищения. Укрощения и очищения. Все плохое выходит из меня с пóтом во время тренировки. Я ускоряю бег, мне осталось пробежать лишь пару сотен метров.

Может, Мэлу стыдно за прошлую пятницу. Он чувствует себя виноватым за то, что выдал меня — выдал нас — нашим друзьям. Мне пришлось избегать их телефонных звонков и не отвечать на электронные письма. Я боюсь встретиться с Кэрол и Рут на работе.

А может быть, секс стал для Мэла чем-то вроде терапии. Замещающей терапии. Для меня эту функцию выполняет беговая дорожка. Так мы вытесняем из нашего сознания мысли о них.

Я сидела в Интернете часами, пытаясь найти нужную информацию.

Она не воспользовалась ученой степенью, чтобы стать практикующим психологом. Вместо этого она открыла так называемое «Эзотерическое кафе» — там можно подчистить свою ауру, а заодно еще и выпить кофе, что-то в этом роде. Кафе находилось в Брайтоне.

Но на сайте не было ее фотографий. А главное, там не было его фотографий.

Я выхожу из душа, завернувшись в полотенце. Мокрые волосы липнут к щекам.

Те женщины в раздевалке.

Мое сердце замирает на мгновение, и я останавливаюсь в дверном проеме, подумывая о том, чтобы уйти, пока они меня не заметили.

Брюнетка завязывает шнурки своих розово-белых кроссовок и поднимает голову. Она замечает меня, и кровь отливает от ее лица, как и в прошлую пятницу. Даже если я сейчас уйду, я покажусь им трусихой. Будто это я сделала что-то плохое. Да и куда мне идти? Назад в душевую? Чтобы женщины решили, что я за ними подсматриваю? Чтобы у них появились другие поводы для сплетен?

Глядя на противоположную стену, я с гордо поднятой головой вхожу в раздевалку и направляюсь к своему шкафчику. Я ввожу код, открываю дверцу и, заслоняясь ею, надеваю трусики, а потом лифчик.

Я знаю, что они все еще здесь, смотрят на меня, пытаются найти еще какие-то мои недостатки, чтобы добавить их к уже имеющемуся списку обсуждения. Я слышу, как они шепчутся, чувствую, как они подталкивают друг друга локтями. Через три секунды я развернусь к ним и скажу, чтобы они высказали мне все в лицо.

— Нам очень стыдно, — говорит одна из них. — Мы о прошлой пятнице. Извини нас.

Я надеваю джинсовую юбку с заниженной талией и застегиваю ее, притворяясь, что не слышу.

— Мы не думали, что ты нас слушаешь, — говорит другая, пока я натягиваю кофточку.

Обычно я хотя бы немного подсушиваю волосы, но сегодня придется убегать отсюда.

— Все дело в том, что мы завидуем тебе, — продолжает первая.

— Да, ты так здорово справляешься с нагрузкой, а нам не удается сбросить и пары килограммов, — добавляет вторая.

— Нам правда очень жаль.

Я надеваю курточку, вытаскиваю сумку из шкафчика, бросаю кроссовки на пол, сую в них ноги, даже не надев носки. Я даже не поправляю задники, так что приходится идти в них, как в шлепанцах.

В моих венах бурлит чистая ярость.

И что мне теперь делать, по их мнению? Сказать, что все в порядке? Согласиться с ними? Облегчить их души, сказав, что это неважно? Что я все понимаю?

Почему их хамство должно стать моей проблемой? По крайней мере, те, кто писал на стенах, что я «шлюха» и «придурошная прошмандовка», никогда не требовали от меня, чтобы я их прощала. Я захлопываю дверцу с такой силой, что все шкафчики шатаются.

Я разворачиваюсь, замираю на секунду, прожигая их взглядом. Наверное, сейчас у меня раздуваются ноздри.

Женщины пятятся.

Задники кроссовок врезаются мне в пятки, когда я направляюсь к двери.

Через пару секунд я возвращаюсь.

Останавливаюсь перед ними.

— Если у кого-то красивый муж, это еще не делает его идеальным, — говорю я. — Это не значит, что достаточно похудеть, чтобы сохранить свой брак. То, что он такой красавчик, еще не значит, что у него нет недостатков.

Я надела черное.

Черное стильное платье, которое нашла в магазине подержанных вещей в центре Лондона. Туда отдавали свои платья все знаменитости.

Платье было модным в прошлом сезоне, но я знала, что могу надеть его, если сделать это с ироничной непосредственностью: если уложить волосы набок и заплести их в косу, то покажется, будто у меня есть платья этого сезона, но я достаточно уверена в себе и настолько хорошо разбираюсь в моде, что могу надеть то, что мне хочется, когда мне хочется, и при этом знать, что я потрясающе выгляжу.

После того как я купила его, я не могла позволить себе нормально поесть в течение недели, но платье было мне необходимо. Выбор между модой и едой всегда был для меня очевиден. Если вещь мне подходила, я должна была приобрести ее, чем бы ни пришлось пожертвовать. Все дело было в самооценке. Когда я хорошо выглядела, я хорошо себя чувствовала. Иногда хороший внешний вид помогал заполнить внутреннюю пустоту. Некоторые женщины латают дыру в душе едой, работой, алкоголем, наркотиками, случайными связями. Я же знала, что мне поможет только порядок: бег каждое утро, идеальная косметика, подходящая одежда. Нужно выглядеть так, будто ты в гармонии с миром. Тогда ты будешь в гармонии с миром.

Я просидела в этом баре одна уже десять минут. Мои коллеги по работе опаздывали. Я вновь посмотрела на часы, подавляя вздох. Двадцать пять минут девятого. Мы договорились встретиться в этом классном баре неподалеку от Букингемского дворца в половину восьмого, и я приехала после восьми, потому что знала, что они всегда опаздывают. Впрочем, мы все опаздывали. Но сегодня мои подруги превзошли себя. Кое у кого из начальства крупной юридической фирмы, в которой я работала, были мобильные телефоны. Телефоны, которые можно положить в сумку или дипломат и носить с собой. На такой телефон можно позвонить и договориться о встрече. Сказать, что опаздываешь сам, или выяснить, не опаздывает ли твой собеседник. Но ни у меня, ни у моих приятельниц не было таких денег. Нам нужно было договариваться заранее и ждать. Или пользоваться телефонами-автоматами.