Лои радовался разговорам о завершении промысла. Он свое получил, и теперь его уже тянуло домой. Тоска по дому была настолько сильной, что он даже с удовольствием думал о школе.

Последний месяц Лои усердно преодолевал рифы «Морского ежегодника» и, как ему казалось, наконец-то вошел в тихую заводь. Если весной он еле-еле успевал по чтению, то теперь рассчитывал на твердую тройку. А большего, ему и не надо.

За это лето он освоил многое другое, гораздо важнее чтения.

Магнус еще давно нарисовал ему компас, обозначив на нем основные румбы. Этот рисунок Лои прилепил на потолке над своей койкой, чтобы он каждый день попадался ему на глаза. После вечерней молитвы Лои обязательно рассматривал его и вскоре знал назубок все страны света.

Кроме того, Лои научился определять курс по навигационной карте, высчитывать расстояния в морских милях, разбираться в магнитном склонении и в приливно-отливных течениях по всему побережью.

За лето его представления о промысле сильно изменились. Он убедился, что лов сельди — отнюдь не забава, не приятная прогулка под полуночным солнцем в проливе Гримсейярсюнд. Он познал ожидание, познал однообразие круглосуточного поиска сельди по всему морю, познал безнадежность, которая охватывает рыбаков, вытащивших пустыря, познал радость удачного замета. Он испытал, каково это — месяцами находиться на судне с одними и теми же людьми, неделю за неделей слушать их разговоры об одном и том же, быть поверенным их надежд и устремлений, главным образом связанных с тем, чтобы поскорее попасть на берег, имея возможность сообщить о семидесяти тоннах рыбы на брата — ведь от этого зависело благополучие их семей.

Чтобы стать рыбаком, мало было надеть бахилы и взойти на борт судна. Морское дело, вроде замысловатой головоломки, состояло из множества разнообразных деталей, которые должны были определенным образом совпасть, сложиться в одно целое — иначе ничего не получится. Нужно было изучить компас, уметь вязать беседочный узел, быть проворным, ловким и сильным, иметь хорошее зрение, чтобы издалека видеть идущую сельдь, привыкнуть спать не раздеваясь, уметь определять курс и драить палубу после разгрузки рыбы, а самое главное — нюхом чуять, где скорее всего есть надежда на улов.

То, чем Лои занимался с утра до поздней ночи, отнюдь не было забавой. Теперь он знал, что иногда от крепости рук, от того, сумеешь ли ты вовремя ухватиться за леер, зависит твоя жизнь. Опыт одного мгновения бывал здесь дороже опыта многих лет на берегу.

Жалко, что в школе его не будут экзаменовать по этому материалу.

Во время последнего захода в порт кок звонил домой, чтобы узнать про жену. Ее уже поместили в больницу, но исход родов пока не ясен, состояние у нее тяжелое, сказали ему.

Команда приуныла и с трепетом ждала дальнейших новостей, все приготовились к самому худшему. Кок был непривычно молчалив, даже не отругал Лои, когда тот попался ему на глаза с полным ртом изюма.

И вот однажды «Слейпнир» вызвала ночью Служба поиска сельди с мыса Далатаунги и сообщила, что получена радиограмма для Сайвара Йоунссона. Лои вместе с Паульми находился в это время у рации, он слышал, как радист прочитал:

— «Родился сын. Чувствуем себя хорошо. Магга».

— Я сбегаю вниз, скажу ему, — предложил Лои и кубарем скатился в каюту, где спал кок.

— Сайвар, — позвал он, расталкивая кока, — Сайвар!

Кок приоткрыл один глаз и уставился на Лои.

— Сайвар, Магга прислала радиограмму. У нее родился мальчик, оба чувствуют себя хорошо.

Новоявленный отец секунду молча смотрел на Лои, потом сказал:

— Прекрасно. На промысле всегда не хватает народу.

И, отвернувшись к переборке, захрапел дальше.

Не нужно долго промышлять рыбу, чтобы понимать, как неприятно вытащить пустыря. Впрочем, еще хуже прийти в порт вовсе без улова. Уж если судно ходило за сельдью, оно должно появиться в гавани глубоко осевшим, лучше всего с полным грузом. Никого не волнует, что три дня сельди не было и в помине, а потом разыгрался шторм и все суда повернули к берегу. Кто станет слушать эти оправдания?

В гавани Сейдисфьордюра, когда туда входил «Слейпнир», к причалу было не пробиться. В глубине фьорда расположились на рейде норвежские и финские промысловые шхуны, а вместе с ними — и несколько исландских судов. У пирсов суда стояли чуть не впритык — похоже было, что сюда собралась вся флотилия.

Сердясь, что нет места для швартовки, Паульми уже хотел отдавать якорь в стороне от пристани. Но его не поддержали. Тогда Ауси предложил втиснуться рядом с судном, стоявшим возле телефонной станции.

Так они и сделали.

Когда «Слейпнир» ошвартовался, Паульми, подозвав Лои, попросил его далеко не отлучаться.

— Вечером здесь наверняка будет дым коромыслом, так что тебе лучше побыть на судне.

В кубрике матросы перебрасывались мешками с грязным бельем, были вытащены бритвенные приборы, даже извлечены из-под матрацев зубные щетки — в море этими вещами почти не пользовались. У крошечного умывальника выстроилась очередь, и кок распекал ребят за то, что они вылили из бака всю горячую воду.

Лои смотрел из-за стола, как преображаются перед зеркалом знакомые лица.

— Можно мне с вами на праздник?

— Ты с ума сошел! — Лейфи скорчил из-под бритвы гримасу. — Восьмилетних на праздник не пускают.

— Мне уже девять, — поспешил уточнить Лои.

Конни обнял его за плечи и притянул к себе:

— Нет, дорогой Лои, сегодня ты у нас останешься за сторожа. А завтра я свожу тебя в кино.

От Конни пахло чем-то непривычным. Возможно, это был запах зубной пасты.

Как ни странно, сегодня Лои не нравилось вертеться среди матросов и слушать их разговоры. Ребята были непохожи сами на себя, говорили нарочито громко, а его просто не замечали. Когда Конни вдобавок начал бубнить какую-то поэму, Лои встал из-за стола и пошел в рулевую рубку. Туда же поднялся из каюты Ауси — как и другие, побритый и приодевшийся.

— Ну что, вы все идете на праздник?

— Не все, кто-то должен остаться приглядеть за «Слейпниром».

— Наверное, лучше это сделать мне, — сказал Лои.

— Прекрасная мысль. А пока давай-ка сходим на телефонную станцию и позвоним твоей маме. Ей небось давно хочется услышать твой голос.

— А ты будешь звонить домой? — спросил Лои по дороге к переговорному пункту.

— Даже не знаю…

— Может, позвонишь в Рёйвархёбн?

Ауси улыбнулся:

— Думаешь, стоит?

— Конечно. Передай Лёйвей, чтоб она захватила в Дальвик мои брюки. Мы ведь в этом сезоне больше не будем заходить в Рёйвархёбн, а?

— Наверняка не будем.

На «Слейпнир» они вернулись уже к вечеру. Почти вся команда ушла на берег. Паульми спал в штурманской рубке, а Хёйкюр с Магнусом играли в кубрике в карты.

— Иди-ка ты, Лои, ложись спать. Завтра тебя разбудят ни свет ни заря, — сказал Хёйкюр.

— Я хочу дождаться, когда все вернутся с праздника.

— Давай без глупостей. Марш в койку.

Не став препираться, Лои пошел в рулевую рубку и сел у окна. Отсюда ему было видно все, что происходило на берегу. Там царило оживление, по улицам в одиночку и гурьбой ходили моряки, которые то и дело задирали друг друга. Кто-то размахивал бутылками, словно флагами в день национального праздника. Может, сегодня действительно какое-нибудь национальное торжество? Во всяком случае, дым и впрямь стоял коромыслом.

Улегшись в постель, Лои стал вспоминать дом. Мама сегодня спросила, соскучился ли он по дому, а он ответил, что нет. Наверное, нужно было сказать правду: он страшно соскучился. Теперь мама считает, что его не тянет домой, что ему нравится быть вдали от нее…

Ауси тоже говорил с его мамой. Промысел, сказал он, подходит к концу, в море становится небезопасно да и сельдь брать все труднее.