— Норвежцы очень хвалят этот блок, — сказал Лейфи.

— Норвежцы! Сами-то они им не пользуются, ходят на промысел с двумя ботами. Так же, как и финны.

— Я слышал, этим летом блок собираются испытывать на «Оулавюре Каурасоне», — вставил Мюнди. — Интересно бы посмотреть, что у них получится.

— А что такое блок? — спросил Лои.

— Я плохо себе представляю, — ответил Мюнди. — Что-то вроде колеса, которое крутится и само втягивает невод, так что остается только выбирать слабину. По-моему, его точное название — силовой блок, да, Лейфи?

— Кажется, так. А развязаться со шлюпкой давно пора. Только куда тогда девать невод? На корме он у нас не поместится. Такое суденышко, как наше, маловато для кошелькового невода.

— Значит, построят большее, уж будь уверен. Не оказался бы этот блок очередной новинкой, которую нам хотят всучить, чтобы загрести кучу денег. Почему сами норвеги, как следует блок не испытав, предлагают его нам? Ох, не нравится мне все это…

Сидя за столом в кубрике, Лои внимательно слушал разговор. По своему обыкновению, он ловил каждое слово. Если речь шла о предмете, в котором Лои плохо разбирался, он, выслушав все мнения, выбирал из них наиболее для себя приемлемое. Чаще всего такое мнение высказывал Конни, но в этот раз Лои был согласен с Рудольфом. Силовой блок и у него вызывал подозрения: без вспомогательной шлюпки на лове сельди никогда нельзя будет обойтись.

Когда они наконец пришли к Гримсею, обстановка на море улучшилась, но ветер оставался крепким.

Вечерело. Натянув фуфайку, Лои уселся на баке. Вокруг стояло множество укрывшихся от непогоды рыболовных судов, в том числе «Сигюрдюр Йоунссон», на котором был Пьетюр.

У причала места всем не хватило, поэтому Паульми дал команду бросить якорь в бухточке к востоку от гавани. С раннего утра, когда брали на борт невод, капитан не покидал рулевой рубки.

Отдав якорь, почти все матросы завалились на койки: накануне из-за качки и суматохи никому не удалось выспаться. Только Гюнни и Лейфи извлекли катушки с лесой и прикрепили их к фальшборту, чтобы половить треску.

Первая поклевка не заставила себя ждать. Не успела леска уйти в глубину, как ее пришлось вытаскивать, и на палубу шлепнулась небольшая треска кроваво-красного цвета.

— Ничего себе начало! — сказал Лейфи, снимая рыбу с крючка. — Такое чудище наверняка не к добру!

— Не бойся, из нее получится замечательный лабардан, — засмеялся Гюнни.

— Лабардан? А что это? — спросил Лои, весь обратившись в слух.

— Это треска, особым образом разделанная и провяленная, — отвечал Лейфи, снова забрасывая лесу. — Лучше всего подходит небольшая, вроде тебя… Пожалуй, мы тебя теперь будем называть Лабарданом.

В окно рулевой рубки высунулся кок. Он закричал:

— Вы бы попробовали поймать палтуса, чтоб можно было приготовить обед повкуснее!

— Ты так долго кормил чаек, что все палтусы передохли, — прокричал в ответ Лои.

— Лои, возьми в рубке нож, будешь обескровливать рыбу, — сказал Гюнни. — Отныне ты назначаешься Главным Кровопускателем!

Утро застало их на прежнем месте.

Лои всю ночь провел на палубе, помогая Гюнни и Лейфи. Разделывая рыбу, каждый из них помечал свой улов: Гюнни надрезал рыбе хвост, а Лейфи отрубал передний спинной плавник. Такая метка называется «без переднего, с цельным хвостом», объяснил Лейфи.

За помощь они отдали Лои несколько лабарданов, пусть, сказали они, на вырученные деньги купит себе конфет.

Погода держалась все такая же. Над островом нависало хмурое небо, море у выхода из залива бурлило и пенилось. Но, как ни мрачен был здешний пейзаж, он не производил впечатления безотрадности — кругом кипела жизнь. Казалось, будто сюда, к этому северному острову, собрались на тинг[14] птицы со всех концов света. В одиночку или огромными стаями они сплошь покрывали и сушу и море. От птичьего базара исходил неумолчный гомон, передохнуть от которого можно было лишь ночью, когда появлялся добрый Оле-Лукойе и закрывал тебе уши.

После обеда все слушали по радио специальную передачу для рыбаков. Ребята лежали по койкам, а Лои сидел за столом и на листе бумаги, который дал ему Конни, рисовал судно с богатым уловом. В торжественной тишине кубрика звучали приветы и поздравления, адресованные рыбакам.

Вдруг все переглянулись и затаили дыхание. Диктор прочла:

«Гюннару Хальдоурссону с моторной шхуны „Слейпнир“ из Дальвика передает сердечный привет одна дама, которая ждет, тоскует и надеется. Она скрылась под девизом „Белые чайки“».

Эта весть произвела на судне впечатление разорвавшейся бомбы. Все загалдели, стараясь перекричать друг друга, так что в кубрике поднялся невообразимый гвалт. Из рулевой рубки прибежал Ауси и присоединился ко всеобщему шуму.

Целый день только и разговоров было что об этом привете. Правда, Гюнни в ответ на все расспросы уверял, будто понятия не имеет о том, кто мог его послать. Рыбакам оставалось самим строить догадки.

Это было несложно. Белые чайки, рассуждали они, означают птиц на Гримсее. Несчастной женщине осточертело не видеть вокруг никого, кроме чаек, и Гюнни нужно поскорее плыть на берег и спасать эту исстрадавшуюся душу, а то ее уведет у него из-под носа какой-нибудь краснобай. Нельзя не откликнуться на мольбу о помощи.

— По радио передавали, что на Гримсее сегодня вечером праздник, — сказал Ауси. — По-моему, самое правильное будет сойти на берег…

— Как же мы туда попадем? — спросил Лои.

— Гюнни нас перевезет вплавь, на закорках!

Вечером ребята так насели на Гюнни, что тому пришлось уступить.

К задней стене рулевой рубки был принайтовлен небольшой ялик. После ужина его отвязали и спустили на воду. На берег могли попасть не все — скорлупка брала на борт не больше четырех человек. Когда в нее уселись Гюнни, Лейфи, Конни и Ауси, ялик заметно осел.

— А мне с вами нельзя? — крикнул Лои.

— Давайте возьмем парнишку, — сказал Конни. — Ему интересно будет посмотреть, как на Гримсее устраивают праздник сельди. Я за ним пригляжу.

Лои помогли спуститься в ялик. Конни принял его и посадил на заднюю банку.

— Только не дыши, пока не доберемся до берега, а то пойдем ко дну, — засмеялся Ауси.

В этот вечер не одни они собрались на гримсейский праздник: от кораблей, стоявших на рейде, к берегу гребли еще три лодки. Может быть, сойдет и кто-нибудь из команды «Сигюрдюра Йоунссона»?..

Они пристали возле пирса и втащили ялик под навес.

— Иди сюда, Лои, давай руку, — сказал Конни, протягивая ему свою.

— Это клуб? — спросил Лои и указал на постройку белого камня, перед которой прогуливались несколько рыбаков.

— Нет, это сельдяной барак. В нем живут женщину, приехавшие работать на засоле. Клуб у них вон там, на холме. Серое такое здание…

— Гюнни, не хочешь поискать тут кого-нибудь из знакомых? — спросил Ауси, кивая в сторону сельдяного барака.

— Я? Ты в своем уме?

— Все давно ушли на праздник, — сказал Лейфи Сутулый и втянул голову в плечи.

Рыбаки двинулись по узкой тропинке мимо сельдяного барака. Тропинка, по-видимому, и вела к клубу — все держали курс в ту сторону; даже длиннохвостые крачки и те слетались туда же.

Клуб находился у самой дороги, неподалеку от берегового откоса, круто обрывавшегося к морю. Это было обветшалое строение из рифленого железа, с островерхой крышей и бетонным подвалом; когда-то выкрашенное в серый цвет, оно теперь было испещрено пятнами ржавчины.

Народу возле клуба собралось много. Вдоль стены, поодиночке или группками, стояли мужчины: некоторые в бахилах, другие — те, что решили принарядиться, — в башмаках. На крылечке у входа тоже толпился народ. Задние приподнимались на цыпочках, пытаясь заглянуть в зал, откуда доносились звуки гармони, временами заглушавшиеся криками и взрывами смеха. В окна были видны танцующие пары. Кое-кто из мужчин захватил с собой фляжки, и теперь их пускали по кругу среди своих.