Я веду эти записи, чтобы выдвинуть себе обвинение. Я веду эти записи, чтобы оправдать себя. И только приговор себе я вынести не могу. Лишь время способно оправдать меня или осудить. Время и ты, мой читатель из далекого будущего.

Сегодня вечером я вернулся в замок, который местные жители называют проклятым. Этот замок, кажется, так далек от всего мира… Тут царит тишина и покой, лишь весенний ветерок насвистывает свою тихую песню, и ее мелодия переплетается с пением трех печальных девушек, Фриды, Франки и Фернгильды. Я слышу их тихие, нежные голоса, и их песня повествует мне о трагедии, начавшейся со смерти Агапета, а теперь близящейся к своему концу:

Хотя мне и тяжело было сдержаться, я не пошел к Элисии сразу после прибытия в замок, ведь иначе мне пришлось бы рассказать ей, что я собираюсь сделать, а она не должна чувствовать себя виноватой. Пусть ее совесть останется чиста.

По приезде я отправился к Эстульфу – именно так я и должен был поступить по этикету.

Увидев официальное письмо, в котором его супругу обвиняли в убийстве, граф побледнел.

– Это неслыханно, викарий! Четыре месяца назад вы покинули замок, сообщив, что невозможно установить личность убийцы.

– С тех пор кое-что изменилось. Если будет установлено, что графиня Клэр при жизни графа Агапета изменяла ему с вами, взяв на свою душу грех прелюбодеяния, и плодом сего греха оказался ребенок, то у нее были причины для того, чтобы убить своего первого мужа.

– Как вы смеете! Моя супруга едва оправилась от тяжкой болезни, всего два дня назад она сумела впервые встать на ноги, а вы являетесь сюда и обвиняете ее в столь ужасных злодеяниях. Вы представляете себе, каким это станет для нее ударом? Она добрейшая женщина и просто неспособна на убийство!

Я верил в то, что сам Эстульф нисколько не сомневается в правдивости своих слов, и я не знал, завидовать мне ему или же жалеть его. Для Эстульфа любовь оставалась чем-то чистым и возвышенным. Ах, дорогой мой Эстульф, твоей чистой любви не существует, она бывает лишь на бумаге. В истинной любви воплощается все самое лучшее и самое отвратительное, что только есть в нашей жизни. Любовь оправдывает все, что помогает ей выстоять. Любовь смертоносна, разрушительна. Впуская любовь в сердце, не знаешь, ангел ли поселился в твоей душе или демон. Или же и тот, и другой. Такова любовь. Нет в ней благородства, зато есть отвага и свобода, есть красота и преданность, есть подлость и низость.

Конечно же, Клэр способна на убийство. Она способна на убийство, ибо она любит. Способен на это и я, защитник справедливости.

Почему я решил, будто Эстульф настолько наивен, чтобы верить в невиновность своей супруги и чистоту любви? Да потому, что он стал пленником своих мыслей об изменении мира. Он верил в то, что мир можно изменить. В то, что можно осушить болота, отказаться от войн, победить бедность. Да, это были благородные цели, но тот самый мир, который Эстульф мечтает изменить, воспротивится ему, и рано или поздно Эстульф будет сломлен. Так или иначе. У него был выбор – либо его устранят, либо он станет таким же, как и все.

– Бальдур выдвинул против вашей жены официальные обвинения в нарушении священной клятвы, – пояснил я. – Он намерен предоставить суду доказательства.

– Это невозможно!

– Увидим. Завтра мы соберемся в полдень и начнем судебный процесс. Мне понадобится зал и…

– Вы собираетесь приговорить меня, а я должен принимать вас как гостя?!

– Вы ведь сами сказали, что графиня еще слаба, и потому я посчитал, что лучше всего будет проводить заседания в замке. Кроме того, вам почему-то кажется, что решение о приговоре уже принято. Это не так. Если Бальдур не сможет доказать факт измены, вашей супруге нечего бояться и по всем остальным обвинениям.

– А как же обвинение в убийстве?

– Все по порядку, граф. Вначале мы проведем процесс по обвинению в клятвопреступничестве и прелюбодеянии, а потом посмотрим.

До этого момента я действовал совершенно правильно. Если подана официальная жалоба, то необходимо провести допрос свидетелей. Это моя работа. Кроме того, ребенок графини, якобы родившийся десятимесячным, действительно вызывает подозрения (неспроста Эстульф был так возмущен обвинениями в убийстве и ни слова не сказал о прелюбодеянии).

Мне жаль их всех.

Мне жаль Эстульфа, который сделал то же, что и я, – стал отцом ребенка, которому суждено родиться в чужом браке.

Мне жаль Клэр, которая, как и Элисия, отвернулась от своего супруга и бросилась в объятия возлюбленного, а теперь вынуждена платить за это.

Мне жаль венгерскую девушку Кару, которая случайно попала в этот водоворот событий и теперь ее несет навстречу гибели.

Мне жаль себя. Ибо с сегодняшней ночи и я буду погребен под грузом вины.

Бильгильдис, войдя в мою комнату, жестом указала мне, чтобы я подошла к окну.

Я и выглянула во двор… и увидела его. Сумерки скрывали его облик, но я узнала бы Мальвина при любом освещении. Четыре месяца. Мы не виделись четыре месяца. Бильгильдис вернулась, а теперь вот и самый для меня важный человек приехал в замок. Я обезумела от счастья. Я не могла больше ждать, мне нужно было обнять его, возлюбленного моего, отца моего ребенка. Но я так торопилась не только потому, что соскучилась по нему. Теперь, когда Мальвин приехал, ко мне вернулась моя былая уверенность. Мой любимый не допустит того, чтобы Эстульф причинил мне вред. И он придумает, что нам делать в связи с тем, что мои записи пропали. Тянулись часы, а замок все не засыпал. Ах, эта мука ожидания!

Но вот наступила глубокая ночь, и я, сжав лампаду в руке, вышла в коридор. Было холодно, сильно сквозило, ветер чуть не задул огонь лампады, и мне пришлось защищать его своим телом. Я медленно продвигалась вперед, хотя мне и хотелось добраться до своей цели как можно быстрее. На полпути я услышала какой-то странный звук, напоминавший хруст гравия под подошвами. В сущности, в этом не было ничего странного, ведь в замке жило много людей, но я беспокойно оглянулась. Лунный свет, падавший в бойницы, вычерчивал странные линии на полу. Все преобразилось вокруг, привычный мир, казалось, растворился. В каменной кладке зияли бездонные расщелины, ночная птица, пролетевшая мимо, обернулась зловещей тенью… Облако, на мгновение скрывшее лик луны, вновь изменило очертания теней – там, где было светло, воцарилась тьма, и напротив, луч лампады осветил темные углы.

Дойдя до пересечения четырех коридоров, я опять услышала этот странный звук, но, как я ни оглядывалась, я не видела ничего, кроме косых граней света и тьмы.

Может быть, все это спутало мои чувства? Мой страх, эхо, игра теней… Продолжив свой путь к Мальвину, я увидела в четырех-пяти шагах впереди темную нишу, а в ней – какую-то фигуру. Этот человек вжался в стену, он пытался спрятаться от меня. Но зачем? Я повторюсь, мне лишь показалось, что я кого-то увидела, – то была тень внутри тени, черные смутные очертания в кромешной тьме.

Я выронила лампаду и бросилась бежать. Все закоулки этого замка знакомы мне, но я заблудилась и уже не понимала, где нахожусь. Я услышала чьи-то шаги – возможно, то были отголоски моих собственных шагов, эхо, отразившееся от столетних стен. А может быть, и нет. Может быть, то были шаги убийцы! Страх овладел моей душой.