Все сейчас висит на волоске. Я еще могу действовать, но кто знает, сколько времени мне осталось. Я должна принять решение, вероятно, самое тяжелое решение в моей жизни. Либо я…

Я не стучал. Крепостным не позволяется запирать дверь, потому мне достаточно было сделать пару шагов, чтобы очутиться в центре душной, скудно обставленной комнатки. Раймунду и Бильгильдис вообще повезло, что им досталась собственная комната, пусть и такая маленькая. Эту привилегию можно объяснить лишь особым расположением к ним их господ. Старуха сидела над какими-то бумагами, и мне стало любопытно, зачем служанке что-то записывать. А поскольку Бильгильдис была крепостной, я мог задать этот вопрос не только себе, но и ей.

– Что ты там делаешь? Что это такое? Покажи мне.

Черта с два. Вначале она уставилась на меня, словно лань на волка, но уже через мгновение в ее глазах блеснула ярость.

– Ты не услышала, что я сказал? Я хочу посмотреть эти бумаги.

Я протянул руку, но Бильгильдис закрыла бумаги собственным телом, а когда я не отступился, она сунула их себе под одежду. Что ж, я тоже всегда ношу свои записи при себе…

– Это тебе не поможет. Сейчас ты отправишься со мной к Элисии, и тогда мы посмотрим, хватит ли у тебя дерзости ослушаться и ее приказа. Если так, то я прикажу ее служанкам обыскать тебя.

Бильгильдис, подумав немного, взяла перо и нацарапала пару строк на чистом листе бумаги.

«Я пишу письмо от имени моей госпожи, графини. Сейчас она слишком слаба, чтобы писать самой, и потому попросила меня заняться ее личными письмами, в том числе и письмом отцу настоятелю монастыря Св. Трудперта. Он ее исповедник».

Я должен был решить, верить мне ей или нет. Если слова этой немой служанки были правдой, то я пытался заполучить личные письма графини, что можно посчитать оскорблением, а если речь идет о письменной исповеди, то и святотатством. Конечно же, я мог бы сразу же спросить у графини, не лжет ли мне Бильгильдис, но Клэр сейчас была тяжело больна, и мне не хотелось тревожить ее. К тому же я пришел к этой служанке не для того, чтобы говорить с ней о каких-то писульках. Потому я пришел к выводу, что мало что выиграю, но много чем рискую, если заберу эти письма.

– Ну хорошо. Отложи бумаги и иди за мной.

Первую часть приказа она выполнила, а от второй попыталась уклониться. Казалось, Бильгильдис чувствует опасность, которой я мог ее подвергнуть. Она принялась издавать какие-то звуки, зная наверняка, сколь пугающее и даже отталкивающее впечатление они производят. Но я подумал: «Нет, старуха, тебе от меня так просто не избавиться!» Впервые за несколько недель я вновь занялся тем делом, ради которого я приехал в замок Агапидов. Я искал убийцу Агапета и шел по следу, который привел меня к Бильгильдис.

– Ты пойдешь со мной, или я прикажу тебя выпороть, – решительно заявил я.

Она сдалась. Мы направились в покои Эстульфа, ранее принадлежавшие Агапету. Я намеренно выбрал время, когда Эстульфа тут не было.

Служанка вопросительно посмотрела на меня.

– Где-то здесь должен быть потайной проход. Ты прожила в замке половину своей жизни и наверняка знаешь, где он находится. Покажи его мне.

Бильгильдис пожала плечами.

– Как хочешь. – Я взял ее за руку и потянул ее к сундуку. – Может быть, теперь ты припоминаешь? Нет?

Я открыл проход и заставил служанку спуститься передо мной. Взяв факелы, мы прошли по узкому коридору и оказались в потайной комнате.

– Значит, ты раньше никогда не бывала здесь?

Бильгильдис и дальше делала вид, будто ничего не понимает.

Я достал письма, которые нашел здесь ранее.

– Но эти бумаги тебе знакомы, не так ли?

Она бросила на письма мимолетный взгляд и покачала головой.

– Лгунья! – завопил я, ударив кулаком по столу. – Еще одна такая ложь, и я брошу тебя в яму! Ты не выйдешь оттуда, пока я не узнаю правду! Тебе ясно?!

На самом деле я вовсе не вышел из себя. Я прекрасно осознавал, что я делаю. Люди привыкли к тому, что я всегда веду себя спокойно, и я пользуюсь этим. Когда я начинаю угрожать им, причем в таком тоне, который им еще не доводилось слышать от меня, они понимают, что дело обстоит для них не наилучшим образом. Подобное поведение творит чудеса – допрашиваемые настолько пугаются, что рассказывают мне все, о чем в иной ситуации умолчали бы.

– Кроме Элисии, Эстульфа и графини ты единственная жительница этого замка, которая умеет читать и писать. Письма адресованы графу Агапету, но он не умел читать! К кому бы еще он обратился, как не к тебе? К Эстульфу, быть может? Не станешь же ты убеждать меня, что Агапет проводил ночи на этом ложе любви вместе с Эстульфом? Или с графиней? Зачем скрываться с супругой в зловонной потайной комнате, если есть свои просторные покои? Про Элисию и речи быть не может. Значит, Агапет спал здесь с тобой и ни с кем еще. Ты будешь это отрицать? Подумай о том, что я только что сказал о лжи и темной яме.

Бильгильдис посмотрела на меня, затем на письма, подумала немного и отважилась открыть мне правду.

Она кивнула.

– Хорошо. Правильное решение. Ты знаешь, что я держу в своих руках? Это черновик письма, адресованного герцогу Швабии, ответ на одно из полученных писем. Пара слов здесь вычеркнуты. Наверное, граф Агапет что-то диктовал тебе, а потом ему не понравилось звучание фразы. Мне достаточно сравнить эти строки с посланием, которое ты сегодня писала от имени своей госпожи. Полагаю, почерк будет тот же.

Бильгильдис кивнула.

Что до содержания писем, тут мне спрашивать Бильгильдис было не о чем. Они говорили сами за себя. Пять из шести писем были от герцога. Бурхард добивался расположения графа Агапета, пытаясь заручиться его поддержкой на тот случай, если начнутся распри с новым королем, Конрадом. Герцог собирался провести следующим летом военную кампанию в Венгрии – более масштабную, чем все предыдущие. Он рассчитывал на свое самое мощное графство и надеялся объединить войско Агапета с армией баварского герцога. Но король не согласился на этот военный поход, он хотел провести переговоры с Венгрией. Об этом, в сущности, знали все, и шестое письмо лишь подтвердило мои предположения. В нем король Конрад пытался переманить Агапета на свою сторону. В качестве подтверждения своего расположения король прислал графу кое-какие подарки…

Но было во всем этом еще кое-что очень интересное. Письма герцога вполне можно назвать «заговорщическими» – именно поэтому граф Агапет и хранил их в своей тайной комнате. Конечно, герцог избегал прямого подтверждения своих намерений, но заручаться поддержкой графа на тот случай, если начнутся «распри» с королем… Мне показалось, что герцог хочет отделить Швабию от Восточно-Франкского королевства, как Бургундия отделилась от Западно-Франкского. Как бы то ни было, жизнь Агапета, его отношение к войне и сражениям, его холодность в разговоре с послом короля, а главное, черновик ответа герцогу позволяли прийти к выводу, что Агапет собирался принять сторону Бурхарда и в следующем году пойти войной на Венгрию. Этот военный поход был бы очень дорогим и потребовал бы значительных затрат со стороны графства. От Эстульфа это утаить не удалось бы, ведь он как управляющий должен знать обо всех доходах и расходах.

– Агапет ответил королю? Он продиктовал тебе письмо его величеству Конраду? – спросил я.

Бильгильдис покачала головой.

Значит, король оставался в неведении о том, поддержит его Агапет или нет. Но что, если Эстульф донес королю о том, что происходит? Что, если он написал Конраду письмо, изложив свои мысли по поводу намерений Агапета? Что, если король поручил ему… Но разве могу я даже помыслить такое? Его величество приказывает кастеляну замка убить графа? Без помощи самого богатого графа Швабия не начнет военный поход против Венгрии, а без Швабии и Бавария не ввяжется в войну. Король настоял бы на своем, королевская власть укрепилась бы, а власть знати ослабела бы. Возможно, у этого убийства политическая причина?