Я указал на её мешок: «Ты где-то спрятала её, а теперь несёшь ей пищу. Она спряталась от Торга, или же ты околдовала её и хочешь, чтобы она стала такой как ты?»

— Как я? Ты спросил так, как будто считаешь меня ниже ваших леди, с их куриными мозгами и мягкими телами, с их желанием попасть поскорее на рынок невест и быть проданными подороже, — она отошла подальше. — Нет, возможно в твоей маленькой мягкой леди мерцала искра таланта, так глубоко закопанная годами жизни среди вас, что она никогда и не подозревала, что спит в ней, пока не нашла место, которое разбудило, вызвало к жизни спрятанное в ней. Я не прячу Инну и не ношу ей пищу. Она исчезла, хотя я не знаю куда. Но пытаюсь найти. Так как она не знает сама, что делать с тем, что проснулось в ней, — в голосе девушки теперь звучало открытое презрение. — Меня не было в тот момент, когда вернулась жизнь Святилища. Исчезла она… Хотя там должна была быть я! — теперь уже звучал гнев. — Она отобрала у меня то, что принадлежит мне по праву. И я даже не могу предположить, что она будет делать с этим, будучи тем, что она есть. Я иду не для того, чтобы освободить твою маленькую глупую леди, воин, но чтобы предотвратить те глупости, которые она может совершить со своим любопытством!

— Где?

— Где? — повторила она, подняв упрямый подбородок.

— Там… — и она показала на запад. — Я иду по следу, которого тебе не понять. Мой проводник здесь, — она коснулась лба между глазами, — и здесь, — на этот раз она ткнула пальцем себе в грудь. — Может оказаться, что я не обладаю могуществом, которое необходимо, но я могу попытаться… каждый может сделать попытку.

— Ты уверена, — медленно ответил я, — что Инна попала в колдовские сети и похищена. Ты уверена, что можешь найти её. После этого… — я показал на каменную западню, — как я могу сказать, что истинно, а что ложно в этой стране? Но если есть шанс найти мою госпожу, и ты можешь служить проводником, то я тоже пойду с тобой.

Она хмуро взглянула на меня. «Это женское могущество, — медленно сказала она. — Я сомневаюсь, что ты сможешь пройти туда, куда пойду я».

Я покачал головой: «Я не знаю ни одного могущества. Но я знаю, что на мне лежит долг чести, и я пойду куда угодно, где есть шанс спасти Инну. Я думаю, что Мудрая Женщина знает это. Может, она хотела сбить меня с верного пути намёками на Торга, но она дала мне это, — я показал мешок с продуктами, — и не отговаривала меня от таких намерений».

Гатея улыбнулась краем рта. Эта улыбка не нравилась мне всё больше и больше.

— Забина хорошо знает, что бесполезно спорить с теми, разум которых ограничен, закрыт голосу другого разума. Она поняла, что твой разум закрыт наглухо.

— Возможно, как и твой?

Она ещё больше нахмурилась. «Ты слишком много говоришь, — она отвернулась. — Если ты способен подвергнуть себя таким опасностям, каких не можешь даже представить, идём, безродный. Скоро ночь, а в этой стране лучше ночевать в убежище».

И она пошла, даже не оглянувшись на меня, осторожно обойдя каменную западню. Идти было трудно. Всё было завалено каменными блоками, плитами, колоннами. Мы карабкались по ним, причём я старался держаться как можно ближе к Гатее. Я боялся попасть в какую-нибудь ловушку.

Кот, к большому моему облегчению, шёл впереди. Я не доверял ему, хотя зверь преданно служил моей спутнице.

Кот ушёл далеко вперёд, но затем дождался нас под нависающим каменным выступом. Дальше расстилалась дикая каменистая страна. Лишь кое-где виднелись зелёные островки растительности. А в основном там вздымались хаотические скопления изломанного камня.

Топлива для костра здесь не нашлось. Но мне и не хотелось зажигать здесь огонь. Ведь он мог привлечь… Кого? Людей Гарна, или жуткие создания, гораздо более страшные, чем разгневанный лорд?

Солнце, казалось, задержалось на небе, предоставив нам возможность изучить все подходы к убежищу, которое отыскал нам кот. Сам он исчез в дикой долине, намереваясь, как я полагаю, немного поохотиться. Гатея и я поели из наших запасов и сделали по глотку воды. Я не видел впереди никаких признаков воды, разве что у островков растительности можно было ожидать источник или лужу с дождевой водой.

Мы не разговаривали, хотя у меня на языке вертелось много вопросов. Однако она отвернулась от меня, ясно показав, что мысли её витают не здесь, так что я не стал разбивать тишину, которая лежала между нами.

Я начал изучать страну, лежавшую впереди, отыскивая легчайший путь среди этого дикого нагромождения камней. Долина выглядела пустынной, но в ней таилась угроза, казалось, что она полна опасности. Вероятно, ловушка была предназначена для защиты от тех, кто мог прийти со стороны побережья, и она наверняка всего лишь первый сюрприз на пути путешественника.

— Это не земля Гарна, — наконец сказал я, в основном для того, чтобы услышать свой голос, так как тишина воздвигала всё более высокий барьер между нами. Если мы собираемся идти дальше вместе, то нам нужно общаться друге другом, чтобы мы могли противостоять опасностям, которые, как я был уверен, лежали перед нами.

— Но и не Тугнеса, — Гатея удивила меня своим ответом. — Этой страной правят другие. Нет, нет, не спрашивай меня, кто… я не могу сказать. Но мы здесь пришельцы и должны быть крайне осторожными.

Согласилась ли она этими словами на наше партнёрство? Во всяком случае, в её голосе не прозвучало презрения, и она не хмурилась недовольно. Солнечные лучи становились всё слабее. От камней к нашим ногам потянулись тени, как будто кто-то протянул к нам свои руки.

— Это проклятая страна и мы идиоты, что решили завладеть ею, — вырвалось у меня.

— Проклятая, благословенная и всё, что лежит между этими словами. И всё же мы должны были прийти сюда, иначе Ворота не открылись бы нам. Следовательно, во всём этом есть какой-то смысл, и мы должны раскрыть в чём он, зачем мы здесь.

— Ворота, — медленно проговорил я. — Я знаю, что пение бардов открыло их, но при этом из нашей памяти были вырваны все сведения о том, почему мы должны были уйти. Зачем это было сделано? — и тут мои мысли потекли в другом направлении. — Может, потому, что здесь нам придётся встретиться с новыми врагами, и воспоминания о прошлом будут только мешать нам? И всё же, думая, почему мы пришли…

Она отложила свой кусок хлеба и завязала мешок.

— Спроси об этом у бардов, но не жди ответа. Эта страна может быть более благословенна, чем проклята…

Она замолчала, потому что в вечернем воздухе послышался звук. Я затаил дыхание. Говорят, что барды своим пением могут выманить душу из человека, оставив ему лишь пустую оболочку. Я всегда считал это выдумками людей, которые любят враньём украсить рассказ. Но этот звук, который мы услышали в каменном мире, был пением, какого я не слышал никогда в жизни — даже когда пел бард Оуз на празднике середины лета.

Это был даже не голос человека, а скорее голос сразу нескольких женщин. Он достигал такой высоты звука, какую можно было услышать только у птиц. И он слышался откуда-то позади!

Я мгновенно вскочил на ноги, выскочил из-под укрытия и стал всматриваться назад, откуда мы пришли, так ошарашил меня этот голос. Гатея встала рядом со мной так близко, что мы соприкоснулись плечами. Это был хвалебный гимн — нет, это была призывная песня влюблённых. В ней звучала радость победы, приглашение в домашний уют тех, кто храбро дрался, не щадя себя, в ней звучало…

Теперь я их увидел. Женщины, да, хотя лица их были закрыты длинными волосами, которые волновались по ветру, хотя я не чувствовал никакого ветра. А их тела, стройные женственные тела, закрывались только длинными волосами, или же на них были одеты одежды, такие же тонкие и невесомые, как эти локоны, плавающие в воздухе? Серебряными были их волосы, серебряными были их тела. Они находились далеко от меня, и тем не менее, по мере того как каждая из них делала шаг, напевая этот гимн, мне казалось, что я вижу их яркие глаза, огненно яркие, так как они были цвета пламени, которые я видел, несмотря на то, что лица их закрывались вуалью волос.