Квен ничего не сказал, и Гарн отвёл от него глаза и стал смотреть в огонь. Он был человеком, чьи мысли невозможно прочесть, но мне почему-то казалось, что он не так уж доволен результатами жеребьёвки, как старается показать нам. Во мне шевелился червячок сомнения в том, что жребий пришёл к нему только из рук фортуны, одной лишь фортуны. Хотя я был уверен, что ни Вавент, ни Оуз не будут вмешиваться в жеребьёвку даже для самых влиятельных лордов среди нас, а Гарн был весьма малозначительным по богатству и положению.

— Будет лучше, — наконец сказал Квен, — если те, кто решил селиться у моря, поедут вместе. Есть ещё одна дорога, которая ведёт сначала на восток, а потом поворачивает на север, но она гораздо древнее и находится в очень плохом состоянии. Если вы поедете вместе, то сможете помогать друг другу в случае необходимости.

Гарн кивнул, заткнув полоску кожи за пояс. Затем он произнёс четыре имени с вопросительной интонацией:

— Сивен? Урик? Фаркон? Давуан?

— И ещё Милос и Тугнес, — добавил Квен.

Гарн бросил на него взгляд, а моя рука автоматически потянулась к мечу, и я понял это только тогда, когда пальцы стиснули рукоять. Память должна была остаться за Воротами, исчезнуть, когда мы вошли в этот мир, но кое-что осталось. Тутнес всегда был врагом клану Гарна. Эта вражда началась давно и вызвала много крови, хотя теперь она выражалась только в том, что они не общались друг с другом и не ходили туда, где могли встретить врага.

— Где? — коротко спросил Гарн.

Квен пожал плечами: «Я не спрашивал. Твоя земля самая северная. Значит, он где-нибудь к югу».

— Хорошо.

— Мы свернём с дороги перед заходом солнца. Я поведу Братьев, сопровождающих поселенцев у моря, — завершил Квен.

Гарн кивнул и, не попрощавшись, повернулся и пошёл к нашему лагерю, что был неподалёку. Он не сказал нам ни слова, но мы все встали и пошли за ним.

Хотя я очень устал за день — очень утомительно приноравливаться к медленному шагу коров и овец, — но всё же, когда я завернулся в плащ и положил голову на седло вместо подушки, то уснул далеко не сразу. Я прислушивался к звукам лагеря. Вот в фургоне с женщинами заплакал ребёнок — видимо, внук Стига. Вот хруст сухой травы, которую жевали овцы, а вот храп и стоны уснувших переселенцев. Гарн скрылся в маленькой палатке, где жил один. С того места, где я лежал, можно было увидеть, как в палатке появился огонь — это Гарн зажёг свечу. Возможно, он рассматривал подарок, который фортуна преподнесла ему.

Я думал, что фортуна была милостива к нам, но очень встревожился, когда узнал о выборе Тугнеса. Это было самое плохое. Если нам в будущем придётся жить рядом, то жизнь наша будет проходить в беспокойном ожидании нападения. Лучшее, на что мы могли надеяться — это хрупкое перемирие. Перед нами лежала неизвестная страна, покинутая своими прежними обитателями по неизвестной нам причине. Хотя барды и разведчики уверяли, что врагов здесь нет, оставалось одиночество, которое чувствовалось тем больше, чем дальше мы продвигались на север. Жизнь здесь часто будет зависеть от помощи добрых соседей. Ведь может наступить момент, когда все люди Халлака должны встать как один, забыв все распри и ссоры.

Но здесь был не Халлак — Халлак остался позади, потерянный навсегда. Эту страну мы назвали Верхний Халлак, потому что это была страна многих гор и холмов. Такой она и останется в памяти бардов с того самого часа, как мы вошли в неё.

Сон так и не приходил, хотя свеча в палатке Гарна давно уже погасла. Я смотрел в ночное небо, желая найти знакомые звёзды. Но меня охватила дрожь, холод, волосы мои зашевелились, потому что надо мной сияли звёзды, которых я ни разу в жизни не видел. Где Стрела, Бык, Рог Охотника? Их не было, не было и многих других.

Дождь прекратился несколько часов назад, и небо очистилось от туч. В нём сверкали тысячи звёзд — но все они были новые, чужие! Куда привёл нас путь через Ворота? По внешнему виду эта страна была такая же, как и та, которую мы покинули — земля, трава, кусты, деревья… И только звёзды были другими. Мы оказались в стране, где должны были жить, но далеко от страны, в которой родились…

Я лежал, дрожа, под незнакомыми звёздами, которые больше, чем наше путешествие через Ворота, дали мне понять, что мы действительно изгнанники, и что единственное, что сможет помочь нам здесь, — это наши силы, и далеко не единственное, с чем придётся здесь бороться, — это наша слабость. Что может ждать нас впереди? Я подумал о море, о выборе Гарна, и это возбудило у меня желание исследовать новое. Но с другой стороны, мне хотелось как-то укрыться от тех опасностей, которые могут находиться в этом новом и неизвестном. В конце концов хаос моих мыслей и страхов поглотил меня, и я уснул.

Позади остались широкие долины, в которых поселились люди Фаркона, Сивена, Урика, Давуана. Справа от нас бушевало море. Наш караван становился всё меньше и меньше. Теперь мы вполне удостоверились, что страна действительно покинута, хотя мы встретили множество развалин домов, остатков мостов. А иногда мы выходили на древние дороги, идти по которым было намного легче. Квен и три Брата ехали впереди, указывая места, где таилось неизвестное. Они останавливались поодаль и долго совещались между собой. Они не доверяли излучениям таких мест.

Мы видели башни, вымощенные площади, окружённые колоннами, изготовленными из огромных каменных монолитов. Меня очень заинтересовали люди, проделавшие такую титаническую работу: вырубить огромные камни и положить их друг на друга. Я всё думал, за какую же провинность они наказали себя таким тяжёлым трудом.

Самая большая и самая богатая часть побережья осталась позади нас. Мы уже двадцать дней ехали на север. Дважды за время путешествия нам приходилось подниматься вверх по течению рек, преграждавших нам путь, чтобы отыскать брод. К счастью, реки были спокойными в это время года, и мы легко переправлялись через них. Правда объезд каждый раз отнимал у нас день пути.

На двадцать четвёртый день люди лорда Милоса оставили нас. Они свернули на запад по узкой долине, и один из Братьев-разведчиков поехал с ними как проводник. Здесь не было реки, но нам пришлось объезжать горные хребты, окружающие долину, прямо по песчаному берегу моря. Мы сердечно попрощались и договорились о будущих встречах. И я уверен, что во всех нас, — и тех, кто оставался, и тех, кто продолжал путь дальше в новые земли, — зрело ощущение того, что наши старые связи рвутся навсегда, и что мы все будем горько сожалеть об этом в будущем.

Правда, все мы сплотились за время этого долгого путешествия. Мы понимали, как мы одиноки в этой странной стране. Уже не осталось, по крайней мере на поверхности, старой вражды с Тугнесом и его людьми. Мы все работали вместе, перетягивая телеги через броды, перевозя на сёдлах овец и ягнят, не думая, кому они принадлежат. И хотя на ночь мы останавливались отдельно, люди непрерывно ходили в гости друг к другу.

И вот тогда я впервые увидел стройную девушку, которая ехала на мохнатой лошади. Лошадь без всякого труда несла её и два огромных кожаных мешка, и каждый раз косила глазом и показывала большие жёлтые зубы, когда кто-либо приближался к ней. Несмотря на её кажущуюся хрупкость, она была сильна и вынослива, как любой парень, и во всём была независима, что так отличало её от простых женщин, работающих на полях. Я уверен, что она чувствовала бы себя на месте даже за столом в пиршественном зале лорда.

Уже на третий день нашего путешествия я выделил её из остальных женщин, которые путешествовали с нами, чтобы внести свой вклад в освоение новой земли. Она ехала за маленькой повозкой — лишь немногим больше тех тележек, на которых крестьяне вывозят излишки урожая на рынок. Повозку тащили два таких же мохнатых животных, как и то, на котором она ехала. И лошади и сама тележка были уныло-серого цвета. Наши люди обычно раскрашивали свои повозки и фургоны в яркие цвета, это служило предметом их гордости перед остальными. И серая повозка выделялась среди всех.