— Вон он идет, — спокойно проговорила Виолет, глядя через плечо Латифа.
Когда Латиф повернулся, Уилл уже исчез за углом. Походка изменилась, светлые волосы отросли… Лица Виолет не увидела, но узнала бы сына и по беглому взгляду на затылок. Он был в темно-синих вельветовых брюках, которые она послала на Рождество, и рубашке, явно предназначавшейся десятилетке. «Где он откопал эту рубашку? — подумала Виолет, умирая от жалости и ревности: кто, кто выбирал вещи для ее мальчика? — Одет не по погоде, как в июле».
Не представляя, что делать дальше, Виолет оглянулась на Латифа: тот рылся в бардачке. «Он в полном замешательстве, — решила она. — Или не расслышал, что я сказала».
Разумеется, ничего похожего на замешательство Латиф не испытывал.
— Детектив, у Уилла нет пистолета, ваш тоже не понадобится!
— Мисс Хеллер, я достаю жетон, — вполне дружелюбно ответил Латиф. — Чтобы выглядеть официальнее. — Тут Виолет заметила, что пистолет уже лежит в кармане его пиджака.
Следующий вопрос Латиф задал, когда они бежали по улице, расталкивали детей, совсем как копы из боевиков, и старательно игнорировали их возмущенные вопли. События развивались точь-в-точь как представлялось Виолет: сидя рядом с неприветливым, ничего не подозревающим Латифом, она увидела Уилла из окна машины буквально в шаге от академии Кроули. Не окажись сына за углом, Виолет успокоилась бы, окончательно уверовав в безразличие окружающего мира. Увы… Всего лишь в квартале от нее Уилл держал за руку незнакомую девушку. Вот он запрокинул голову, чтобы взглянуть на небо.
— Это он? — Латиф сжал руку Виолет, решив ее остановить. — Это ваш сын?
«К чему эти вопросы? Почему он мешкает?» — недоумевала Виолет.
— Разумеется, это мой сын! Не думаете же вы, что я…
— С ним Эмили Уоллес?
— Да, наверняка. Но выглядит девушка иначе. Я не до конца уверена…
— Понятно. Мисс Хеллер… — Латиф еще сильнее сжал ее руку. — Вы останетесь здесь. Дальше я сам. Увидев вас, мальчик может пуститься бежать. Все ясно?
— Вы напрасно теряете время, — буркнула Виолет.
— Сядьте вон на то крыльцо и ждите меня, договорились?
— Детектив, идите же! — отстраняясь, шепнула Виолет. — Скорее!
Только Латиф не торопился отпускать ее запястье. Они смотрели друг на друга целую вечность, словно влюбленные на фотосъемке, а дети неспешно удалялись. «Что за ерунда? — недоумевала Виолет. — Он хочет меня наказать?»
Тут Уилл обернулся и увидел их.
ГЛАВА 9
В 1985 году на средиземноморском побережье Франции, неподалеку от Марселя, Жак Кусто, всемирно известный исследователь океанских глубин, испытывал новый водолазный скафандр. Скафандр изготовили из обработанного под давлением боксита и спецстали, и Кусто надеялся, что сможет погрузиться в нем глубже, чем на шестьдесят метров, и побить мировой рекорд. Подводные течения слабее всего в начале лета, поэтому погружение решили провести ясным июньским днем в три часа пополудни.
Жак Кусто в то время был уже стар, но скафандр пожелал испытать лично. На палубе «Калипсо» стояли доктор и инженер, а сын Кусто, Эмиль, готовил баллоны с кислородом. Помимо них за процессом наблюдала команда «Калипсо», пять моряков торгового флота из Марселя, и корреспондент местной газеты. День выдался погожий, солнце так и сияло. Неподалеку швартовалось несколько яхт, но на них особого внимания не обращали. Когда измерили температуру воды и дважды проверили водолазный шлем, Кусто приступил к погружению.
Поначалу Кусто старался не спешить: каждые три метра останавливался, регулировал клапаны и делал отметки на грифельной доске. Однако на глубине девять с половиной метров, что являлось мировым рекордом во фридайвинге без вспомогательных средств, он испытал настоящий шок, увидев рядом мужчину в обычных хлопковых трусах, который отчаянно работал руками и ногами. Кусто решил не отвлекаться и продолжать эксперимент. К своему вящему удивлению на глубине тридцать метров, что на шестнадцать с половиной футов превышало мировой рекорд во фридайвинге, он увидел того же мужчину. Исполненный восхищения, Кусто нацарапал грифелем вопрос, мол, как вы выжили на такой глубине? Фридайвер в трусах взял у него дощечку, написал ответ и вернул ее Кусто.
— Что же он написал? — не вытерпела Эмили.
— «Я тону, старый кретин!»
Девушка зажала рот ладонью.
— Ну-у, Хеллер, — протянула она. — По-моему, не очень смешно!
— Знаю, — кивнул Ёрш, — но вчера я вообще не мог шутить.
— Зато много интересных подробностей! — похвалила Эмили, затушила сигарету и убрала с глаз волосы. — Что такое боксит?
— Специальный материал для водолазных костюмов. — Ёрш зажал нос пальцами и согнул колени.
— У меня тоже есть история, — заявила девушка, передавая ему пачку сигарет и зажигалку. — Хочешь послушать?
— Хочу.
Они стояли на пересечении Кристофер-стрит и Седьмой авеню, а мимо испуганными птицами проносились машины и люди. Эмили схватила Ёрша за руку, точно на ходу ее истории не рассказывались и не воспринимались. «Наркотики убивают!» — вещал рекламный шит за ее спиной. Эмили набрала в легкие побольше воздуха, пристально посмотрела на Ёрша и, лишь убедившись, что он слушает, выдохнула. Мимо прополз трехколесный полицейский багги.
— На лесной поляне срут медведь и заяц. «Слушай, у тебя от дерьма шерсть не портится? Ну, если вдруг прилипнет?» — спрашивает медведь. «Вообще-то нет», — немного подумав, отвечает заяц. Тогда медведь… Хеллер, ты слушаешь?
— Вообще-то нет, — признался Ёрш.
— Тогда медведь хватает зайца и вытирает им свою жопу.
Ёрш внимательно посмотрел на Эмили. Она по-прежнему была чуть выше него. Девушка с уверенным, даже решительным видом стояла посреди Кристофер-стрит, а ее темные волосы торчали в разные стороны, как у обезумевшей женщины. Женщины, а не девушки. Эмили улыбалась, точно знала его с рождения.
— Смешно, — проговорил Ёрш. — Бедный заяц!
— Тогда смейся, Хеллер, будь вежливым!
Эмили засмеялась за него, а потом повела к реке — мимо припаркованных автомобилей, греческих ресторанчиков, сувенирных лавок, видеопроката, парикмахерских, заведений, где гадают на картах Таро, мексиканских закусочных и салонов татуировки.
— Куда мы идем?
Эмили нахмурилась и недовольно поджала губы. Господи, он и забыл, как она это делает!
— В одно интересное место…
— Интересное? — переспросил Ёрш исключительно для того, чтобы издать хоть какой-то звук. С таким же успехом он мог бы тявкнуть или мяукнуть. От остатка лекарств он избавился, помочившись на пересечении Гроув-стрит и Бедфорд-стрит, но чувствовал себя счастливым, остро реагирующим на происходящее и совершенно не испуганным. «Если это значит болеть, то я выздоравливать не желаю. Если это значит болеть, то лекарства — грех и зло похуже атомной бомбы».
«Толстый и Тонкий — вот еще один вариант для Черепа и Кости», — сказал себе Ёрш. Теперь он думал о них с дружеским участием. Они бросили поиски и отправились домой? Или решили пообедать? Ёрш представил, как сладкая парочка лакомится блинчиками.
— Вполне интересное, — кивнула Эмили. — А сам говорил: «По барабану, куда хочешь, туда и веди»!
«И секунды не прошло, как же я успел столько всего обдумать? — удивился Ёрш и поднял руки ладонями вверх — в такой позе изображают святых. — Руки что надо, крепкие, по-мужски тяжелые. Ими можно и тучи развести и горы свернуть». Нью-Йорк предстал перед ним в совершенно ином обличье — сияющим в лучах полуденного солнца, блестящим, как луковица, с которой сняли шелуху. Ёрш видел монетки на асфальте, увитые плющом фасады, пустые флагштоки, пакеты из супермаркета, висящие на деревьях, подобно летучим мышам. Видел навесы, сонетки, лимузины и собак в нарядных попонах. Вокруг было столько всего, что голова шла кругом. «Таким видят мир малыши, — догадался Ёрш, — а потом вырастают и забывают».