— А Франц?

— Он отказывался даже произносить имя Лоты. Однако я думаю, что из его сочинений можно понять…

— Что он любил ее?

— Вовсе нет! Он боялся ее и в то же время был одержим ею. Он сам употребляет это слово, описывая свои чувства, даже не столько чувства, сколько раздражение, которое эта женщина вызывала в нем. К сожалению, его почерк очень неразборчив. Франц был болен Лотой до такой степени, что не мог нормально произнести ее имени.

— Странно, — размышляет Следователь. — Послушать вас, так речь идет совсем о другом молодом человеке. Хотя, когда он был в Морском клубе, то очень вольно обращался со своей молодой мачехой. Они сидели рядом, и ничто не давало повода думать, что между ними существуют какие-то разногласия.

— Однако Роза меня предупреждала: «Ни слова о Лоте, когда будете беседовать с Францем. Он не выносит разговоров о ней. У Франца с самого детства было полно секретов. Уверена, что когда вы встречались с ним в Гамбурге, то решили, что это простой и необыкновенно приятный человек». — «Вы правы, — ответил я, — я редко видел таких спокойных людей, как Франц. Даже трудно представить, что он один из Найев». Роза, повернувшись к Курту, расхохоталась: «Ты слышал? Расскажи ему, сколько раз в детстве Франц пытался покончить жизнь самоубийством!» — «Зачем вспоминать об этом?» — пожал плечами Курт. — «Наоборот, — вмешался Зорн, — было бы забавно посмеяться над Францем. Я знаю, Курт ненавидит, когда обижают маленького Франца, но он забывает, что маленький Франц уже вырос. Франц — человек скрытный и неприметный. У него столько секретов, что если вам удастся разговорить его, то он снабдит вас бесценной информацией дня вашей книги!»

— И вам удалось выудить у него какие-нибудь секреты?

— Да, но немного. Самый главный касался свадебной вечеринки Карла и Лоты. «Представляете, — сказал Зорн, — что вечером после свадьбы наш старик Най нигде не мог отыскать свою Лолот. Никто не видел ее. Если бы это случилось на суше, то все только повеселились бы. В конце концов, новобрачная, в три раза моложе своего мужа, не обязана отчитываться перед ним. Но вся семья находилась на борту «Урана». Не помню уже, которого по счету», — произнес он своим насмешливым тоном. Роза и Курт пытались прервать его, но их смущение только возбуждало его. «Вы знаете остров Реюньон в Индийском океане с потухшим вулканом Питон-де-Неж и небольшими бухтами, носящими названия всех святых? Почему именно его старик Най выбрал для празднования своего бракосочетания?» — «Хватит!» — прервал его Курт. — «Но мы обещали помочь этому молодому литературоведу. Ничто не должно остаться в тени из жизни великого человека. Скоро — и этот день не за горами — Лолот будет очень востребована. Когда молодая девушка занимает свободное место в тени великого человека, то следует ожидать, что она еще добрых полвека после его исчезновения будет вести себя как приличная вдова. Знаете, почему великие люди выбирают молоденьких девушек на роль последней жены? Так они умирают уверенные, что молодая жена не даст забыть потомкам об их творчестве. Лолот тоже когда-то была начинающим литературоведом. Только такая женщина могла поддерживать пламя, когда не хватало горючего. Держу пари, что и через полвека Лолот будет вытаскивать откуда-то неизданные…» — «Густав! — закричала Роза. — Ты омерзителен! Прекрати немедленно!» — «Ладно, вернемся к свадьбе. Итак, что происходит? Не успев выйти замуж, новобрачная исчезает. «Уран» в это время стоит на яхте в одной из бухт, носящей имя святого, который защищает остров от спящего вулкана, готового в любой момент выплюнуть свою лаву. Ни Лоты, ни Франца! И это в первый же вечер! Все перерывают яхту вверх дном, но нашей парочки нигде нет!» — «Не слушайте его!» — умоляет Роза. — «Если вам не нравится моя версия, так изложите свою, но вначале дайте мне все-таки закончить! — закричал Зорн. — В общем, ничего ужасного не произошло. Обычно крадут новобрачную, а на этот раз новобрачная украла младшего сына своего супруга».

— И вы поверили в эти россказни? — спрашивает Следователь.

— В тот момент я засомневался, поскольку Роза и Курт были удивлены еще более, чем я, словно впервые услышали эту историю. На самом деле Лота, едва только вышла замуж…

— Как поняла свою ошибку? Но это обычная история. Только Чехову удалось превратить подобную банальную ситуацию…

— Вы имеете в виду…

— Все его рассказы, — говорит Поэт-Криминолог. — Только здесь обычная жизненная история обрастает невероятными романтическими деталями.

— То же самое я сказал Зорну. «Ладно, — ответил он, — не будем искажать факты. Но как быть с богатством Карла Найя и необъяснимыми силами, которые заставляют всех членов семьи держаться вместе? Забудем Реюньон, яхту, возьмем только голые факты: старый мужчина женится на молодой женщине, и во время свадебной вечеринки она исчезает вместе с его младшим сыном. Возьмите эту схему и перенесите ее во времени и в пространстве — и вы получите вечный сюжет. Унижение старика. Паника новобрачной и ее бегство. Так действует Природа. А Лолот — это дочь Природы, ворвавшаяся в неестественную жизнь старика Найя и его семьи», — подытожил Зорн.

— «Не верьте ни слову из россказней Густава, — сказала мне Роза, когда мы остались наедине. — Густав способен сочинить все что угодно, особенно о тех, кто мне близок. Он никого не щадит: ни меня, ни Курта, ни вас! Он обожает только самого себя, и только с самим собой ему хорошо. Все, что он рассказал о Франте и Лоте, — чушь! Свадьба на Реюньоне — чушь! Никогда «Уран» не заходил в эту бухту! Неужели вы не видите, что он вас дурачит? Реюньон! Наверное, он находит забавными свои выдумки!» Мы с ней сидели в салоне, напротив горящего камина, и она без конца тревожно поглядывала на двери и окна. Внезапно она прошептала: «У меня такое чувство, что он держит нас под водой, чтобы мы медленно захлебнулись. Он не дает нам дышать, я больше так не могу! Все, что он говорит обо мне, Курте, — полная чушь, не обращайте на это внимания». — «Но почему…» — попытался прервать я ее. — «Вы хотите спросить, почему мы с ним не расстанемся? Могу только сказать, что мы слишком сильно с ним связаны. Не пытайтесь узнать больше. Если вы читали мои книги, и особенно последнюю, то должны догадаться, какого рода узы нас держат и будут держать до самой смерти. Наш секрет находится в моих сочинениях и сочинениях Курта. Нужно только уметь их читать. Мои книги говорят больше, чем я сама могу сказать».

— И что говорили ее книги? — нетерпеливо спрашивает Следователь.

— Именно это я пытался узнать. Она сравнивала свои произведения с плиссе, в котором мы видим только край. «Я кладу складку на складку и максимально прижимаю их прессом. А ваша задача — догадаться, которая из складок самая ровная. Мы навсегда связаны с Куртом. А вот почему?» Роза говорила взахлеб, но урывками; казалось, что какие-то мысли, чувства, жалобы вначале накапливались в ней, а потом выплескивались наружу. При этом она все время крутилась, и бывало трудно понять, о чем она вообще говорит. Вы читали поэмы Эмили Дикинсон?[13]

— Конечно, — отвечает Поэт-Криминолог. — Восхитительная, но безрассудная женщина, жившая в вечном страхе. «Мои стихи похожи на плач ребенка на могиле, потому что я боюсь», — писала она.

— Так вот, Роза испытывала похожий страх. Если бы не было Курта, если бы не было детской любви, охватившей в юношеском возрасте их тела, Роза навсегда осталась бы рабой физической любви, существовавшей только в ее воображении.

— Понимаю, чем она была похожа на Эмили Дикинсон, — говорит Поэт-Криминолог.

— Только Эмили Дикинсон упивалась своими эротическими фантазиями, а Роза, под влиянием Курта, медленно, но упорно продвигалась к недостижимой цели и, скорее всего, получила то, что Эмили, истязая себя, познавала, закрывшись в своей маленькой комнате, на ослепительно белой простыне. И все время в ее разговорах присутствовала Смерть, но совсем не та Смерть, о которой упоминала Лота. Роза жила так, словно уже была наполовину мертва, словно одна часть ее тела уже чувствовала холод земли. «Не понимаю, какую цель вы преследуете своим исследованием? Какую связь можно найти между пафосными книгами моего отца и книгами Курта, Франца, Юлия или моими?» — «Никакой», — ответил я. — «А что вы напишете о Лоте? Я знаю, что вы встречались с ней в Женеве и Париже. Что она вам рассказывала? И как вы относитесь к бреду Густава?» — «Поживем — увидим, — уклончиво ответил я. — Думаю, что использую всю информацию, даже ту, которая не имеет прямого отношения к теме». — «Но разве вы не видите, что Густав ненавидит всю нашу семью и поэтому болтает всякую чушь? Он свалился на нас как падший ангел, вцепился своими когтями и заставил смотреться в кривое зеркало. В этом зеркале мы совсем голые и закованы в цепи. Он держит нас в каком-то подвале, а мы безропотно звеним своими цепями». Она сидела на низком диванчике, подложив под себя ноги, освещаемая неровным светом огня, вспышки которого словно усиливали значение каждой произнесенной ею фразы. «Франца тоже…» — произнесла она и запнулась. — «Франца?» — «Да, Франца тоже… он хотел держать его в руках». — «Кто?» — «Да Густав же!» — «Держать как?» — «Как и всех остальных: отца, Лоту и даже Юлия. Путем шантажа, путем сталкивания друг с другом. Бог послал нам в наказание демона. Очаровательного демона. И за это мы ему благодарны… Ну что? Какая книга может вобрать в себя подобные откровения?» — спросила она со смехом. — «Только моя, — ответил я. — Сегодня можно написать всё что угодно». — «Знаете, что говорил Скотт Фитцжеральд по поводу той удушливой атмосферы, в которой приходится работать писателю? «Задача хорошего писателя заключается в том, чтобы плавать под водой, задерживая дыхание». И нам, кого называют детьми Найя, приходится…»