Следователь осторожно передвигается по комнате, заваленной рукописями.

— Кажется, вы заметно продвинулись в ваших раскопках. Мой друг Криминолог сказал, что вы гуляли по берегу моря и он с большим интересом слушал ваши рассказы: «Конечно, подозрения падают на Карла Найя, но мне кажется, что нам нужно заняться слишком светлой личностью Юлия». Он рассказал мне, как была обставлена — «уж слишком поэтично!» — смерть их младшего брата.

— Но я повторяю: это не точно! — возражает Литературовед.

— Вот именно, это не точно, а потому вполне могло быть!

— С тех пор как я расстался с вашим другом, я уже сто раз изменил мнение. Возвратившись в этот номер, превратившийся, если можно так выразиться, в гробницу творений семейства Найев, я пролистал еще три рукописи, каждый раз натыкаясь на новую грань алмаза, образованного всеми этими неожиданными смертями. Вот дневник Лоты Най. Вот несколько волнующих поэм Курта о «желании быть осужденным».

— Не понимаю. Как это — «быть осужденным»?

— Очень интересные стихи, где Курт говорит, что человечество предпочитает быть осужденным и гореть на вечном огне, чем раствориться в небытии.

— Ну и какая здесь связь? — начинает нервничать Следователь.

— Это желание быть осужденным, вернее, приговоренным, выраженное в стихах, показывает, насколько сильно он был ожесточен, а значит, мог создать такую ситуацию, когда человек решается на самое страшное.

— Сожалею, — говорит Следователь, — но я не вижу здесь никакого мотива или обещания отправить всю семью вместе с собой на морское дно.

— Подождите, это еще не всё! Посмотрите эти стихи, обласкайте их взгладом!

— Ну и что? Ничего не вижу, — все больше нервничает Следователь.

— Вам ничего не бросается в глаза?

— Нет, ничего.

— Да это же акростих! Читайте!

— Вот это да! ВСЕ УТОНУЛИ! У меня даже мурашки по коже пробежали, — восклицает Следователь. — Но теперь мы знаем имя виновного!

— Лично я в это не верю. Я нашел и другие акростихи у Курта. Но пока предпочитаю ими не заниматься. Вначале мне нужно сравнить их с текстами Юлия, зашифрованными с помощью зеркала, на манер Леонардо да Винчи. Я расшифровал несколько страниц — это довольно трудное упражнение. Но эти странности показывают, что Юлий был совсем не тот человек, каким хотел казаться. Эти зашифрованные тексты — самое жуткое, самое дьявольское, что мне приходилось читать о ревности. Судя по ним, Юлия снедала зависть. И так было с самого детства. Эти зашифрованные слова ужасны! И почти непереводимы на «нормальную» каллиграфию. Юлий! Такой интересный человек, которым я так восхищался в Гранаде! Кажется, он был равнодушен ко всему, что не имело отношения к его мизантропии! Но это вовсе не доказывает, что он был ангелом-мстителем. Возможно, он и хотел, чтобы вся семья отправилась на тот свет, поскольку этому старому холостяку не было чего терять и он не был привязан ни к чему и ни к кому. Однако некоторые высказывания Карла на его счет не дают мне покоя и сегодня. Он говорил об этом, когда мы прогуливались в цветущих садах Генералифе и во Дворе львов. «Я знаю, что ночью вы были в цыганском квартале, где Юлий, напиваясь, прожигает свою жизнь. Не бойтесь, — сказал он, когда мы сидели на краю бассейна во Дворе львов, — и не смущайтесь, я не завидую Юлию. А вот Юлий, напротив, завидует мне». В тот момент из-за его настойчивости я как раз думал обратное. Кому обычно завидует бессмертный человек? Тому, кто имеет то, чего нет у него, и тому, у кого нет того, что есть у него. Юлий подкупил меня своим поведением, и я поверил, что он действительно ничего не желает в этой жизни, что он равнодушен, как Диоген, поскольку потерял то, что называют сдержанностью, — то есть всякий стыд. Казалось, он выше стыда. Нечего скрывать, нечего желать… «кроме смерти», которую он считал высшей точкой покоя. Покой! Разве в то время я мог подозревать, какой смысл он вкладывал в это слово? Эти небольшие отрывки, которые мне удалось расшифровать, ясно показывают, что означает «покой», к которому он так стремился.

Немного позднее к ним наконец присоединяется Поэт-Криминолог и Следователь рассказывает ему о странных открытиях, сделанных Литературоведом, после чего вся троица отправляется ужинать в Морской клуб.

— И что же всё это нам дает? — спрашивает Поэт-Криминолог после того, как все заказали обильный ужин из даров моря.

— Вы собираетесь работать за едой? — удивляется Литературовед.

— А почему бы и нет? Речь же идет не об историях, каких полно в книгах Карла Найя и от которых я засыпаю, а о настоящем расследовании его тайной жизни и жизни членов его семьи. То, что все видели, — это одно, а то, как они жили на самом деле, — это другое. Жизнь любого «великого человека» независимо от того, на самом ли деле он великий или его таковым считают, наполнена страхом. В человеческом обществе царит обычный биологический порядок: женитьба, рождение детей, возможность властвовать над как можно большим количеством других людей. Однако у некоторых индивидов, как опухоль, разрастаются тщеславие, гордость, постоянно неудовлетворенные желания, что выделяет их из общей массы. Эти индивиды пользуются теми же, обычными средствами, методами, что и другие люди, но никто не знает, как им удается становиться незаурядными личностями. Одни, уловив дух времени, проявляют себя великолепными стратегами и быстро приобретают славу «великих». Другие, как Юлий, возводят эшафот под свою жизнь… или, скорее, делают из своей жизни эшафот.

— Совершенно верно! — восклицает Литературовед. — Всю свою жизнь Юлий подставлял шею под лезвие гильотины, и оно то и дело опускалось на нее. Из этих повторяющихся неудач и ранений он умудрился извлечь таинственный яд — ужасный и в то же время прекрасный нектар. Да, проза Юлия прекрасна, красива, как «красивы», по вашим словам, бывают некоторые преступления. Она великолепна еще и потому, что является выдумкой чистейшей воды, словно загадочный кусок будущего слишком рано попал в настоящее. Насколько меня никогда не привлекал путь, которым шел Карл, настолько меня завораживал «антипуть», который выбрал Юлий. Точно так же меня завораживают «антипути» Розы, Курта и Франца, особенно когда понимаешь, какие тонкие нити связывают их с настоящим «величием» Юлия.

— Давайте перейдем к делу! — просит Следователь. — Нас интересует не эстетическая траектория их творений, а связь между произведениями и загадкой «Урана».

— Послушайте, — говорит Криминолог, — но если есть загадка, то она должна выглядеть как постскриптум в конце их произведений и жизней. И я благодарю Бога, что наш друг Литературовед среди рукописей Юлия нашел зашифрованные тексты, подтверждающие его тайную болезнь — зависть. Теперь нужно узнать, чему завидовал Юлий. Может, успехам Карла?

— Только не им, — возражает Литературовед.

— Тогда любовному или семейному счастью Карла?

— Тоже нет.

— Огромным гонорарам?

— Тем более нет! Юлию нужно было почти ничего или крайне мало.

— Тогда чему? Может, он завидовал зависти, которую вызывал у Карла? Завидовал, что не испытывает зависти?

— Вы просто неистощимы на парадоксы! — восклицает Следователь.

— Вовсе нет, — отрицает Поэт-Криминолог. — Люди всегда завидуют другим, — и, обращаясь к Литературоведу, добавляет: — Вспомните новеллу Генри Джеймса[4] «Зверь в джунглях». В чем заключался секрет «зверя»? Конечно же, в Зависти, но не в обычной, на первый взгляд, зависти. Всю свою жизнь зверь провел в джунглях, думая, что живет, чувствует, не подозревая о своем безразличии до тех пор, пока его женщина, подруга, сообщница внезапно не умерла.

— Согласен, — говорит Литературовед, — более красивой метафоры не существует.

— И вот этот «зверь», являющийся человеком, не способный ни любить, ни отвечать на любовь, стоит перед могилой своей подруги в полнейшей растерянности и не понимает, чего ему не хватает. Не кого-то, а чего-то. Он не в состоянии понять, что его внимательная подруга была настолько деликатна, что он никогда не догадывался о ее любви к нему. И вдруг он замечает на соседней могиле…