Я не издала ни звука. Но меня затрясло от адреналина, заструившегося по венам.

– Я спрошу вас второй раз, мисс Миллер. Что планируют Три?

Я смотрела прямо перед собой. Я думала о Чейзе, идущем босиком по пляжу. Пробравшемся ко мне домой через окно. Зарывающемся пальцами в мои волосы.

Рейнхардт вздохнул:

– Нет, точно. Нарушение Пятой статьи. Вот в чем обвиняется Эмбер Миллер.

Такер снова склонился ко мне.

– Мне следовало убить тебя, когда была возможность, – прошептала я.

Такер опять порезал меня, перечеркнув остальные раны, и на этот раз я закричала.

– Это, должно быть, больно, – сказал Вождь, поморщившись. – Вы ведь знаете, что мы схватили вашего лидера, верно? С Три покончено. Нет нужды продолжать защищать его. В конце концов, он-то вас не защитил. – Вождь присел на корточки перед моим стулом. – Он сдал вас. Рассказал нам, где скрывались ваши посты. Рассказал, где найти вашу базу в Красной зоне.

Девитт не мог быть тем человеком, который выдавал посты. Его только недавно поймали.

– Да, – сказал Вождь, будто читая мои мысли. – Эйден Девитт уже некоторое время был со мной на связи.

«Не слушай его», – велела я себе. Я думала о том, что Шон найдет Ребекку и они отправятся в Мексику. Я буду по ним скучать.

– Это была действительно большая удача. Мы не знали, что Каролин – его дочь, когда капитан Моррис привел ее к нам в качестве снайпера. Она провела в камере не больше недели, когда Девитт связался со мной по радио. Забавно, как быстро появляются люди, когда у тебя есть то, что им нужно.

Ребекка рассказывала мне, что доктор с женой прятали нарушителей статей и что, когда к нему пришла МН, его дочь, предположительно, была убита под перекрестным огнем. За это он убил пять солдат.

«Знаешь, мы не такие уж разные. Они забрали мою маму тоже. За укрывательство врагов».

Я представила Кару. Такую, какой видела ее в последний раз, – сломленной, избитой и одурманенной обезболивающими. Но под всем этим я увидела другую девушку, юную и хорошенькую, со светло-каштановыми волосами. Я увидела, как она может смеяться без горечи и тепло улыбаться.

Я увидела фотографию, которую Девитт носил с собой.

Он обменял множество жизней на свою дочь.

Из-за моего молчания канцлер Рейнхардт раздосадованно застонал. Он проследил за моим горящим взглядом, устремленным на Такера.

– Сожалею, наверное, трудно видеть капитана Морриса снова после всего, через что вы прошли. Может, есть что-то, что вы хотели бы сказать ему, если не мне?

Такер шагнул назад, глядя сквозь меня и не выказывая никаких признаков того, через что мы прошли вместе. Он сложил нож и убрал его.

Мне было что сказать ему, но я продолжала молчать.

– Ничего? После того как он устроил пожар в Ноксвилле, в котором погибло так много ваших друзей?

У меня начали болеть зубы – так сильно я их сжимала.

– Даже после того как он привел нас прямо к сопротивлению в Чикаго? Понятия не имею, как вы выбрались оттуда живой.

Он резко рассмеялся.

– Не знаю, как он тоже выбрался, – буркнула я, дернув подбородком в сторону Такера.

От молчаливой улыбки Рейнхардта его впалые щеки стали еще темнее.

– Некоторые люди готовы умереть ради своего дела, верно, капитан?

– Да, сэр, – сказал Такер.

Допрашивающий сложил руки за спиной.

– Интересно, мисс Миллер, вы из таких?

Одну пробирающую до костей секунду он пристально смотрел на меня своими черными глазами, как у хорька, а потом направился к двери, которую держал открытой новенький. Такер пошел следом.

– Повстанцам вы тоже это говорили? – спросила я.

Оба остановились.

– Да, я знаю, – сказала я. – И знаю, что вы заплатили их семьям, чтобы они молчали об этом. Должно быть, они оказались в очень тяжелом положении, чтобы принять от вас деньги.

Рейнхардт засмеялся, но его сложенные за спиной руки сжались, так что побелели кончики пальцев.

– Не думайте, что я не слышал подобного раньше, – сказал он, медленно поворачиваясь. – Рейнхардт обманул бедняг. Он обещал, что об их семьях позаботятся, если они послужат своей стране, отдадут жизни, совершив акт высшего патриотизма. А потом обвинил действующее правительство в войне, которую они начали. Так говорят?

Я почувствовала, как к щекам прилила кровь.

– Примерно так.

– Видите, вы не можете рассказать мне ничего, чего бы я уже не знал.

– Вы ошибаетесь. – Мой голос звучал хрипло.

Оба медлили.

– Вы продолжаете действовать так, будто Три – это один человек, – сказала я. Моими словами управляла безрассудная смелость. – Вы ошибаетесь. Нас тысячи. Нас больше, чем вас.

Несмотря на все, что я видела, несмотря на все, что сделал Девитт, я цеплялась за эти мысли. Цеплялась, потому что моя жизнь зависела от тайн, которые мне известны, и если я их выдам – мне не жить.

Порезы на плече щипало. «Мы носим их, – сказал Девитт, – потому что они напоминают нам о том, что мы не одиноки». Я не одинока. Со мной Чейз. Со мной мама. Джесс, и Шон, и Ребекка, и каждый, кому МН причинила зло. И это наполняло меня свободой, которую им не понять.

Такер не обернулся. Он смотрел на дверь, и я видела, как сжимаются и разжимаются его кулаки.

– Нет, мисс Миллер, – сказал Рейнхардт. – Это всего лишь один человек с тысячей рук. Отруби ему голову – и его конечности потеряют свою цель.

– Тогда, полагаю, именно поэтому мы продолжаем преследовать вас, – ответила я.

Он сжал губы, так что они побелели. Потом он громко вдохнул через нос и улыбнулся:

– Да, поэтому.

Выходя, он добавил:

– Я вернусь проведать вас позже, мисс Миллер. Посмотрим, чем еще вы захотите поделиться.

Дверь закрылась на засов.

* * *

Из-за моего нетерпения минуты тянулись дольше. На краю сознания собирались темные мысли, словно грозовые тучи, но я не подпускала их, отказываясь сдаваться. Я крутила запястьями, закованными в наручники, старалась вытянуть кисти рук через металлические браслеты, но только содрала кожу.

– Ты молодец, Эмбер.

Я осмотрелась, но комната была пуста.

– Я официально схожу с ума, – тихо сказала я.

Послышался тихий смех, а затем снова голос, слабый и хриплый.

– Это Эйден. Думаю, я в соседней камере. Или, может, внизу. Сложно сказать.

Никогда раньше я не слышала, чтобы он называл себя по имени.

Я опустила глаза на сток в полу, откуда шел звук.

– Вы все слышали, – сказала я.

Мгновение он молчал.

– Да.

Если быть честной с собой, то я рада слышать его голос. Тогда я не чувствовала себя такой одинокой.

– Это правда? Вы выдали посты?

Прошла еще секунда.

– Не думаю, что теперь это имеет значение, верно?

– В Стойкости были люди.

– Я знаю.

– В убежище были люди.

В коридоре кто-то кричал. Охранники ответили, послышались грубые слова и звон металла о металл. Я не могла разобрать, что они говорят, и от этого почему-то испугалась еще больше.

– Да, – наконец сказал он. – Были. Как только Бюро узнало координаты, мы ничего не могли сделать.

Не поставив под удар миссию. Даже сейчас я боялась говорить это вслух, на случай если кто-то подслушивает.

– Наши люди в мини-маркете. К тому времени, когда мы добрались туда, они все были мертвы.

Руки болели, словно под кожу вгоняли иголки и булавки. Слишком долго связаны, я едва чувствовала пальцы.

– Мне жаль это слышать, – сказал он.

– Правда?

Он невесело засмеялся:

– В медицине это называется сортировка. Определение, куда направить ресурсы.

– Вы имеете в виду, определение, кому жить, а кому умирать.

– Да, – сказал он. – По сути, так. Я сделал выбор. У нас не было лишних людей, чтобы послать туда.

Даже несмотря на все остальное, я почувствовала облегчение, услышав, что он не посылал команду, чтобы убить их, как предположил Чейз. Но то, что мы оба рассматривали такую возможность, заставило меня снова усомниться в нашей цели.