Нам предложили на выбор сначала вымыться или отправиться на кухню за едой. Несмотря на голод, я знала, что не смогу расслабиться, пока не смою с себя пот. Еще несколько девушек, включая Кайли, выстроились в очередь позади меня, и, быстро кивнув Чейзу, я последовала за военными по тропинке вдоль реки. Сквозь туманную дымку слышался шум воды, словно где-то рядом находился водопад. Подойдя ближе, мы увидели, что тропа вышла к глубокой заводи, где можно было искупаться.

Теперь, когда мы доставили беженцев в безопасное место, мы должны были отправляться дальше. Но я бы солгала, если бы сказала, что купание не улучшило моего настроения относительно предстоящей миссии.

* * *

Позже я брела по главной улице лагеря к огням, которые разожгли перед кухней. Теперь вокруг было больше людей. Кажется, они повыходили из домиков или пришли с гор. Мужчины и женщины. Собаки, которые лаяли и гонялись за детьми, бросавшими им палки. Ни на ком не было формы, которую мы видели раньше, но это не значит, что они не были военными. Взрослые были полны достоинства. Гордости, несмотря на то, что выглядели они так, словно получили одежду в том же благотворительном центре, что и я когда-то. Они улыбались и махали руками, здоровались и пожимали мне руку. Они были такими радушными, что я почти забыла про солдат, охраняющих это место. Если Стойкость создавала впечатление базы сопротивления, то здесь я чувствовала себя как дома. Лагерь оживился от разговоров, и хотя я знала, что мы должны ехать дальше, часть меня хотела остаться.

Я стала искать Чейза и Джесса, и женщина-солдат с хвостиком – теперь одетая в джинсы и футболку с заплатками – сказала мне, что они с капралом Блэкстоуном латают шину. Наступали сумерки, бросая тени на дорожки, и, вместо того чтобы бродить по лесу, я отыскала кухню – домик с высоким сводчатым потолком. Там я взяла тарелку с едой и положила в карман немного хлеба, на случай если мы вдруг останемся без еды. Держа тарелку в руках, я вышла на улицу, восхищенно глядя на семьи, которые устроились на покрывалах, как на пикнике, или на бревнах, расположенных вокруг костров.

Мне хотелось сесть с ними, но в то же время я чувствовала себя отделенной от них, как будто это мой первый день в школе и я не могу найти друзей. Моя форма Сестер спасения еще сушилась: я выстирала ее там же, где купалась, поэтому мне выдали другую одежду. Она висела на мне, словно я ребенок, который играет в переодевания.

Рядом с кухней стоял маленький домик. На его крыльце сидел мужчина и читал книгу, не вмешиваясь ни во что. На земле, опираясь на перила крыльца, стояла женщина, глядя на скопление людей, но, когда я приблизилась, она посмотрела на меня.

– Не возражаете, если я здесь присяду? – спросила я, дойдя до нижних ступенек крыльца. Женщина заправила прядь черных волос за ухо и через плечо взглянула на мужчину, явно ожидая его ответа.

Мужчина поднял подбородок. В нем определенно было что-то знакомое, но я никак не могла понять, что именно. Его кожа была коричневой от загара, а волосы короткими и седыми, как дым, поднимавшийся от костров. Когда он улыбнулся, в уголках глаз появились морщинки.

– Возражаю, – сказал он доброжелательно, но таким голосом, который обращал на себя внимание. Он встал и убрал стопку книг с деревянного кресла-качалки рядом с собой. – Но буду возражать меньше, если ты присоединишься ко мне.

Он выглядел довольно дружелюбно, так что я поднялась по ступенькам мимо женщины и заняла предложенное место. Отсюда я хорошо видела дорогу, кухню и тропинки, ведущие в лагерь. Как только Джесс с Чейзом вернутся, я их увижу. Женщина вернулась на свой пост и снова облокотилась на перила, но я чувствовала, что она продолжает присматривать за мной, даже когда к ней подошел другой мужчина и заговорил. Наверное, пригласивший меня мужчина – главный в этом поселении. Он должен быть кем-то важным, чтобы иметь охрану.

Так мы и сидели в тишине. Под нашими креслами поскрипывало крыльцо, стрекотали на своих потайных насестах сверчки. Я продолжала смотреть на стопку книг, которая теперь стояла на полу у ног мужчины. Названия некоторых я не знала, а названия других не видела уже много лет. Если я правильно помнила, все они были запрещенными.

– Ты любишь читать? – спросил он.

Я вернулась взглядом к огню.

– Когда-то любила.

– Я люблю хорошую историю, – сказал он. Через секунду он встал, хитро блеснув глазами. – Иди взгляни на это.

Я аккуратно поставила тарелку на перила и оглянулась на дорогу, но мужчина не пошел далеко. Он открыл дверь в домик, и передо мной предстала дюжина книжных шкафов, заполненных книгами в твердых и мягких переплетах, брошюрами и журналами. Мой рот восхищенно приоткрылся, и я шагнула через порог.

– Неплохо, а?

Лишившись дара речи, я покачала головой. Я не видела столько книг в одном месте с довоенного времени. Не в силах удержаться, я прикоснулась к ближайшей стопке, почувствовав потертые обложки и покоробившиеся от воды страницы, но тут же отдернула руку и вытерла обе ладони о штаны.

– Где вы все это взяли? – выдавила я.

– Там и сям, – ответил он. – Когда команды отправляются в город пополнить запасы, они иногда привозят мне одну или две книги, если те попадаются им на глаза.

– Вы, наверное, большая шишка, – сказала я, и мужчина рассмеялся. Я взяла детскую книжку с тонким золотистым переплетом. На обложке был нарисован синий поезд. – Когда я была маленькой, мама читала мне такую.

– Это любимая книжка моего сына, – сказал мужчина. – Не знаю, сколько раз он ложился спать вместе с ней. Он запомнил текст еще до того, как научился читать. Мог повторить слово в слово.

– Он жив?

Между нами сгустилась тоска. Не знаю, почему я спросила, ведь мы даже не были знакомы.

– Мы давно не виделись, – сказал мужчина. – Он со своей мамой, и хотя мне не нравится это признавать, но сейчас они в лучшем месте.

Мой рот снова приоткрылся, образовав букву «О», и меня охватила волна жалости. Надеюсь, моя мама тоже в лучшем месте.

Он улыбнулся:

– В Мексике.

– В Мексике, – медленно повторила я. На этот раз он засмеялся и положил ладонь на мою руку.

– Точно, – сказал он. – Большая страна по ту сторону границы.

– Границы Соединенных Штатов, – уточнила я. Этот мужчина наверняка не в своем уме. Я улыбнулась ему самой вежливой «как-скажете» улыбкой.

– Современные дети, – вздохнул он. – Я думал, ты сказала, что любила читать.

– Я знаю, что такое Мексика, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал беспечно. – Просто... они закрыли свою границу во время Войны. И послали армию охранять ее.

Я помнила кадры новостей: люди, пытающиеся вскарабкаться на стену во время самых сильных беспорядков, подкладывающие самодельные бомбы, чтобы прорваться через слабые места. Мексиканские ополченцы окружали их и отбрасывали обратно в Техас и Калифорнию. Они не желали иметь никаких дел с Америкой, опасаясь появления таких же повстанцев в собственной перенаселенной стране.

Мужчина поморщился.

– Я слишком хорошо это помню.

Мы завернули за угол шкафа и остановились у нескольких мятых карт, прикрепленных к стене. На одних картах были изображены различные континенты, на других – Грейт-Смоки-Маунтинс.

Одна из карт была очень похожа на ту, что висела в комнате связи в Стойкости. Эта также была утыкана красными и зелеными булавками, но не только восточные районы страны, западные тоже.

– Времена меняются, – сказал мужчина.

На политической карте мира он нашел Мексику и задержал на ней палец, глядя куда-то вдаль.

Он не мог говорить правду. Ни одна страна не принимала граждан США, особенно после того, как президент Скарборо объявил переход границы нарушением закона. Война повергла весь мир в упадок, и когда Скарборо объявил экономическую независимость краеугольным камнем Реформации, мир в конечном счете оставил нас восстанавливаться самостоятельно.