Я смотрела на него, ошеломленная до потери речи. Слезы навернулись у меня в глазах, и я боролась, чтобы удержать их.

— Это не твоя вина. Я точно не размахивала флагом дружбы на твоем пути. Я избегала тебя, потому что вся эта фигня с сонными пророками пугает меня. И я понимаю, почему ты обвинил меня. Я чувствовала то же самое, когда приехала сюда впервые. Только я была зла на маму, за то, что я Ночной Кошмар.

Он открыл рот, чтобы сказать еще что-то, но Селена появилась в дверях.

— Привет, — сказала она, сияя при виде меня. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. — Я настороженно поглядывала, как Элай возвращается на стул.

Селена посмотрела на меня взглядом, который сказал мне, что она знает, почему я лежала. Она села на край кровати и протянула мне стакан воды, который принесла с собой.

— Вы не виноваты в том, что произошло, — сказала она не терпящим возражения голосом. — Я просто хочу все прояснить.

Элай ударил руками по подлокотнику кресла, что заставило меня и Селену подпрыгнуть.

— Конечно же нет. Но какой смысл в этих снах, если мы не можем никого спасти?

— Но это не так просто, Элай, — сказала я, чувствуя желание защитить нас. — Не было никакой возможности узнать, что Минотавр символизировал мистера Анкила.

— О чем вы говорите? — спросила Селена, нахмурившись в замешательстве.

Элай рассказал ей, как Минотавр получил обезглавливание от черного феникса.

— Подождите, — сказала Селена, когда он закончил. — У Минотавра было кольцо в носу? А потом пропала рука мистера Анкила?

Я кивнула, понимая, на что она намекает. Я уже пришла к этому выводу.

— Тогда сенат должен был знать, что он в опасности.

— С чего ты взяла? — спросил Элай.

— Потому что он был Хранителем, — ответила я, ставя стакан воды, который я осушила за три глотка.

— Что?

Я колебалась, не зная, можно ли ему довериться. Я сама не должна была знать о Хранителях. Но я должна была сказать ему. Он был такой же частью этого, как и я.

Выражение пострадавшего было на его лице, пока он слушал.

— Так что, все это время убийца убивает конкретных людей? — спросил он, как только я закончила.

Селена и я кивнули.

Элай повернул свои синие ледяные глаза на меня. Он сглотнул.

— Я действительно хотел, чтобы ты сказала мне раньше, но я рад, что ты сделала это сейчас.

Как только наши глаза встретились, напряжение возникло между нами, и я почувствовала, как моя обида на него ускользает.

— Итак, если сенат знает, что Анкил был Хранителем, — сказала Селена, — то почему они не охраняли его лучше? И вообще, почему он спустился в туннели?

Никто не ответил на мгновение.

Затем Элай сказал:

— Возможно, он был приманкой.

Селена и я посмотрели на него, в ужасе от этой идеи.

— Ну, если это правда, — сказала Селена, — они проделали отличную работу — он умер, а того парня до сих пор не поймали.

— Может, они хотели показать какой убийца умный и опасный, — сказал Элай.

Селена выглядела больной.

— Не удивительно, что Анкил так нервничал в последнее время.

— Да, я тоже это заметил, — сказал Элай. Он провел рукой по волосам. — Но это началось только несколько дней назад. Можно подумать, что он нервничал, как только умерла Розмари.

Я закусила губу, идея пришла ко мне.

— Он, должно быть, стал новым Хранителем. Подумайте об этом. Сенат, возможно, решил сменить Хранителя после смерти Розмари, чтобы скрыть свою личность. И Розмари была такой молодой. Я слышала, как Леди Элейн говорила, что заклинание стало больше обрядом посвящения, чем тем, что можно принимать всерьез. Так что, если другие Хранители были такими же молодыми и неопытными, они должны были сменить их.

— Обряд посвящения моей ноги, — Селена нахмурилась. — Они не должны были возиться с незаконной черной магией.

Элай наклонился ко мне.

— Так что охраняют эти Хранители заклинаний?

Я втянула воздух, потрясенная чудовищностью ситуации.

— Не поверишь, — сказала я, смотря на них двоих. Затем я кратко повторила то, что моя рассказала мне о легенде об Артуре и как Экскалибур является сейчас источником силы Веления.

— Ты права, я не верю в это, — сказала Селена, потирая виски.

— Ну, я могу поверить во что угодно с этими сумасшедшими магическими штучками, — сказал Элай, кривым голосом.

Селена повернулась и посмотрела на него агрессивно.

— Ты знаешь, что произойдет, если Веление прекратит работать? Полный хаос.

Элай насмехался.

— Почему ты так думаешь? Разве это не то же самое, что сказать, если США узаконили наркотики, каждый превратился бы в наркозависимого? Не знаю, как вы, но я бы не стал делать этого, потому что это законно.

Селена фыркнула.

— Наркотикам не сравниться с магией.

— Она права, — сказала я. — Наркотики вредят в основном человеку, который принимает их. Магия может навредить всем вокруг.

— Особенно когда мы говорим о хищных магических созданиях, — сказала Селена, обнимая себя. — Не забывайте, что единственная причина, почему многие демоны и другие не вредят людям, в том, что Веление не разрешает им.

Элай поднял руки, сгибая свои мышцы рук.

— Я понял. Веление не плохое.

Я покачала головой.

— Оно может быть хуже, чем существующее. Моя мама сказала, что убийце не обязательно разрушать Веление, он может контролировать его.

— Ты имеешь в виду, что он мог бы контролировать нас? — спросил Элай, поднимая бровь. — Как я вынужден засыпать для нашей сессии?

— Да.

Селена содрогнулась.

— Это ужасно. Кто знает, что нам, возможно, придется делать.

Вокруг нас воцарилась тишина, когда мы рассматривали пугающие перспективы.

Селена громко выдохнула.

— Ну, по крайней мере, мы знаем, что есть еще одно лицо, удерживающее Хранителей заклинания вместе.

Я нахмурилась.

— С чего ты взяла?

— Сенат всегда делает все трижды, как минимум. А так как Розмари была природным созданием и Анкил магическим созданием…

— … третий должен быть темным созданием, — сказала я, завершая логическую цепочку.

— Точно.

— Но почему? — спросил Элай.

— Потому что так это делается, — ответила Селена. — Сенат состоит из трех партий, по одной на каждый вид. Между созданиями очень много недоверия, достаточно для того, чтобы быть уверенным, что если феи и духи были частью заклинания, то и темные создания тоже. Они настаиваю на сохранении равновесия.

— Имеет смысл, — сказал Элай. — Но как мы можем быть уверенными, что их только трое?

— Мы не можем. Их может быть больше, но твое — это минимум, — сказала Селена.

Элай посмотрела на нас с трудно читаемым выражением лица.

— Тогда кто-то еще умрет.

Он посмотрел на меня.

— Пока мы не остановим его.

Никто не говорил. Я продолжала изображать мистера Анкила большой, яркой личностью. То, что он всегда вел себя, как один из студентов. Он был таким классным и молодым.

И сейчас он умер.

Селена первой нарушила тишину.

— Ты прав. Мы должны что-то сделать.

Я покачала головой, изображая смерть мистера Анкила в своей голове и тот ужасный запах в своем носу.

— Давай, Дасти, — сказал Элай. — Мы сможем сделать это. У нас есть сны, и я знаю много детективных штучек. Мы должны попробовать.

Я подумала о настойчивости моей матери, чтобы я осталась в стороне, но я ничего ей не обещала. Тем не менее, мы были просто несколькими детьми против чего-то огромного и ужасного, достаточно умного человека, чтобы завлечь мистера Анкила в туннели прямо под носом сената.

Но Элай был прав. Если я не попробую, чувство вины будет невыносимым. Я должна. Мы должны. Вместе. С моими друзьями.

Это была моя лучшая мысль за последние дни.

Мы встретились в одном из компьютерных залов в подвале библиотеки позже той же ночью. Комната 013. Почти каждый избегал этого места — по слухам, здесь водятся приведения. Но призраки не были такой проблемой, так как это всего лишь очередной разгул одушевленных предметов. Казалось, каждый предмет в этой комнате был одушевлен, даже мебель. Компьютеры имели особенно отвратительные характеры, такие, которые подождут, пока ты не напишешь половину эссе, а потом, не сохранив его, отключатся.