Рванули с места, стараясь не потерять друг друга.
— Так налить тебе кофе?
— Давай.
— И мне тоже…
Спать больше не хотелось — проспект, еще один… Проскочили Неву, с ходу углубившись в умытые холодным дождем красоты исторического центра города.
— А я так до конца и не понял. — Водитель гудком загнал обратно на тротуар пытавшуюся перебежать дорогу пенсионерку. — Если они все-таки действительно…
— Не зевай! Сейчас поворачивать придется.
— Надо же! Не думал, что здесь.
Миновали Невский, погасшую витрину «Голден дайк», место, где совсем недавно дежурили Виноградов с Егорычем. Вскоре припарковались — среди запущенного петербургского модерна и вялой зелени.
— Три минуты от кабака! Быстрой езды. Я засек.
— Молодец.
Полковник не то чтобы хвалил водителя — он скорее фиксировал факт, с которым неизвестно еще что делать.
— Выходим?
— Нет, здесь сидеть будем!
Виноградову приглашение не требовалось — он уже был снаружи, оглядывая равнодушные ряды разнокалиберных окон.
— Я и не знал, что у нас такой переулок есть.
— Есть. Тут еще пивняк славный неподалеку.
— И общага иностранная!
Догнали чуть отставшего участкового — его спутники, оперативник и женщина, уже скрылись под сводами недавно покрашенной арки.
— Далековато гараж от дома.
— Старый. Они здесь с матерью до девяносто первого жили, прописаны. Говорил, наследство отцовское.
— Да уж! Сейчас новый гараж, даже в новостройках, хрен с два купишь. Баксов пятьсот, не меньше.
— А тысячу не хочешь?
— Лейтенант, у вас он на чем-нибудь засветился — по месту жительства?
Участковый пожал плечами:
— Подучетный элемент. Судимый. Нет, в общем. Ничего плохого сказать не могу.
— Ну-ка, что там?
Оперативник в плаще о чем-то расспрашивал женщину, в недоумении рассматривающую старенький «москвиченок» с обрубленным задом. Машина была грязной, с пятнами ржавчины, но без видимых повреждений.
— Ваша?
Утвердительный кивок.
— А почему здесь? Не в гараже?
Женщина пожала плечами.
— А где сам гараж?
Короткий жест в сторону деревянных, обитых металлическими полосами ворот, утопленных в нижней части брандмауэра.
— Откройте!
Женщина молча сунула руку куда-то внутрь, под пальто. Из кармашка, скрытого чуть ниже талии, извлекла длинный трубчато-матовый ключ.
— Так!
Гараж был неожиданно пуст. То есть не совсем, конечно, — какие-то старые покрышки в углу, бочка с бензином, подобие грубо сколоченных стеллажей для всяческой автомобильной мелочевки.
— Странно.
И действительно, какой смысл держать собственную машину снаружи, да еще и без сигнализации, буквально напротив порога теплого и надежного стойла?
— Да не толпитесь вы все! Назад сдайте. Свет включается?
Щелкнула кнопка, и под потолком тускло затеплилась висящая на плетеном шнуре лампочка.
— Виноградов, зайди-ка. И вы, хозяйка.
— Осторожнее!
Полковник с трудом удержал равновесие, наткнувшись на цинковое ведро.
— Дай-ка!
Стараясь не запачкаться, он на вытянутых руках переставил ведро поближе к свету:
— Тяжелое, сволочь…
Вода была мутная и занимала едва ли не треть объема. Разглядеть в ней что-либо можно было лишь при помощи гидролокатора.
— Давайте я! — Активный сыщик, тот самый, что обнаружил в офисе запасной выход, уже решительно закатывал рукав.
— Попутного ветра! — хмыкнул Виноградов.
— Может… может, слить просто? — Оперативник в плаще еще не научился спокойно реагировать на чужую глупость.
— Да уж…
Константин Эдуардович лично, никому не доверяя, выволок емкость во двор:
— Поберегись!
Темный маслянистый поток устремился через край на асфальт.
— Все. Знаешь, Виноградов, кажется, можешь идти свечку ставить. Бережет тебя Бог!
Аккуратненько, двумя пальцами, полковник отцепил от внутренней поверхности ведра приклеившийся у самого дна белый и липкий прямоугольник. Вытянул его наружу.
На первый взгляд это было похоже на фотобумагу — стандартный размер, глянцевая поверхность.
— Сходится, пожалуй.
При ближайшем рассмотрении плотность и фактура находки оказалась неоднородной — в центре выделялся овал посветлее, попрозрачнее.
— Товарищ полковник, вон еще!
На полу, мертво склеившись с обрывком газеты, сырел небольшой клинышек полупрозрачной пленки.
— Иди сюда. — Виноградов поманил оперативника, сидевшего за рулем. — Глянь.
В лотке для инструментов, где были щедро рассыпаны разнокалиберные винты и шурупы, Владимир Александрович увидел нечто напоминающее простенькую деревянную лопатку: скошенный рабочий край этого нехитрого приспособления отличался от остальной поверхности неровным слоем налипшей на него бумажной массы.
— Это что? — Опер протянул было, но вовремя отдернул руку — могли сохраниться отпечатки пальцев. — Понял!
— Внимание! Значит, так, ты за старшего. — Полковник пихнул пальцем в грудь сотрудника в плаще. — Протокол осмотра, выемки…
— Экспертов вызывать?
— Однозначно! По полной программе. Лейтенант! На тебе понятые, и мало ли еще что понадобится. Супругой вон займись.
— Есть! — Собственно, для участкового все это было лишней головной болью, но привычка к дисциплине и шанс попасть в премиальную сводку по Главку тоже кое-что значили.
— Окна матери сюда выходят?
Оказавшаяся снова под чужими перекрестными взглядами женщина отрицательно покачала головой.
— Ладно, оставлю еще одного.
— Слушаюсь, — обреченно вздохнул любитель кофе и направился было к «форду».
— Куда?
— Термос забрать. И папку.
— Успеешь. На тебе будет мамаша. И обход поквартирный.
— Слушаюсь.
— Не вижу рвения к работе! Та-ак…
Виноградов почувствовал, как кто-то тронул его за рукав.
— Не куришь?
— Нет, извини.
— А то у меня уже кончились. — Лейтенант улыбнулся и, понизив голос, спросил: — А в чем дело? Что это значит-то?
— Ты про то, что нашли?
— Ага! — Нельзя сказать, что Виноградов вызвал у участкового какое-то особое чувство доверия. Просто он был занят меньше остальных.
— Это основа от наклейки. Знаешь, лепят такие на автомобили — «РУС», «ФИН»…
— Ага, — снова кивнул лейтенант. — А деревяшкой соскребывали?
— Вероятно.
— А машина тогда где?
— Кто бы знал. Сейчас будем искать.
Полковник раздавал последние указания:
— Осмотрите мусорные баки, хотя вряд ли… И если есть выбитые окна в подвалах — тоже, на всякий случай! Поехали. А ты, Виноградов, чего встал? Залезай.
— Счастливо оставаться!
— Слушай, а может, ты домой хочешь? Можно, в принципе…
— Дудки! На самом интересном месте?
— Шучу. Уговор дороже денег.
Настоящего опера не исправить. Его можно только убить.
* * *
— Неужели только за это и уволили? Врешь, наверное?
Оперативник прибавил газу и со свистом миновал привычного ко всему гаишника. Главное на Московском проспекте — это попасть в «зеленую волну» светофоров. А то получается не езда, а сплошное мучение.
— Вот те крест!
— Да-а… У меня куча знакомых, которые и круче залетали. И ничего, трудятся — неполное служебное схлопотали или строгача по управлению.
— Бывает.
— У него случай особый, — оторвался от трубки радиотелефона Константин Эдуардович. — Личность больно приметная.
— В смысле?
— Знаешь пять заповедей спокойной жизни? Расскажи ему, Виноградов.
— Та-ак… Первая: не думай. Вторая: если думаешь — не говори. Третья: если думаешь и говоришь — не пиши. Четвертая… Если думаешь, говоришь и пишешь — не подписывайся.
— Здорово!
— А пятая: если думаешь, говоришь, пишешь и подписываешься — не удивляйся.
— Классно! — Оперативник замолчал, прокручивая анекдот в голове, чтобы запомнить на будущее. — В самую точку.
— Да! Слушаю, девушка… — Зажав трубку между плечом и подбородком, полковник зачирикал в блокноте. — Как, еще раз? Понял, спасибо. Хорошо, я перезвоню.