Продолжение не заставило себя ждать.

Лиза смутно вспоминала ощущения своего тела, ведь своего же! И вдруг что-то такое стало происходить, что ей было уже не до мыслей о воспоминаниях и том, было это или не было. Она обвила руками шею Игоря, тот удовлетворенно хмыкнул. Потом он шептал ей что-то неразборчивое, слова щекотали ухо, ей это безумно нравилось, они вроде бы отвлекали ее от того, что происходило с ее телом, а на самом деле были той приправой, с которой происходящее ощущалось острее, ярче, насыщеннее, и вот наступило томление ожидания, похожее на то, какое у нее было несколько раз за эти дни, когда, казалось, еще немного, еще одно усилие и она все вспомнит, рухнет заслоняющая горизонт памяти стена. Игорь каким-то образом это томление угадывал и понимал и дал ему длиться ровно столько, сколько требовалось, чтобы подойти к самой последней грани изнеможения и нетерпения. И — обрушилась стена. Кажется, и для него тоже. Не памяти, конечно.

Несколько минут они не выпускали друг друга из объятий и тихо смеялись.

И в этот момент Лизе было все равно, кто она и помнит ли себя. Ей было слишком хорошо в единении с этим человеком.

И она не заметила, как заснула.

Утром память не вернулась к ней.

Настя ушла в школу, Игорь хмуро слонялся, потом тоже куда-то ушел. Сказал: подышать воздухом часик.

Она перерыла книжный шкаф и нашла текст пьесы, которая играется сегодня вечером. К счастью, у нее роль второго, а то и третьего плана: эпизод в первом акте и два небольших выхода во втором. Она прилежно зубрила слова. Несколько раз проверила себя с закрытым текстом.

Удивилась: у нее, оказывается, прекрасная память, при том, что она ее потеряла!

Игорь оставил деньги на продукты, она решила сходить в магазин, который заметила еще вчера, когда они с Васенькой поворачивали с улицы Меченой.

Взяла кое-что: попроще, подешевле. Стояла в небольшой очереди перед кассой. Вдруг сбоку возникла женщина со странной улыбкой и с откровенной наглостью втиснулась перед Лизой.

— Я еще вчера занимала тут! — закричала она. — А вас тут не стояло!

Лиза усмехнулась.

(Вспышка: ОЧЕРЕДИ. ЗА ВОДКОЙ. ЗА МАСЛОМ. ЭТО БЫЛО. КОГДА? НЕ ВАЖНО. ОНА — ПОМНИТ!)

Она легонько постучала по плечу нахальную даму:

— Извините, это вас тут не стояло. И не такая уж большая очередь, чтобы влезать.

— Да брось ты! — отмахнулась дама.

Лиза вспыхнула:

— Извольте не тыкать! Извольте встать в конец очереди! Слышите?

Очередь дружно поддержала Лизу, а дама обернулась и посмотрела на нее дикими глазами:

— Лизка, ты чего? Это подруга моя! — сказала она очереди. — Мы шутим, а вы шумите! Ты что, Лизка?

— Потом поговорим.

Лиза вышла из магазина, дамочка поджидала ее с недоуменным выражением лица.

— Ты, похоже, меня перешутила наконец! Я даже поверила, что ты чокнулась и лучших подруг не узнаешь.

— Вы моя лучшая подруга?

— Лизка, не дури, не своди с ума, ты же знаешь, мне немного надо!

Лиза решила: хватит. Рано или поздно пора заканчивать. Лучшая подруга? Очень хорошо. Она ей сейчас все расскажет. А та расскажет ей — про нее.

— Отойдемте, — сказала Лиза.

Женщина покорно отошла в сторону.

— Я понимаю, нелепо называть тебя на «вы», но я потом переключусь, а сейчас послушай…те. Я вас не узнаю. Я никого не узнаю. Я проснулась вчера с полной потерей памяти. Ну, не полной, но… Людей не узнаю, никого. Включая собственного мужа.

— Игоря не узнаешь?

— Нет.

— Слушай, Лизка, если ты валяешь дурака, я с тобой на всю жизнь разругаюсь. Со мной нельзя так шутить, понимаешь?

— Я не шучу.

— Но себя-то ты помнишь, кто ты есть?

— Помню. Вернее, узнала за два дня.

— Кошмар! Нет, я слышала, бывают такие случаи. И даже читала какой-то рассказ, что ли. Но чтобы в жизни, чтобы рядом! Ты точно не прикалываешься?

— Не прикалываюсь.

— Тогда пошли. Не на улице же говорить!

Квартира ее лучшей подруги оказалась в том же доме, что магазин. Обычная квартира, только слишком много вещей. И еще какие-то большие сумки по углам стоят, словно перед переездом.

— Выпьем? — спросила подруга.

— Нет.

— А я выпью. Не то, ей-богу, рехнусь.

Она выпила чего-то терпкого, долго жмурилась и крутила головой.

— Люблю мужские напитки! Уж ошарашивает так ошарашивает. Слушай! Ты ведь и как звать меня не помнишь?

— Нет.

— Ну, давай знакомиться: Люська Спицына я собственной персоной! Разведенка, бездетная, свободная, бывшая актриса, как и ты, а потом фарцовщица, то есть спекулянтка, а теперь челночница, то есть то же самое: за рупь покупаем, за два продаем. Мелкий бизнес называется. Слушай, последний раз спрашиваю: ты не придуриваешься?

— Нет.

— Кошмар! И ничего про себя не помнишь?

— Практически нет.

— Кошмар. Ну, тогда слушай.

И Люська Спицына, лучшая подруга, стала рассказывать, сначала поглядывая на Лизу недоверчиво (неужели таких вещей не помнит?), а потом поверив полностью в ее беспамятство и войдя во вкус.

Про детство и юность она ничего не могла рассказать вследствие неимения информации. Знает только, что папы у Лизы нет, а мама проживает вполне благополучно в городе Калининграде (вроде его переименовали, но точно Люська не знает, а Лиза ей не говорила) Московской области. Лиза и Люська учились вместе, там и началась их крепкая женская дружба, основана она была, как с удовольствием объяснила Люська, на том, что обе поняли сразу, что они порядочные гадюки и для них нет выхода: или постоянно друг друга жалить и друг другу дорогу переползать — или задружиться и злодействовать заодно. Они решили задружиться. Обе красавицы, обе своенравные, гордые, честолюбивые. Кого попало из ухажеров не подпускали к себе. А на втором курсе взяли да и влюбились обе в лидера курса, красавца, героя-любовника и в учебных спектаклях, и в жизни — Игоря Литовцева. То есть влюбилась сначала Лиза — и поделилась своими чувствами с Люськой. Люська, как настоящая лучшая подруга, естественно, этими чувствами глубоко прониклась и попыталась Игоря у Лизы отбить. Игорь же, которому обеспеченные родители снимали квартиру (старший брат и младшая сестра тогда еще не обзавелись семьями, в родительской квартире было слишком тесно), будучи человеком честным (честность эта происходила от жизнерадостного нахальства), сказал им, что они обе ему нравятся одинаково, поэтому нужен какой-то опыт совместной жизни, чтобы решить, кто нравится больше. И вот сперва Лиза с ним живет неделю и старается доказать свое превосходство, а Люська мучается, потом Люська живет с Игорем неделю и старается доказать свое превосходство, а Лиза мучается. Однажды, после каникул, когда Лиза ездила к маме, а потом заболела там, график поломался, и Лиза, вернувшись, стала претендовать на две недели подряд. Люська не согласилась. И они явились к Игорю вместе. И он их обеих оставил. И они стали жить втроем.

— То есть как? — прервала в этом месте Лиза рассказ Люськи. — Прямо вот так и втроем?

— Вот так и втроем! — рассмеялась Люська.

— То есть… Ну, в смысле…

— Во всех смыслах! У него было две допотопные деревянные такие кровати, мы их сдвигали и спали поперек.

— Втроем?

— Втроем. И вместо того, чтобы нам убивать друг друга, мы друг друга даже любили иногда. Игорю это очень нравилось.

— Да…

— Вот тебе и да! Мы шли впереди прогресса, потому что тогда не теперь, тогда такие вещи еще в диковинку были. Это сейчас на каждом шагу. Правда, наше лесбиянство вполне невинное было. Так, баловства ради.

— Хорошо. Дальше.

Дальше события развивались довольно тривиально: Лиза забеременела. («Не от меня!» — рассмеялась Люська.) Она ждала, что Игорь отвернется от нее, и уже морально готова была ради сохранения любви сделать аборт. Но тот совершенно неожиданно обрадовался. Наверное, потому, что наконец появилось обстоятельство, которое поможет ему сделать выбор. Похоже, он уже устал от своей раздвоенности.