День остался.
Я в ужасе.
Я в полном ужасе!
ОН
Высший пилотаж! Класс!
То есть сначала.
А потом…
Будем по порядку.
Я использовал способ Вики. Это неправда, что нельзя научиться на чужом опыте. Можно. Смотря какой опыт брать.
Политик обязан доводить начатое дело до конца. Я подумал, что Лера решила, что я сам себя испугался. И решил доказать, что ничего я не испугался. И я подкараулил ее после уроков, и стал домой провожать. Она начала говорить что-то в том духе, что я все в шутку, а не всерьез. И тут я показал ей полный серьез: я чуть в обморок не упал. То есть по стеночке пополз. И у меня даже в голове что-то помутилось, так хорошо я это изобразил. Она до смерти перепугалась и от страха домой меня зазвала. Тут я и сделал то же самое, что Вика сделала со мной. Шантаж с помощью таблеток. Насыпал в какой-то пузырек каких-то аспиринов и еще чего-то там. Нет, вообще-то я думал, что мой номер не выгорит. Все-таки взрослая умная женщина. А она взяла и испугалась еще больше. Правда, я очень старался. Я изобразил из себя полного психа. И она поверила.
Говорю: все, иду кончать с собой!
Она говорит: не надо!
Я говорю: извините за прямоту, или вы будете со мной, или я себя кончаю!
Тут она догадалась: это шантаж, говорит!
Я говорю: совершенно верно. Но шантаж от безвыходного положения!
И тут начинается самое смешное: она признается мне в любви! То есть прямо она этого не говорит, намеками, но так, чтобы я понял. Она, наверно, хотела, чтобы я этим утешился и от нее отстал.
(Пауза.)
Это я думал. Нет, она не потому призналась, чтобы я отстал. Тут сложнее. Она испугалась, так? Так. Она поняла, что придется согласиться. Так? Так. Но неудобно же соглашаться просто так. Вот она и придумала, что она меня тоже как будто немножко любит. Так? Так. Какой ты умный, Сашшшшша!
Я говорю: что ж, приступим к делу!
Она говорит: сейчас муж придет. Или кто там у нее. Бой-френд, допустим. Мне наплевать.
В общем, договорились через два дня.
После этого я два дня не ходил в школу. Простуда. То есть никакой простуды не было, но это элементарно делается: вызываешь врача, а сам нюхаешь сухой клей, и у тебя и насморк, и глаза красные. А температуру на градуснике иметь, какую надо, вообще элементарно. Лишь бы в доме два градусника было. Один я на глазах врачихи стряхнул и под мышку сунул, а второй, тепленький, уже там был, и на нем тридцать восемь. Короче, законная справка о болезни.
Вика тут же примчалась. Но я настолько в роль вошел, что у меня и в самом деле температура появилась! Это замечательно! Политик должен уметь и болеть, и выздоравливать тогда, когда ему нужно! Вика не испугалась бы моей простуды, но любимая моя мама в это время дома была. И она ушла ни с чем.
Все это время я добросовестно изучал английский. И даже в файл ОТДОХНИ не заглядывал.
Лишь бы не думать о Лере.
Потому что, если честно, меня заранее стал потрясывать такой мандраж, какого раньше никогда не было. Это ведь не Вика, не Лиза, не Маша. Взрослая женщина, черт побери! Но я понимал, что отказаться от этого мероприятия мне нельзя. Кому другому можно, а мне нельзя.
Короче…
Короче, прошли эти два дня.
И я к ней пришел.
Ей было ужасно неловко.
Меня тоже корежило всего.
Я ведь нормальный человек пока, а не супермен какой-нибудь. Супермену наплевать, как там другому человеку. А мне, если кому-то неловко, тоже становится неловко. И с этим надо бороться. Для настоящего политика высший кайф именно в том, чтобы поставить другого в неловкое положение! Как в анекдоте: вы в дерьме, а я в белом фраке!
И вот я стою в белом фраке. А она что-то там говорит. И абсолютно не знает, с чего начать.
Говорит: ты в школе не был.
Я говорю: слегка болел.
Она смеется. Ненатурально. И говорит: если ты заразный, то марш домой.
Мне и самому очень хотелось марш. Но говорю: нет, я не заразный. Я вообще симулировал, а не болел.
Ну и дальше в том же духе.
Сидим на кухне, чай пьем.
И тут я проявил малодушие. Мне стало до того тошно, что я сказал: может, говорю, я сегодня некстати? То есть подсказку ей дал.
Она очень обрадовалась. Да, говорит, в общем-то как-то. Может, завтра?
Но я себя уже взял в руки. И говорю: завтра не будет!
Она говорит: ты опять?
Я говорю: а что?
То есть пустой какой-то разговор идет.
Тут она решается. Говорит: ладно. Только больше никаких слов.
И ведет меня в комнату. То есть идет туда, а я за ней. Дурак дураком.
А в комнате темнота кромешная, как в чулане. Она дверь закрыла, и вообще ничего не видно. Чем-то она, не знаю, окно занавесила, что ли?
И что-то там в темноте делает, а потом говорит: ну, где ты там?
Я на ощупь отыскиваю. Рукой шарю. Одеяло. Начинаю раздеваться, а самого жуть берет страшная. Все-таки учительница. Сам себе говорю: не думай об этом, она просто женщина. А сам думаю: учительница же! И жуть берет.
Ну, лезу к ней…
(Пауза.)
Даже не знаю, что тут рассказывать…
Короче: она мне полную свободу предоставила. А я не знал, что с этой свободой делать. Я возился, как щенок. Как последний сопляк. И понял вдруг, что она меня просто презирает. Да, она испугалась, что я с собой покончу. Да, она мне позволила. И если я не сумею и все-таки с собой покончу, ее совесть зато чистой будет. Я это в один момент понял.
Но все еще возился чего-то, пытался чего-то.
И — внимание, господа потомки! Неизвестный эпизод из жизни великого политика, президента России с две тысячи тридцатого по две тысячи пятидесятый год! Данные секретных архивов! Неизвестная магнитофонная запись! Итак! Будущий президент влез в постель к красивой взрослой женщине, обмусолил ее, а потом — внимание, внимание! — он расплакался.
Да, Сашшшша. Ты разревелся, как маленький мальчик. А она даже не утешала тебя. Нет, потом по голове погладила, но ты уже ничего не хотел. В полной темноте ты собрал свои шмотки и удрал. Оделся в прихожей и выкатился на улицу.
…Я все еще не хожу в школу. Искусственная простуда перешла в естественную. Лежу, читаю. А сейчас вот в магнитофон потихоньку говорю. Только что мама любимая подходила: из гимназии, говорит, звонили, спрашивали, что с тобой. Я сказала: ничего особенного, простуда или грипп. У вас всегда так об учениках заботятся, что домой звонят?
Я говорю: всегда. А кто звонил?
Она говорит: не представились, женский голос.
Ясно… Значит, Лера все-таки слегка беспокоится. Не беспокойся, милая. С собой я не покончу. И к тебе больше приставать не буду. Хватит вообще этих подростковых сексуальных переживаний. Пора браться за дело. За тот же английский. Гуд бай, май лав.
ОНА
Это было кошмарно.
То есть не в том смысле…
Я не знаю, в каком смысле.
Во всех смыслах.
Я еще расскажу, расскажу еще, но сперва вот о чем, пока не забыла. То есть это уже не забудешь, просто важно сказать: у меня редчайшая болезнь. Помнишь, я тебе рассказывала о женщине, учительнице, ну, в газете я о ней прочитала, которая совращала старшеклассников, и говорила, что ее, бедную, не судить надо было, а лечить. Меня тоже надо лечить, но моя болезнь еще чуднее. Взрослая женщина испытывает интерес к подросткам, бывает. Или взрослый мужчина испытывает интерес только к юным девушкам не старше, допустим, четырнадцати лет. Бывает еще чаще, и не раз в литературе описано. Мой же случай особый. Я перестала чувствовать себя взрослой женщиной, понимаешь? Мне не тридцать, мне шестнадцать. Я стою перед классом, и мне дико, что я перед классом, а не там, среди них. Я чувствую себя старшеклассницей, которая обязана серьезно играть роль учительницы. Хоть из школы уходи, честное слово. Нет, в самом деле, я не знаю, как быть. К психиатру обратиться? Но как он будет лечить болезнь, о которой ничего не знает? Ведь я много читала, много знаю и ни разу не слышала о подобном психозе. Наверное, есть два пути, как с ним бороться: или убежать, куда глаза глядят, или дать своему психозу полную свободу. Чтобы он исчерпал себя! Умно придумано?
