Затем начались приготовления. Госпожа Штрассер поставила чай и стала варить яйца. Она нарезала бутерброды, упаковывала копченую колбасу и суповые концентраты. Потом заметила, что вечером будет холодно, поэтому не помешает выпить чашку горячего бульона. Теперь и она поддерживала наши планы захватить Каневари. Нарезая бутерброды, она приговаривала:
«Только бы он деньги никуда не дел. И только бы никто из вас не пострадал».
Мы стояли вокруг стола и ждали, когда будут готовы бутерброды. Уже в который раз каждый из нас повторял: ничего с нами не случится. Он просто не успеет оказать нам сопротивление. Мы подкрадемся к нему — и хоп! Все на него. Прежде чем Каневари успеет сообразить, что произошло, он уже будет лежать связанный на земле. Мне снова и снова казалось немыслимым и неслыханным то, что мы сейчас затевали — отправиться в горы для того, чтобы поймать взрослого человека и связать его. Даже если он всего лишь итальянец. К счастью, Штрассер в этот момент думал о другом — как бы не забыть взять с собой веревки. Затем мы взвалили на себя спальные мешки и отправились в путь.
Все очень напоминало сцену прощания. Госпожа Штрассер при всех поцеловала мужа. Раньше она никогда этого не делала. Ему стало как-то неловко, и он пытался увернуться от нее, приговаривая: «Ну, Маргрит, Маргрит, да ты что». Но он тоже улыбался, значит, у него, как и у всех, было хорошее настроение. Госпожа Штрассер стояла в дверях и махала рукой, пока мы не исчезли из виду.
«Вначале все пойдем вместе, — объявил Штрассер. — На две группы разделимся только в Маттмарке. Потому что ниже Маттмарка искать Каневари совершенно бессмысленно».
Когда мы добрались до Маттмарка, был уже час дня. День стоял жаркий, всех мучила жажда. Мы устроили привал под деревьями, откуда открывался вид на долину и электростанцию. Штрассер объяснил нам, где ледник сошел с гор и где, вероятно, стояли тогда бараки для рабочих.
В иной ситуации это было бы, конечно, интересно, но в ту минуту мы слушали объяснение без должного внимания, ведь, охваченные нетерпением, мы думали только о том, как бы поскорее добраться до цели высоко в горах. Нами овладела жажда погони, мы боялись, что времени, потраченного здесь на всякие объяснения, не хватит там, в горах, и что итальянец уже пересек границу и сейчас находится в безопасности. И что тогда?
«Да, что тогда? — проговорил Штрассер. — Тогда все очень просто — придется повернуть назад. Мы ведь не можем преследовать итальянца по ту сторону границы. Даже если увидим его невооруженным глазом в тот момент, когда он будет спускаться в долину. В Италии нам нечего делать. Тогда уж придется расстаться с мыслью его поймать».
«А разве нельзя арестовать его в самой Италии? — поинтересовался Хайнц. — Это ведь преступник. Ну, например, с помощью «Интерпола».
«Да все они одинаковые, — заметил Мартин. — Похожие друг на друга».
Я поискал глазами Сильвио. Он стоял чуть в стороне, делая вид, что ничего не слышит. Но я-то знал, что он все прекрасно слышал. Поэтому я и сказал Мартину:
«Нельзя так говорить, что все они похожи друг на друга».
Штрассер со мной согласился.
«Так нельзя говорить, — подтвердил он. — Везде есть люди двух сортов, даже у нас. Но мы не имеем права преследовать его по ту сторону границы, в Италии, это точно».
«Но ведь никто нас не увидит, если все же рискнуть».
Мы рассмеялись. Штрассер тоже не удержался от смеха.
«Да, — сказал он. — Если бы мы увидели его прямо перед собой, а кто-нибудь из вас захотел бы перейти границу и привести его обратно, то я, наверно, закрыл бы на это глаза».
Полчаса спустя мы продолжили путь, разбившись на две группы. Штрассер со своей группой отправился на левый берег Засер-Фиспа, мы — на правый. Долгое время мы четко видели друг друга и поначалу даже могли переговариваться. Но потом тропинки взбежали на склон горы, и мы совсем потеряли друг друга из виду.
Было решено встретиться в шесть часов на таком расстоянии от теллибоденской хижины, чтобы итальянец нас не увидел. Мы знали, что времени у нас достаточно. Значит, можно было спокойно подняться на гору, но мы вдруг заторопились, прибавили шагу. Хотя все молчали, у каждого, кроме Сильвио, в голове было одно: первыми взойти на гору, чтобы захватить Каневари еще до прихода другой группы. А когда примерно в шесть часов явятся остальные, можно будет объявить: а мы его уже давно взяли. Он лежит связанный там, в хижине.
Об этом наверняка будет напечатано в школьной газете, а может быть, даже в утренних газетах. В «Бунде» или в «Бернер тагблатт»: бесстрашные гимназисты обезвредили опасного вора.
Мы быстро поднялись на гору, но через два часа нам все же пришлось устроить маленький привал. Просто сил больше не осталось — подъем был такой крутой, и надо было чуточку передохнуть и немного утолить жажду.
Мы уже решили идти дальше, как вдруг слева чуть выше по склону горы увидели заброшенную хижину. Заметив ее раньше других, я предупредил Артура, и он тотчас же скомандовал: всем в укрытие! Надо было обязательно осмотреть эту хижину. Облазить и тщательно обследовать все углы, где бы мог спрятаться Каневари.
«Один из нас должен войти в дом, чтобы выяснить, был ли он здесь», — решил Артур.
Мы возразили, одному идти рискованно. Не исключено, что итальянец до сих пор там. Тогда какой смысл заходить одному, тем более что у Каневари может быть в руках нож.
— Артур, конечно, мог бы зайти один, — замечает Карин, — но он тоже струсил.
— Уж не знаю, струсил или нет. В любом случае было бы разумнее проникнуть в хижину не в одиночку. Я не думаю, что Артур струсил.
— Тогда мы решили войти все вместе, чтобы осмотреть хижину изнутри.
«Ступайте, ступайте. Но только без меня», — предупредил Сильвио.
Почему он не захотел пойти вместе с другими, я не понял. Когда я с остальными направился было к двери, он проговорил:
«Оставайся здесь, Петер. Они это проделают без тебя. Ты им совсем не нужен».
Так я остался вместе с Сильвио. Мы залегли и стали наблюдать, как они, осторожно переползая от одного кустика к другому, приближались к хижине.
«А почему ты не захотел пойти?» — спросил я.
«Не нравится мне все это», — ответил он.
«Что тебе не нравится?»
«Все. Вся затея не нравится. А особенно то, что это доставляет вам такую радость».
«Это же так — забава», — ответил я.
«Может, для вас. А для него? Если он попадется вам в руки, от тюрьмы ему не отмотаться. Это уж точно. Вот тебе и забава».
«Но он ведь украл. Украл наши деньги».
«Да, знаю. Только мне не известно, почему он это сделал. Может, ты знаешь?»
«Нет. В конце концов, это наши деньги».
Сильвио закрыл глаза и перевернулся на спину. Во рту у него была травинка, которую он некоторое время спокойно жевал. Потом бросил словно невзначай:
«Да, ты, конечно, прав».
Но по его голосу я понял, что он со мной не согласен и не расположен больше говорить на эту тему.
«Если кто-то стащит у тебя шестьсот франков, — продолжал я, — разве ты не заявишь в полицию?»
«Если кто-то стащит у моего отца шестьсот франков, а я этого человека знаю, то в полицию заявлять не стану».
«Но почему? Вот это мне не понятно».
«Мне трудно объяснить почему. Наверно, потому, что, мне кажется, у моего отца и так всего много. Но это мои догадки. Точно я тебе объяснить не могу. К тому же эта погоня вызывает во мне отвращение».
«А что здесь не так? Мы же пытаемся настичь преступника, чтобы передать его в руки полиции. Ведь и сама полиция этим занимается».
«Когда этим занимается полиция, — сказал Сильвио, — это совсем другое дело. Хотя я ни за что не хотел бы стать полицейским, тем не менее это их работа, им за это платят деньги. Для вас же это — забава! Вот в чем разница».
Через полчаса все вышли из хижины.
«Никаких следов Каневари. Ерунда какая-то, — произнес Артур. — Только потеряли драгоценное время. Но теперь вперед. А то нас другие обгонят».