Слово «Беслан» стало для всего мира символом зверства кровавого. Слово «Грабовой» стало для всего мира символом зверства бескровного. Ни одному мошеннику в мире до сих пор не хватило цинизма предложить платные услуги по воскрешению погибших детей тем, кто пережил трагедию, подобную той, что случилась в Беслане. Последователи секты Григория Грабового оказались первыми.

Два месяца спустя после теракта, в котором погибли 330 человек, я заметил в этом городе странных людей, называвших себя «педагогами». Они предлагали обезумевшим от горя родителям ехать в Москву к великому и всемогущему Григорию Петровичу, встреча с которым стоит 39 500 рублей. «Да, это дорого, – говорили они, – но жизнь ваших детей стоит того». Ловцы человеков грамотно продумали каждое слово. Какие родители после такого предложения скажут: «Нет, жизнь моих детей этого не стоит»?

В тот момент, когда я увидел этих «педагогов», я понял, что больше отступать некуда. Если Россия проглотит и это, значит, у России больше нет будущего. Гибель общества, у которого окончательно распалась иммунная система, – это вопрос времени. Значит, нет смысла рожать детей и воспитывать внуков, потому что через 20 – 30 лет страну можно будет выбрасывать на помойку. Мировая история неоднократно демонстрировала одну простую истину: Бог не спасает от поругания те народы, которые не готовы защитить от поругания свои святыни. На смену этим народам приходят другие. Те, которые устраивают бунт, узнав, что где-то на другом полушарии их священную книгу смывают в унитаз. Так было тысячи раз в истории человечества и так будет опять. Если не остановить Грабового. Вот почему я решил и попытался это сделать. Для начала – хотя бы одного Грабового.

Эта книга – история этой попытки. В ней собраны мои репортажи, опубликованные в «Известиях», а также материалы, которые по причине плотности газетной полосы в публикации не вошли. «Известиям» удалось заставить весь мир содрогнуться от цинизма этого человека. Но ни мне, ни сотням моих коллег в России и во всем мире пока не удалось добиться для него реального наказания. Когда книга отправлялась в печать, против Грабового еще не было возбуждено уголовное дело. Надеюсь, что, когда она появится на книжных полках, он уже будет сидеть хотя бы в СИЗО.

Грабовой Григорий Петрович – не единственный «грабовой» в этой книге. За тот год, пока я занимался журналистским расследованием секты «воскресителей», я открыл для себя огромный мир грабовых. Некоторые из них называют себя учеными, некоторые бизнесменами, некоторые политиками – суть от этого не меняется. Грабовым с маленькой буквы «г» в этой книге тоже уделено достаточно места.

И еще. Занимаясь подготовкой этой книги, я вдруг обнаружил, что мой первый материал на эту тему появился еще тогда, когда я даже не слышал о Грабовом. 6 сентября 2004 года я вернулся из онемевшего Беслана, немного пришел в себя и написал страшный репортаж, который был опубликован в журнале «Медведь». Он назывался «Возвращение в август». Он начинался так:

«Самый ужасный месяц для России не август. Гораздо более мерзкий месяц – сентябрь. В августе кровь просто льется. Каширка, Печатники, „Курск“, „Норд-Ост“. В сентябре ей назначают цену. Страх и ужас забыты, началась торговля. Каждый старается интерпретировать кровь в свою пользу, извлечь из нее выгоду. Между тем смысл крови лишь в том, что на нее нельзя ничего купить. Ею только расплачиваются. Если кровь пролилась, значит, мы уже задолжали. Пытаясь сделать трагедию очередным товаром, мы лишь снова загоняем себя в долги, за которые расплатимся в следующем августе. Потому что Бог все-таки есть. Бог ревнитель, Бог карающий. Слава Богу, что о России он вспоминает раз в году – в августе».

Наверное, этот репортаж был моей первой попыткой остановить Грабового. Возможно, если бы он его прочитал, его «педагоги» не приехали бы в Беслан. Не прочитал. Приехали. К сожалению, эта книга появилась на свет.

6 сентября. По дороге из Беслана в аэропорт Минводы нас с фотографом Володей Суворовым пробило на ржачку. Мы то и дело смеялись, а водитель-осетин все больше свирепел. После санитарной остановки у кустика Володя вдруг подумал вслух: «Интересно, а как ходят в туалет космонавты в условиях невесомости?» Этого оказалось достаточно, чтобы мы бились в конвульсиях минут сорок. Таксист реально испугался за наше психическое здоровье. Я сначала тоже подумал: «Что это со мной», а потом вспомнил «Курск» и успокоился. Когда мы три года назад ехали с родителями погибших подводников из аэропорта Мурманска в гарнизон Видяево, некоторые из них тоже смеялись. Психологи мне потом объяснили, что это нормальное явление. Эмоциональная разгрузка. Пройдет.

Уже в Москве мне еще несколько дней после Беслана снились смешные сны. Просыпаюсь от собственного смеха и не помню, над чем хохотал. А когда знакомые просили рассказать, что я видел в Беслане, то я вдруг понимал, что очень многое уже забыл. Остались лишь какие-то обрывки впечатлений – разрозненные, но достоверные. Вообще смех и склероз – главное, что помогает справиться с ужасом. Защитная функция организма. Я, кажется, понял, почему ветераны не любят рассказывать о войне. Они просто ничего не помнят.

5 сентября.Первые похороны. Из любой точки в городе виден хотя бы один гроб. Беслан – хоть и город, но традиции здесь сохранились горские. По традициям, когда в доме появляется покойник, родственники распахивают ворота, выставляют перед домом гроб с телом, садятся возле него и принимают соболезнования. Мужчины молча, женщины кричат, бьют себя по коленям и реально рвут на себе волосы. Осетинкам из мусульманских семей немного легче: они кричат один день. Христианки – три. Уважая традиции, осетины-христиане пропустили осетин-мусульман на кладбище на день раньше. Мать учительницы осетинского языка Алены Зуцевой, Наташа, не отходит от гроба дочери уже два дня и впереди еще целые сутки. «Не ест, только воду пьет, – говорит про нее соседка Вера Цоколаева. – Я боюсь за нее».

Наташа вдруг резко замолкает, отрывается от гроба и, ни слова не говоря, уходит. Она как зомби идет по улице, заходит в одни открытые ворота. Минут через пять выходит и скрывается за следующими открытыми воротами. И так несколько часов подряд. Потом возвращается, садится возле своего гроба и опять начинает кричать. Родственники погибших отрываются от собственных мертвых только для того, чтобы выразить соболезнование таким же, как они. Всем без исключения. Открытых ворот в городе сотни, но люди ходить не устают. Такое ощущение, что они делают это на автомате. Традиции сильнее людей.

В час дня весь город, не сговариваясь, начинает траурные речи. Говорят на осетинском. Потом они поднимают гробы и начинают движение в сторону кладбища. Так же, не сговариваясь. Вместе выходят на главную улицу города. Ощущение такое, что у всех жителей Беслана радиопередатчики, которые позволяют координировать свои действия. На самом деле просто испокон веков здесь хоронили с часу до двух. Похоронная процессия длиной в несколько километров парализует движение на федеральной трассе Москва – Владикавказ. Тут же выстраивается огромная пробка, но обогнать процессию никто не пытается. Встречные машины останавливаются, из них выходят люди, снимают кепки и стоят с непокрытой головой, пока мимо не понесут последний гроб. Поражает всеобщность этих действий. Ни один не обогнал, ни один не проехал мимо, ни один не отсиделся в кабине. Все слепо исполняют какую-то единую волю.