Лорен дождалась, пока Финли сдаст их пальто в гардероб аукционного зала «Сотби», после чего они вместе протолкались через многолюдный вестибюль. Здесь, в помещении для аукционов на Ныо-Бонд-стрит, собралось больше народу, чем когда-либо прежде.

– Вон посланцы Гетти, – негромко сказала Лорен, заметив в толпе представителей лос-анджелесского музея.

Другим музеям не хватало средств, чтобы участвовать в таком дорогостоящем состязании, зато этот, получивший от покойного Жана Пола Гетти пожертвование в размере трех с половиной миллиардов долларов, мог потратить на приглянувшуюся картину любые деньги.

– Нахальные янки! – Финли пренебрежительно пожал плечами. – Жаль, что с нами нет Виолы. Арчер не пропускал ни одного аукциона.

– Она еще не совсем поправилась.

Виола просила Лорен объяснять ее отсутствие гриппом. На самом деле ей все еще было трудно показываться на людях после пережитого потрясения.

Изучая разодетых посетителей, Лорен думала о том, что Виоле было среди них самое место. Безупречные прически, килограммы драгоценностей, платья последних парижских и миланских моделей… Мужчины говорили на дюжине разных языков, но все как один были одеты в сшитые на заказ дорогие костюмы. Многие из присутствующих относились к аукционам как к светским раутам, приглашение на которые – большой почет, и одевались соответственно.

Глядя на людей в очереди, Лорен мечтала о том, чтобы этим коллекционерам захотелось когда-нибудь заплатить большие деньги за картины художника, выставляющегося в галерее «Рависсан». Но пока ничего подобного не предвиделось. Она уже последовала совету Саманты и побывала на рынке в Смитфилде, русского там не оказалось. Ей сказали, что он развозит говяжьи туши по рынкам вблизи шотландской границы и должен возвратиться через несколько дней.

– Имя? – спросила регистраторша, когда Лорен подошла наконец к ее столику с компьютером.

– Лорен Уинтроп, представляю Такагаму Накамуру. – Вместо того чтобы набрать на клавиатуре ее имя для сверки с международной базой данных, регистраторша улыбнулась и сразу вручила Лорен табличку, жетон с номером места и каталог в твердой обложке. Накамуру здесь знали все – он был не только постоянным покупателем, но и пользовался кредитами на неограниченную сумму. Такие кредиты японские банки предоставляли соотечественникам, приобретающим произведения западного искусства. Вес японцев на рынке стал так велик, что традиционное первенство Европы и Америки отошло в прошлое: их потеснил Дальний Восток.

Пока Финли регистрировался у столика прессы, Лорен поправляла у зеркала поясок на своем сером вязаном костюме. Она не транжирила деньги Барзана, покупая украшения, а ограничилась золотыми серьгами от Шанель, которые и надела на аукцион. Все равно в этой перегруженной каратами толпе она была одним из немногих настоящих специалистов. Вместе с ней в очереди на регистрацию томились Даррил Исли, создавший коллекцию Нортона Саймона, и Юджин Тоу, обычно представлявший лондонскую галерею «Эгню». Оба были видными экспертами по импрессионизму, поэтому Лорен сомневалась, что они станут соперничать с ней: ведь она интересовалась современными работами. Кроме этих двоих, она не увидела ни одного серьезного противника, но все равно готовилась к схватке.

– Наверное, Накамура нацелился на Кокто? – поинтересовался Финли, проходя под руку с Лорен мимо комнат с мониторами – здесь покупателям рангом пониже предстояло любоваться выставленными на торги работами.

Основные соперники уже рассаживались в главном зале, увешанном предметами всеобщего вожделения.

– Вы же знаете, что я не могу отвечать на такие вопросы, – нахмурилась Лорен.

– Пожалуйста, не отвечайте. Здесь все равно нет больше ничего достойного его коллекции.

Финли вел ее мимо черных телефонов для участников аукциона, которые могли связаться с коллекционерами в любой точке земного шара.

– С гравюрой Дали он, наверное, предпочтет подождать? Ведь еще нет полного официального каталога. Зачем рисковать?

Лорен неопределенно покачала головой и села возле одного из телефонов, ничего не ответив. Про себя она подумала, что после составления окончательного списка авторских работ Дали конкуренция станет слишком острой. Если покупать, то именно сейчас…

– Кокто – прекрасное вложение, – не унимался Финли. – На руках находится всего пятьдесят одна его работа. Большая часть хранится в Лувре.

«Пятьдесят четыре», – мысленно поправила Лорен. Арчер Лейтон успел оставить в компьютере «Рависсан» исчерпывающий перечень.

Но, в общем-то, Финли был прав: Кокто, отец кинематографа «новой волны» и автор «Les enfants terribles», привлекал внимание многих. Лорен знала, например, что в коллекции Гриффита его творчество было представлено недостаточно полно.

Спровадив Финли в соседнюю комнату, где собрались журналисты, чтобы наблюдать за ходом аукциона по монитору, Лорен взяла свою телефонную трубку и проверила связь с Токио. Ей ответил секретарь Тэка и пообещал в случае необходимости сразу связать Лорен с самим Накамурой.

Ровно в восемь Хеннинг Реймонт, главный аукционист «Сотби» на протяжении трех последних десятилетий, поднялся на подиум и одернул смокинг. Пока он делал технические объявления, по проходу прошел какой-то высокий мужчина; Лорен заметила краем глаза, что он занял место в первом ряду, метрах в трех от нее. Видимо, сверхважная персона: все места были зарезервированы, а первые ряды предназначались для наиболее состоятельных участников. Заинтересовавшись, она подняла голову от каталога – и узрела чеканный профиль Райана Уэсткотта!

В двубортном смокинге он выглядел чрезвычайно внушительно. Лорен пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвлекаться от свой главной цели. Если ей удастся приобрести работы, названные Накамурой, она положит в карман крупные комиссионные.

Аукционист назвал первую картину – сначала по-английски, потом по-французски. Райан поерзал в кресле и оглянулся на Лорен. Она хотела было отвернуться, но не смогла. Райан долго не отводил от нее вопросительный и одновременно насмешливый взгляд, а потом вдруг улыбнулся и подмигнул.

Интересно, что он затеял? Неужели собирается потягаться с ней за Кокто?

Дюбюффе, выставленный на торги перед Кокто, перекочевал на выставочный стенд, покрытый красным бархатом. Лорен взяла трубку, попросила соединить ее с Тэком и тихо перечислила ему по-японски всех присутствующих.

– Кто наш главный соперник?

– Думаю, представитель Ти Джи Гриффита, Райан Уэсткотт.

Лорен представила себе улыбку на бесстрастном лице Тэка. Он любил конкуренцию, более того, буквально не мог без нее существовать.

На стенде уже красовалась картина Кокто, в зале взволнованно перешептывались. Лорен не вступала в торговлю сразу – и без нее начали предлагать цены двадцать с лишним участников – и только повторяла цифры Тэку. Райан по-прежнему демонстрировал ей свой профиль, его руки были сложены на груди. Подобно Лорен, он дожидался, пока из игры выйдет мелкая сошка. Ни одна аукционная компания не подтверждала слухов, что в больших аукционах участвуют подставные лица, вздувающие цены, хотя так оно и было. Оправданная осторожность: ведь аукционисты не были обязаны объявлять имя продавца и приемлемый для него минимум цены.

Когда ставки достигли рубежа цен, за которые в последнее время приобретались картины Кокто, Лорен подняла свою табличку.

– Леди у телефона – двести тысяч фунтов, – сказал аукционист.

Свою табличку поднял Райан, и аукционист кивнул ему:

– Джентльмен в первом ряду – двести двадцать пять тысяч. Кто больше?

Над проходом появилась табличка номер 11, поднятая посланцем музея Гетти. Она взлетала над головами на протяжении всех торгов – музей Гетти уже потратил целое состояние.

– Двести пятьдесят тысяч, через проход от вас. Кто больше?

Лорен подняла свою табличку и назвала ставку Тэку. Но прежде чем аукционист объявил стандартное двадцатипятитысячное увеличение ставки, табличку поднял Райан Уэсткотт.