– Первый ряд – триста тысяч. Кто больше? – В воздух взмыла все та же одиннадцатая табличка, что вызвало в зале возбужденный шепот. Лорен сообщила Тэку о росте ставки.

– Продолжайте! – потребовал он, хотя оба знали, что уже побиты все рекорды.

Но не успела она поднять табличку, как Райан показал свою.

– Четыреста тысяч фунтов, джентльмен в первом ряду. Кто больше? Четыреста двадцать пять тысяч?

Лорен махнула своей табличкой, и ей вдруг показалось, что в зале стало нестерпимо душно. Она подняла глаза к стеклянному потолку, который обеспечивал в дневное время естественное освещение. Участие в дальнейшей гонке явно не имело смысла.

– Леди у телефона – четыреста двадцать пять тысяч фунтов.

Райан поднял табличку и на этот раз. Лорен не видела его лица, только контур крепко сжатой челюсти.

Интересно, что скажут люди из музея Гетти? Аукционист тоже посмотрел в ту сторону, но одиннадцатую табличку не увидел.

– Ставки сделаны?

– Торгуйтесь! – потребовал Тэк, узнав, что музей Гетти спасовал.

Лорен нехотя подняла табличку, но аукционист не успел повторить ставку: Райан махнул своей табличкой.

– Пятьсот двадцать пять тысяч фунтов. – Хеннинг Реймонт вытер платком лоб. – Джентльмен в первом ряду.

Лорен подняла ставку еще раз и сказала в трубку:

– Все, дальше нельзя!

Райан перебил ее ставку и на этот раз.

– Ставки сделаны? Пятьсот семьдесят пять тысяч фунтов раз, пятьсот семьдесят пять тысяч фунтов два, пятьсот семьдесят пять тысяч фунтов три. Кто больше?

Вопрос адресовался Лорен. Но она демонстративно положила табличку себе на колени, радуясь, что Тэк внял ее совету и прекратил торговаться.

– Продано. Пятьсот семьдесят пять тысяч фунтов стерлингов. – Реймонт кивнул Райану. – Ваш номер, пожалуйста.

Аукцион продолжился, а Лорен попыталась успокоить Тэка. Не сразу удалось внушить ему, что, бесконечно увеличивая ставку, он поставил бы под удар свою репутацию коллекционера и ее профессиональный статус.

К моменту, когда настала очередь Дали, за которого собиралась побороться Лорен, на стене оставалось, кроме этой, всего две работы. Больше половины участников уже разошлись, удалились даже посланцы музея Гетти. У телефонов не осталось никого, кроме Лорен.

Райан сидел теперь в небрежной позе, сцепив руки за спинкой своего кресла. Почувствовав взгляд Лорен, он обернулся, снова подмигнул ей и широко улыбнулся. Судя по всему, ему было очень весело! Она тоже вежливо улыбнулась, стараясь не показывать, как огорчил ее проигрыш в сражении за Кокто.

Спор за Дали начался бойко, но скоро увял: недоверчивых участников отпугивала вероятность подделки. Только Лорен не мучили сомнения. Живя в Париже, она хорошо изучила творчество Дали; выставленная гравюра, несомненно, была настоящей, а заявленная цена попросту смехотворной.

Лорен не ожидала, что Райан примет участие в торгах – ведь Гриффит и так собрал много работ Дали. Однако стоило ей поднять свою табличку, тут же взлетела табличка Райана! Зачем он это делает? На что Гриффиту гравюра Дали?

– Пятьдесят тысяч фунтов – джентльмен в первом ряду. Кто больше?

Лорен махнула табличкой, и снова завязалась дуэль между ней и Райаном. Она подозревала, что он просто забавляется, желая ей досадить. Он то и дело поглядывал на нее с озорной улыбкой, прищурив зеленые глаза. Нервы Лорен и без того были на пределе. Усмешки Райана она просто не выдержала и заявила Тэку, что прекращает торговаться.

– Но почему? Ведь вы установили подлинность вещи! Когда будет опубликован официальный каталог, цена удвоится.

– Вы не знаете Райана Уэсткотта. Он никогда не отступится.

«И никогда не позволит мне выиграть…» – добавила Лорен про себя.

Виола торопливо семенила по темной улице – туда, где светились вывески экзотических баров и ресторанчиков. В спину ей свистела и улюлюкала какая-то пьяная компания. Стоило сунуться за пределы Уэст-Энда – и Лондон снимал маску, предназначенную для обмана туристов, обнажая язвы, свойственные любому большому городу: бедность и преступность.

«Зачем меня сюда занесло? – в который раз спрашивала себя Виола. – Того и гляди нарвешься на насильников, а то и убийц…» Но ей требовалась встряска, какой могла стать только ночь дикого, самозабвенного секса. Вот уже несколько лет всякий раз, расставшись с одним любовником и еще не заведя следующего, она искала забвения на лондонском дне, подбирая партнеров на одну ночь. Требование к ним предъявлялось простейшее: ей требовалось ничтожество, с которым можно расстаться, не моргнув глазом.

Сейчас Виола торопилась в индийский ночной клуб, в котором бывала и раньше, но пьяные за спиной так сильно ее напугали, что она решила зайти в шумное кабаре по пути. На нее никто не обратил внимания, кроме мужчины у стойки. Это был брюнет с седыми висками, казавшимися в мигающих потемках еще белее. Увы, мужчины такого сорта Виолу не привлекали: слишком низкорослый и коренастый. Ей больше нравились рослые и гибкие, вроде Клайва…

Виола уже собиралась снова выйти на улицу, но, оглянувшись, обнаружила, что прицепившаяся к ней компания поджидает за дверью. Пришлось снять и повесить на крючок видавший виды плащ, купленный у горничной. Отправляясь в подобные места, Виола никогда не надевала дорогих туалетов, тем более – драгоценностей.

– Хэлло! – сказала она, подойдя к стойке. Вблизи коренастый мужчина оказался старше, чем она решила сначала, – ближе к пятидесяти. Впрочем, в нем была какая-то славянская привлекательность: густые волосы, низкий лоб, живые карие глаза.

– Купить тебе выпивку? – обратился он к ней с сильным акцентом – скорее всего польским или чешским.

– Скотч, – отозвалась она. Пока мужчина заказывал ей виски, Виола бесцеремонно разглядывала его, соображая, сгодится ли. Конечно, он был не в ее вкусе, но ей слишком хотелось секса, первоклассного секса. Она уставилась на его потертые джинсы и одобрила бугор размером с кулак. То, что нужно!

Подавая ей стакан, он криво улыбнулся и что-то сказал. Виола не разобрала ни слова в этом шуме, но укрепилась во мнении, что акцент у него чешский.

Он улыбнулся шире и дотронулся до ее руки. Рукава его рыбацкого вязаного свитера были закатаны до локтей, обнажая сильные руки. Оказалось, что он не столько коренаст, сколько широкоплеч. Судя по телосложению, это был человек, привыкший к тяжелому физическому труду. Портовый грузчик? Что ж, неплохо…

– Говорят, здесь хорошее шоу, – это были единственные слова, которые Виола расслышала.

Свет погас, на сцену вышла неряшливая блондинка. Виола придвинулась к чеху, вдыхая исходящий от него запах мыла. Это было выгодное отличие от мужчин, которых она цепляла в барах раньше: по крайней мере он чистоплотен.

Не раздумывая долго, Виола запустила руку ему между ног. «Сказочная находка!» – подумала она, взвесив на ладони содержимое его штанов.

Чех что-то говорил, но из-за визга, который выдавался здесь за пение, она по-прежнему не могла разобрать слов. Впрочем, слова были неважны – в отличие от его хозяйства, прираставшего с каждой секундой.

– Где ты живешь? – спросила Виола. – Рядом?

– Да…

Судя по выражению его лица, он был шокирован. Неужели его ни разу не цепляли в барах женщины?

– Пойдем к тебе.

Чех послушно встал и повел ее к вешалке. Пока он помогал ей надеть плащ, она успела как следует его рассмотреть и осталась довольна. Широкие плечи, сильные руки и ноги… Виола почувствовала, что начинает дрожать; желание ее становилось нестерпимым.

– Как тебя зовут? – спросил он на улице. Его акцент оказался не таким варварским, как ей показалось вначале, просто мешал шум.

– Велма Лестертон.

Вместо того чтобы спросить его имя, она повисла у него на шее и прижалась к нему всем телом. В темных глазах чеха мелькнуло недоверие, но она решительно притянула к себе его голову и поцеловала, сразу запихнув язык ему в рот.