В 1679–1680 годах Сюанье взял всю власть в свои руки. С этого времени и началась «эпоха Канси», то есть реальное правление самого монарха. Перед удивленными сановниками предстал совсем иной богдохан. От прежней юношеской горячности и необдуманности, от былой импульсивности и эмоциональности не осталось и следа. На «драконовом троне» сидел мудрый государственный деятель и осмотрительный политик. В нем сочетались твердость и гибкость, стремление к золотой середине, постепенность и умеренность в трансформации режима. Укрепив свою личную власть, молодой монарх заметно ослабил позиции Совета князей-регентов и сановников. Вместе с тем Сюанье всячески подчеркивал свое внимание к этому органу маньчжурской аристократии и удовлетворял ее честолюбие, постоянно спрашивая совета у этих государственных мужей. В конечном счете император самостоятельно принимал окончательные решения, но всегда демонстративно подчеркивал роль Совета князей. Тем не менее Сюанье сам руководил завершением «войны трех князей». В декабре 1681 года пал последний оплот мятежников. Наученный горьким опытом, теперь он избегал торопливости и риска. Тщательно готовил широкомасштабную десантную операцию против острова Тайвань. Здесь доживало свои последние дни «государство Чжэнов» — наследников знаменитого Чжэн Чэнгуна. С захватом в 1683 году Тайваня Сюанье стал богдоханом, завершившим завоевание Китая. Особой заслуги императора в этом не было. Сам он на театр военных действий не выезжал, а противник оказался изначально обречен на поражение. Тем не менее вся слава неизбежной победы досталась Сюанье, сделав его «воителем», коему сопутствует удача. Захватив Тайвань, император разделался с «делами на юге» и перешел к решению «северных» проблем. Здесь перед ним стояли два препятствия — русские на Амуре и ойраты в Халхе (Северная Монголия). Еще в 1688 году возникла серьезная угроза в Монголии. Вторгшийся в Халху ойратский хан Галдан захватил ее территорию.

Предстояла война с Московским государством за обладание бассейном среднего течения Амура. С созданием там русскими Албазинского воеводства обострились шедшие еще с 50-х годов XVII века военные действия. Это создавало угрозу Маньчжурии — «священной родине» и «домену» династии Цин. По приказу Сюанье в 80-х годах вдоль северных границ маньчжурских владений была построена укрепленная линия — Ивовый палисад (Любянь) общей протяженностью более 900 километров. Между Ивовым палисадом на юге и русскими владениями на севере лежали дикие леса, горы и реки, огромная необжитая и ничейная зона шириной от 500 до 1000 километров. После завоевания Тайваня Сюанье все внимание сосредоточил на борьбе с Московским государством. В течение нескольких лет он основательно готовился к схватке с русскими. Длительная упорная борьба за русскую крепость Албазин в 1685–1686 годах привела к заключению в 1689 году Нерчинского договора. Это был первый в истории договор Китая с западной державой. Правительство царевны Софьи вынуждено было отдать значительную часть Албазинского воеводства, срыть крепость Албазин и выйти из войны, договорившись с Пекином об общей границе в верхнем течении Амура. Численный перевес цинских войск оказался столь велик и очевиден, что от Сюанье не потребовалось ни личного присутствия, ни дипломатического мастерства. Конфликт с Московским государством он разрешил с позиции силы. Помимо бывших русских владений в Приамурье к Цинской империи отошла и огромная ранее ничейная буферная зона в Северной Маньчжурии. Цинский рубеж продвинулся далеко на север. Это был большой военный успех, закрепивший за Сюанье славу победоносного воителя.

Порывы ледяного ветра несли из пустыни Гоби мелкий песок. Он забивался во все щели и хрустел на зубах. Солдаты цинской армии — маньчжуры, монголы и китайцы — зябли и жались к слабому пламени костров. Сюда, в малонаселенную и открытую всем ветрам Южную (Внутреннюю) Монголию, войска императора Сюанье вернулись из успешного похода в Халху. В июне 1696 года в битве у Чамдо на реке Терельджин-гол они наголову разгромили войско ойратского правителя Галдана Бошокту-хана, стремившегося объединить под своей властью всех монголов — ойратов, халхасов и южан. Теперь же, зимой, армию разместили, по сути, под открытым небом. Палатки, шатры, навесы и жалкие костры не спасали от холода и ветра. К крепким морозам добавилась нехватка продовольствия и фуража для лошадей и верблюдов. В войсках начался приглушенный ропот, от солдат и офицеров он перекинулся к военачальникам. Все знали, что находящийся при армии император в своей ставке в городе Нинся жаждет захватить Галдана живым или мертвым. Что уже есть приказ Сына Неба опять идти походом на Халху, чтобы добыть голову ойратского хана. Но в Халхе выпал такой глубокий снег, что кони не могли копытами добывать себе оставшуюся с осени траву. Зная все это, военачальники — маньчжурские князья не сразу, однако, решились обратиться к императору с просьбой отложить выступление. Их разногласия с Сюанье по поводу ведения войны назревали давно. Сюанье нужна была скоротечная, рискованная и беспощадная кампания, рассчитанная на уничтожение Галдана и его войска. Они же желали затяжной борьбы без особого риска. Поначалу, то есть с 1690 года, они именно так и действовали, но в 1696 году Сюанье взял руководство в свои руки, создал 85-тысячную армию, перебросил ее через пустыню Гоби и глубоко вторгся в Халху. Военачальники-князья сделали попытку вернуться к своему «спокойному» варианту. В мае 1696 года дядя императрицы — князь Сонготу, канцлер Исанъа, дядя богдохана по материнской линии князь Дунго-вэй и другие сановники, якобы боясь за жизнь Сына Неба, подали ему доклад с советом вернуться в Пекин. Мол, не дело, когда богдохан покидает столицу и как обычный полководец ведет войска в глубину суровой северной страны, лежащей далеко за Великой стеной! Для этого есть опытные военачальники! Император же должен править, сидя в своем дворце на «драконовом троне». Прочитав сей документ, Сюанье понял, зачем его так заботливо хотят удалить из армии. Не выйдет!

Когда авторов доклада торжественно впустили в желтый огромный шатер Сына Неба, разразилась буря. Богдохан вскочил с походного кресла-трона. Всегда сдержанный и уравновешенный, Сюанье топал ногами и в бешенстве кричал над их склоненными головами: «Мы казним тех, кто не идет отважно вперед! Мы покараем топчущихся на месте и отступающих! Раз наша армия прибыла уже сюда, Галдана нужно схватить и уничтожить! Как же можно трусливо отступать?!» Он был страшен в неистовом гневе. Таким его никогда не видели, и это поразило их больше всего. Поняв, что перечить и бесполезно и опасно, князья и сановники, пятясь и низко кланяясь, покинули шатер.

И вот в декабре 1696 года конфликт возник снова. Князья и сановники опять решились перечить своему повелителю. Они собрались в одном из внутренних двориков местного ямэня в Нинся, превращенном во временную резиденцию богдохана. Вместе с несколькими чиновниками императорского двора их провели в покои Десятитысячелетнего Господина. Едва выйдя к ним, он все понял, и его лицо окаменело. После обычных коленопреклонений и земных поклонов вперед вышел один из чиновников Дворцового управления. Пав на колени, он подал Сюанье доклад, почтительно, но твердо сказав при этом, что армия ощущает недостаток продовольствия и в случае похода скоро кончатся съестные припасы, предназначенные для Сына Неба и его свиты. Подтекст сказанного был предельно ясен — бросок в Халху надо отложить! И вновь, как в мае, повторилась сцена монаршего гнева. Однако на этот раз ярость, клокотавшая в императоре, вылилась не в крик, а в действие. Скомкав доклад в руке, Сюанье кивнул на смельчака и негромко приказал: «Схватить бунтовщика. Плаху под мои окна. Казнить. Палача сюда. Живо». В наступившем мертвом молчании чиновника вывели во двор, под окнами появилась переносная плаха, глухо прозвучал удар тяжелого двуручного меча, и палач поднял за косу отрубленную голову. Все молчали. Тогда заговорил Сюанье: «Я лучше буду есть один снег, но не поверну обратно свои войска. Запомните это!» Тем не менее император отложил зимний поход.