Получая все новые и новые назначения, евнухи тем самым сужали сферы деятельности штатской бюрократии, военных, цензоров, придворной стражи и даже фрейлин. Евнухи при династии Мин стали, по сути, третьей особой категорией имперской бюрократии (наряду со штатскими чиновниками и военными). Причем это была наиболее привилегированная часть госаппарата, его элита, воспринимаемая самими монархами как особо доверенная и максимально преданная династии Мин.
Установлению господства евнухов способствовали личные качества императоров, сидевших на «драконовом троне» после Чжу Ди. Это была вереница тупых посредственностей, жестоких самодуров, безмолвных ничтожеств, самовлюбленных жуиров. Всех их объединяли лень и отвращение к государственным делам. Думая лишь о развлечениях и наслаждениях, эти, по сути, номинальные государи отдали управление страной на откуп придворным кастратам. Свое безделье Сыны Неба — преемники Чжу Юаньчжана и Чжу Ди считали высочайшей привилегией, стараясь не слушать и не говорить о делах. Так, император Цзяньшэнь (1464–1487) за 23 года своего царствования лишь один раз принял сановника, да и то с чисто ритуальным визитом. Хоучжао за шестнадцать лет правления (1505–1521) ни разу не принимал своих сановников. Хоуцун (1521–1566) и Ицзюнь (1572–1620) по двадцать с лишним лет не прикасались к государственным делам. Их августейшее время было слишком «драгоценно», а их дух — слишком «возвышенным», чтобы заниматься низменными и скучными административными вопросами. Зато на свои прихоти Сыны Неба не жалели ни времени, ни денег. Один из императоров держал в Западном парке Пекина леопарда. Ухаживать за ним он приставил 240 человек. Под загон хищника отвели свыше 60 гектаров земли. На прокорм зверя и этих служителей ежегодно тратилось почти 170 тонн продовольствия. Расточительство принимало поразительные масштабы. Так, один из монархов на свое бракосочетание истратил свыше 33 миллионов лянов, или более 1235 тонн серебра. Небывалый размах приобрела погоня за редкими драгоценностями.
Гаремные утехи, изысканные трапезы, обильные возлияния и пышные церемонии занимали их почти целиком. В остальное время один император увлекался охотой, другой — столярным делом, третий азартно играл в ножной мяч — прообраз футбола. Этим всемерно пользовались евнухи. Кастраты «освобождали» столь «занятых» Сынов Неба от «утомительных» повседневных забот правления и решали все дела за государей. По такому молчаливому и добровольному «соглашению» реальная власть «перетекла» от императоров и семейства Чжу к особой касте кастратов. Во главе империи Мин оказался «третий пол», реализовавший монархическую власть. Сложилась ситуация, когда «свита правит королем» и «хвост вертит собакой». Так из обслуживающего персонала в стенах дворца эта каста превратилась во властную структуру и руководящую силу в масштабах всего Китая. Причем господство евнухов зачастую не отделялось современниками от прерогатив Сына Неба. Тем самым кастраты как бы драпировались в одежды императорской власти. А это была власть азиатской деспотии со всеми вытекавшими отсюда последствиями. Череда ничтожеств, занимавшая «драконовый трон», не отказывала себе в удовольствии карать подданных и давать волю своим капризам, самодурству и жестокости.
Отношения между государем и сановниками в Китае приравнивались к отношениям господина и рабов. На аудиенции у Сына Неба сановники и министры должны были докладывать, стоя на коленях. Император мог по своему усмотрению казнить их или подвергнуть телесным наказаниям, то есть бить палками, которые именовались «придворными батогами». По приказу монарха сановника могли арестовать. В этом случае человека передавали в руки «Парчовой охраны». Этот придворный гвардейский отряд помимо охраны Сына Неба занимался тайным сыском, арестами и следствием над подозреваемыми. Иногда расправа над сановниками приобретала массовый характер. Так, Хоучжао пришел в ярость, когда 107 придворных пытались отговорить его от увеселительной поездки на юг. Всех их он приговорил к пяти суткам стояния на коленях перед воротами дворца, а затем к 30 палочным ударам. Кто и после этого остался при своем мнении, получил еще по 40–50 палок. Всего было наказано «придворными батогами» 146 человек, 11 из них умерли. В другой раз придворные вздумали отговорить Хоуцуна от какого-то решения. Тогда император арестовал 134 сановника, а более 180 человек получили «придворные батоги»; при этом 19 «упрямцев» скончались. Такого рода репрессии вселяли в сановников страх. И этот страх использовали в своих целях евнухи. Насаждая среди придворной, столичной и провинциальной бюрократии раболепное послушание, они укрепляли свою власть над госаппаратом. Евнухи умело сковывали усилия прогрессивных политиков — сановников, чиновников и ученых, прежде всего цензоров-контролеров и членов придворной Академии Ханьлинь («Лес кистей»), и сводили на нет предлагаемые ими реформы.
Власть скопцов достигала своего апогея, когда кто-то из них становился могущественным временщиком. На протяжении полутора веков такие фавориты вместе с кликами своих сподвижников по крайней мере трижды становились полновластными правителями Китая. В конце XV века руководство империей перешло в руки евнуха Ли Гуана. Однако в 1498 году его принудили покончить с собой. Позже его место занял всесильный Лю Цзинь, который тоже плохо кончил. В 1510 году его разрубили на куски, а несметные богатства конфисковали. В 1620–1627 годах фактическим правителем империи Мин стал Вэй Чжунсянь. Но в 1628 году его заставили покончить самоубийством. Согласно китайской традиции, такая смерть считалась почетной, поэтому новый император приказал казнить его труп. Но так карали немногих слишком зарвавшихся и одиозных лидеров. В целом же мощь касты евнухов, ее позиции при дворе и в империи оставались величинами более или менее постоянными. Императоры все чаще становились марионетками в борьбе придворных группировок, действуя по указке могущественных евнухов.
Зачастую и родня императора — удельные князья были игрушкой в руках евнухов, управлявших их дворцами, поместьями и владениями. Власть евнухов была им на руку. Дело в том, что она ослабляла контроль штатской бюрократии за произволом, творимым в уделах. Терпели власть скопцов сановники и чиновники, ибо в этих условиях возрастала их бесконтрольность и прекращалась борьба цензоров с самоуправством, коррупцией и казнокрадством. И минская аристократия, и столичные сановники стремились к союзу с верхушкой евнухов. Их поддержки искали лидеры различных придворных группировок и клик. В содействии скопцов нуждались те силы, которые стремились добиться своих целей в обход официальной бюрократической системы. Специфические условия эпохи Мин делали главных евнухов прямыми и влиятельнейшими представителями интересов таких сил. Именно они становились лоббистами этих неформальных, чаще всего региональных группировок. При Хоуцуне все дела в государстве вершили Ся Янь и Янь Сун — секретари Императорской канцелярии и временщики, действовавшие в тесном союзе с евнухами. Низкопоклонство перед всемогущими кастратами становилось чуть ли не нормой. А в разрастающейся борьбе придворных и региональных группировок, в вязкой трясине интриг скопцы демонстрировали особое искусство закулисных комбинаций.
В условиях минского Китая императорские фавориты чаще всего выдвигались именно из среды придворных евнухов, наиболее приближенных к «священной особе» Сына Неба. Многие из них были столь влиятельными, что пользовались всей полнотой власти. Наиболее яркими среди них были Лю Цзинь и Вэй Чжунсянь. Первый фактически правил страной за императора Хоучжао, а второй — за Юцзяо. К императору в Китае обращались с пожеланием «Десять тысяч лет жизни!». Евнухи же приветствовали Вэй Чжунсяня словами «Девять тысяч лет жизни!». Тем самым они ставили его почти вровень с императором. А потерявшие стыд министры и сановники восклицали: «Девять тысяч девятьсот лет!» Подобострастные провинциальные чиновники соперничали друг с другом в сооружении жертвенных храмов, посвященных Вэй Чжунсяню. Сам же он пожаловал себе титул «верховный князь». Император целыми днями занимался столярным делом, а управление государством целиком передал Вэй Чжунсяню.
