Стилизованный осел[90] Ария для безголосых Голова моя – темный фонарь с перебитыми стеклами, С четырех сторон открытый враждебным ветрам. По ночам я шатаюсь с распутными пьяными Феклами, По утрам я хожу к докторам. Тарарам. Я волдырь на сиденье прекрасной российской словесности, Разрази меня гром на четыреста восемь частей! Оголюсь и добьюсь скандалезно-всемирной известности, И усядусь, как нищий-слепец, на распутье путей. Я люблю апельсины и всё, что случайно рифмуется, У меня темперамент макаки и нервы как сталь. Пусть любой старомодник из зависти злится и дуется И вопит: «Не поэзия – шваль!» Врешь! Я прыщ на извечном сиденье поэзии, Глянцевито-багровый, напевно-коралловый прыщ, Прыщ с головкой белее несказанно жженой магнезии И галантно-развязно-манерно-изломанный хлыщ. Ах, словесные тонкие-звонкие фокусы-покусы! Заклюю, забрыкаю, за локоть себя укушу. Кто не понял – невежда. К нечистому! Накося-выкуси. Презираю толпу. Попишу? Попишу, попишу… Попишу животом, и ноздрей, и ногами, и пятками, Двухкопеечным мыслям придам сумасшедший размах, Зарифмую всё это для стиля яичными смятками И пойду по панели, пойду на бесстыжих руках… <1908> Она была поэтесса, Поэтесса бальзаковских лет [91]. А он был просто повеса, Курчавый и пылкий брюнет. Повеса пришел к поэтессе. В полумраке дышали духи, На софе, как в торжественной мессе [92], Поэтесса гнусила стихи: «О, сумей огнедышащей лаской Всколыхнуть мою сонную страсть. К пене бедер за алой подвязкой Ты не бойся устами припасть! Я свежа, как дыханье левкоя… О, сплетем же истомности тел!» Продолжение было такое, Что курчавый брюнет покраснел. Покраснел, но оправился быстро И подумал: была не была! Здесь не думские речи министра, Не слова здесь нужны, а дела… С несдержанной силой кентавра Поэтессу повеса привлек, Но визгливо-вульгарное: «Мавра!!» — Охладило кипучий поток. «Простите… – вскочил он. – Вы сами…» Но в глазах ее холод и честь: «Вы смели к порядочной даме, Как дворник, с объятьями лезть?!» Вот чинная Мавра. И задом Уходит испуганный гость. В передней растерянным взглядом Он долго искал свою трость… С лицом белее магнезии Шел с лестницы пылкий брюнет: Не понял он новой поэзии Поэтессы бальзаковских лет. <1909> Посв<ящается> исписавшимся «популярностям» Я похож на родильницу, Я готов скрежетать… Проклинаю чернильницу И чернильницы мать! Патлы дыбом взлохмачены, Отупел, как овца, — Ах, все рифмы истрачены До конца, до конца!.. Мне, правда, нечего сказать сегодня, как всегда, Но этим не был я смущен, поверьте, никогда — Рожал словечки и слова, и рифмы к ним рожал, И в жизнерадостных стихах, как жеребенок, ржал. Паралич спинного мозга! Врешь, не сдамся! Пень-мигрень, Бебель [93] – стебель, мозга-розга, Юбка-губка, тень-тюлень. Рифму, рифму! Иссякаю — К рифме тему сам найду… Ногти в бешенстве кусаю И в бессильном трансе жду. Иссяк. Что будет с моей популярностью? Иссяк. Что будет с моим кошельком? Назовет меня Пильский [94] дешевой бездарностью, А Вакс Калошин [95] – разбитым горшком… Нет, не сдамся… Папа-мама, Дратва-жатва, кровь-любовь, Дама-рама-панорама, Бровь, свекровь, морковь… носки! <1908> Одни кричат: «Что форма? Пустяки! Когда в хрусталь налить навозной жижи — Не станет ли хрусталь безмерно ниже?» Другие возражают: «Дураки! И лучшего вина в ночном сосуде Не станут пить порядочные люди». Им спора не решить… А жаль! Ведь можно наливать… вино в хрусталь. <1909> У поэта умерла жена… Он ее любил сильнее гонорара! Скорбь его была безумна и страшна — Но поэт не умер от удара. После похорон сел дома у окна, Весь охвачен новым впечатленьем — И спеша родил стихотворенье: «У поэта умерла жена». <1909> вернутьсяВ стихотворении создан пародийный образ декадента, поэта тогдашнего модернистского круга. вернутьсяПоэтесса бальзаковских лет – т. е. лет тридцати-сорока. См. роман О. Бальзака «Тридцатилетняя женщина». вернутьсяМесса – обедня, католическое церковное богослужение. вернутьсяБебель Август (1840–1913) – немецкий революционер, руководитель социал-демократической партии. вернутьсяПильский П. М. (1876–1942) – прозаик, литературный критик. вернутьсяВакс Калошин — имеется в виду поэт-символист М. А. Волошин (1877–1931). |