— Что я «нет»?

— Вы разве не все ее просьбы выполняете?

— Я… да я ее всего несколько дней знаю…

— Но уже достаточно близко, — сказал Серж. — Она рассказала мне, что вы вместе были в Ивуаре и как вам там понравилось.

Серж обогнал легковую машину. Другая, сигналя вовсю, на высокой скорости вылетела навстречу. Серж слегка повернул руль. Еще совсем немного, какие-то несколько сантиметров, и они столкнулись бы. Шофер той машины продолжал бешено сигналить.

— Вы, без сомнения, тоже сделали бы все, о чем бы вас ни попросила Клод, — продолжал гнуть свою линию Серж.

— Ну, не знаю.

— Еще как знаете! Вы в нее влюбились, это мне стало ясно с той минуты, как я увидел вас в Пти Пале. — Серж положил ему руку на плечо. — Это не упрек… Мы оба любим Клод. И оба ни в чем ей не указали бы.

— Пожалуй, это так. Я думаю, да.

— Вы не думаете, что да, и не сомневаетесь в этом. Вы в этом уверены. — Серж притормозил перед светофором. — Вы в этом нисколько не сомневаетесь, Филипп. Другой такой, как Клод, нет. В жизни для нее важнее всего ясность и гармония, ее увлекают только высокие и сильные мысли.

— Вы говорите о ней, как о королеве, — Филипп почувствовал приступ жуткой ревности.

— А она и есть королева, Филипп. Не спорю, есть женщины, которые красивее, моложе, умнее… Но Клод — женщина совершенная до мозга костей. И эту женщину мы любим оба.

— Послушайте…

— Не возражайте, Филипп! Это так. Сколько мужчин уже обхаживало Клод и сколько их еще будет? Почему же она — как это называется? — дарит свою благосклонность именно нам? У меня было предостаточно времени, чтобы поразмыслить над этим, Филипп. По дороге в Рим, возвращаясь обратно. Всю прошлую ночь. И я скажу вам, почему. Потому что мы оба безоговорочно признаем ее со всем, что она делает, что говорит, потому что мы преданы ей, как бывают преданы своей королеве. — Он легко повернул руль, нажал на тормоза и остановился перед отелем «Бо Риваж». И сразу вышел из машины. — Я принесу ваш багаж. Сколько у вас вещей?

— Всего один чемодан.

Серж легко взбежал по лестнице у входа, перепрыгивая через две ступеньки.

Филипп смотрел ему в спину, испытывая легкое головокружение. «Что происходит? — размышлял он. — Все было совершенно ясно… еще вчера, в аэропорту… или сегодня ночью, во время разговора с Клод… «Эти дни не должны кончиться сами по себе, пока мы не захотим, мы оба или один из нас»… Вот что она вчера говорила… А теперь? Что она там сказала Сержу?»

В этот момент появился Серж в сопровождении носильщика из отеля с большим чемоданом в руках. Тот положил его на заднее сиденье рядом с «дипломатом». Серж сразу же повел машину по направлению к аэропорту Куантрен.

— Сидите пока! — сказал он, когда машина остановилась перед зданием аэровокзала. — Чемодан у вас тяжелый, неподъемный, можно сказать… Что там у вас такое?… Я сейчас вернусь…

«Хорошо, что он не сказал еще: «Вам в вашем возрасте вредно напрягаться…» Можно ли таскать тяжелые чемоданы? — подумал Филипп. — Как это, интересно, выглядит со стороны? Меня будут опекать, как немощного?.. А я-то думал…»

Серж вернулся с тележкой. Поставил на нее чемодан и пошел рядом с Филиппом к одному из входов в аэровокзал.

— Каким самолетом вы летите?

— Компании «Люфтганза».

Серж покатил тележку в сторону стойки «Люфтганзы».

— Куда летите?

— В Штутгарт, — сказал Филипп.

— Оба? — девушка говорила по-французски.

— Нет, только вот этот господин, — сказал Серж по-немецки.

— Я не знал, Серж, что вы владеете немецким.

— Я тоже. Знаете, я сам удивился.

Девушка рассмеялась.

— Какая она хорошенькая, правда, Филипп? — улыбнулся Серж. И, повернувшись к ней, сказал: — Могу поспорить, вас зовут Дорис.

Девушка покраснела и уставилась на него:

— Да, Дорис!

— Вот видите!

— Но откуда вы знаете? Я вас, по-моему, вижу впервые…

— Это у меня особый дар такой, — пошутил Серж опять по-немецки. — Нет, Филипп, скажи, правда она хорошенькая?

— Это и слепой заметил бы, — сказал Филипп, протягивая девушке по имени Дорис свои документы.

— Меня зовут Филипп Сорель. Для меня заказано место.

— Одну секундочку, господин Сорель. — Дорис набрала нужный код на клавиатуре своего компьютера. Они молча следили за ее движениями. — Да, — кивнула она, — вот и ваше имя, господин Сорель. Место 7В. Отлет в семнадцать ноль пять. У вас еще много времени в запасе.

«Это мы уже проходили. Вчера… — подумалось Филиппу. — Déjà écouté, déjà vu[62]. Только сегодня все иначе, все совершенно иначе, и это один-единственный день спустя…»

Дорис что-то проставила в его билете, прикрепила к ручке чемодана бирку, — déjà vu, déjà écouté, — и пожелала господину Сорелю счастливого полета.

— Прощайте, красавица, — сказал Серж, склоняя перед ней голову. — И будьте счастливы!

— Вы тоже! — улыбнулась в ответ Дорис.

— А мы и так счастливы, правда, Филипп? Мы и так счастливы. Совершенно.

Минуту спустя они смешались с толпой пассажиров и провожающих.

— Сходите, выпейте чашечку кофе, успеете, — предложил Серж. — Мне надо еще заглянуть в галерею. Наверху есть бар, он весь застеклен, как аквариум. Называется бар «Отлет». Вам там понравится. Мы часто бывали там с Клод, когда она куда-то улетала. Или я куда-то летал… Что это с вами?

— Ничего, — покачал головой Филипп. — Да, я пойду в «Отлет». Спасибо вам за все, Серж!

— До скорого, Филипп! — Серж протянул ему руку, потом повернулся и зашагал прочь.

Филипп поднялся на эскалаторе наверх, но пошел не в бар «Отлет», а к стойке паспортного и таможенного контроля. Потом заглянул в небольшой зал ожидания, где ему не раз приходилось бывать прежде. Вдоль стен зала, отделанных панелями из красного дерева, были расставлены тяжелые клубные кресла. Жужжал кондиционер. Филипп налил себе в автомате чашечку кофе и сел в кожаное кресло, почувствовав себя совершенно разбитым. Совсем близко стоял стенд с газетами на разных языках, среди них оказалась и берлинская газета «Тагесшпигель». На первой полосе крупными буквами было набрано:

УТЕЧКА ХЛОРИСТОГО ГАЗА В ШПАНДАУ.

УМЕРЛО ЕЩЕ 6 ПОСТРАДАВШИХ.

ВСЕГО НАСЧИТЫВАЕТСЯ 87 ЖЕРТВ

Много недель, месяцы и годы ждет он на вокзале в Местре поезд на Милан, ему непременно нужно в Милан, это вопрос жизни и смерти, но поезд все не приходит, и он мотается по грязному перрону взад и вперед, вот уже целые годы, целые десятилетия; четыре раза пробили часы близлежащей церкви, воздух клейкий, духота страшная, он весь в поту, со стороны нефтеперегонного завода ветер доносит тошнотворный запах, омерзительно-сладкий запах гнили; все бары и рестораны давно закрыты, слабые лампы тускло освещают железнодорожные пути, стены с обрывками плакатов на них и двери туалетов, откуда доносится вонь похлеще, чем с нефтеперерабатывающего завода; он ходит по перрону туда и обратно, а поезд, который должен изменить его жизнь, все никак не появляется; в конце перрона на чемодане сидит молодой человек, а рядом с ним — молодая женщина; он уже множество раз видел этого молодого человека, но тот всегда был один, а тут впервые рядом с ним сидит женщина, и они обнимают друг друга, они крепко сплели руки, и юноша уткнулся головой в ее шею; он останавливается перед молодой парой и видит, что молодая женщина — это Клод. Она с улыбкой смотрит в ночное небо, она счастлива от того, что молодой человек сжимает ее в объятиях, она вся дрожит от прикосновения его губ, когда он целует ее в шею, целует все снова и снова целует…

Он хочет сказать что-то, но в силах лишь прошептать:

— Клод, ты обнимаешь Смерть!

Она отвечает ему:

— Да, Филипп, я его люблю!

Сидящий рядом с ней молодой человек поворачивается к нему лицом, и он видит, что это Серж Молерон.

Что-то давит ему на плечо. Снова и снова.