«Вчера днем я отвез Клод в аэропорт. Она улетала рейсом в двенадцать пятнадцать, но хотела приехать пораньше — из-за чиновников таможни, которые, как всегда, начнут придираться к ее фотокамерам. Поставив большую черную дорожную сумку Клод на тележку, мы подошли к стойке авиакомпании «Свисэйр». На Клод был синий брючный костюм с белым отложным воротником и белыми манжетами. Она не подкрасилась, и под глазами у нее залегли темные круги. Костюм был с множеством карманов, врезных и накладных, потому что Клод терпеть не могла дамских сумочек, как она сказала. Я вдыхал запах ее духов. Клод стояла рядом со мной, маленькая, хрупкая, с блестящими черными волосами, несколько прядок которых падали, как всегда, ей на лоб. Она смотрела на меня улыбаясь, и улыбка эта словно уносила далеко-далеко все мои грустные мысли и страх перед неизвестностью. Что нас ждет?..
За стойкой сидела молодая девушка в форменном костюме. Клод положила на стойку билет, а я поставил на ленту транспортера ее вещи.
— Мадам Клод Фалькон… — Девушка пробежала пальцами по клавиатуре компьютера. — Летите с нами до Брюсселя. Прибытие в Брюссель в тринадцать тридцать, там пересадка на самолет «Сабены», рейс девятьсот двадцать второй, из Брюсселя самолет вылетает в четырнадцать пятьдесят, предполагаемое прибытие в Киншасу в двадцать два часа пятьдесят пять минут по местному времени… Вам известно, мадам, что мы обязаны проверить все ваши фотокамеры и прочую аппаратуру, не так ли?
— Да, — кивнула Клод. — Проверка проводится сотрудниками безопасности за полчаса до объявления о посадке в самолет.
— Боже мой, еще слишком рано! Сейчас только девять сорок пять!
Клод посмотрела на меня и опять улыбнулась.
— Психопаты мы! — весело проговорила она. — Выехали на целый час раньше!
— Я люблю тебя, — сказал я.
Любезная девушка поправила бирки на ручках сумок и дала Клод посадочные талоны.
— Пожалуйста, мадам Фалькон. Выход девяносто четвертый. Ваши вещи будут туда доставлены охраной.
— Я знаю.
— В десять сорок пять прошу вас пройти паспортный контроль. Я отметила время в вашем посадочном талоне. Счастливого пути! Всего хорошего мадам, месье!
И девушка повернулась к следующему пассажиру.
Мы стояли перед пустой багажной тележкой. Вокруг нас было много народа. Клод вопросительно посмотрела на меня.
— У нас есть час времени. — И взяла меня под руку. Я снова ощутил запах ее духов. Она подняла голову.
— Там, на втором этаже, бар, он так и называется «Отлет». Видишь, люди сидят за столиками? Пойдем туда, выпьем кофе?
— Бар «Отлет», грустное название, — сказал я.
— Не валяй дурака. Знаешь, почему я улетаю?
— Почему?
— Чтобы вернуться к тебе. — Она прикоснулась к амулету в вырезе своей блузки. — Очень на это надеюсь, — добавила она.
В стеклянном кубе бара «Отлет» кроме нас сидела только молодая дама с маленькой девочкой. Мы пили горячий крепкий кофе и не отводили друг от друга глаз. Клод положила свою руку на мою, рука у нее была холодная, как лед.
— А ветер? — с очень серьезным видом повернулась к матери маленькая девочка в красном платьице. — Что делает ветер, когда он не веет, мамочка?
— Он спит, дорогая. Ветру тоже спать хочется, он же устает.
— Это я понимаю, — согласилась маленькая девочка. — Сейчас я ничуточки не устала, а пока долетим до Нью-Йорка, я устану, правда?
— Чистая правда. И я тоже устану, Жасмин, — сказала молодая мать.
— Ну, тогда мы возьмем и выспимся, — нашлась девочка. — Как ветер, когда он не веет.
Снизу до нас доносились самые разнообразные звуки: кто-то смеялся, кто-то кого-то звал или окликал, слышался скрип колесиков багажных тележек, смех, музыкальные фрагменты из транзисторов улетающих и провожающих, капризное хныканье маленьких детей и почти не прекращающиеся объявления по аэровокзалу на трех языках.
— «Мистер Джейсон Корнел, вылетающий транзитным рейсом в Сингапур, подойдите, пожалуйста, к стойке вашей авиакомпании! У нас есть сообщение для вас. Пожалуйста, мистер Джейсон Корнел!»
Мы пили кофе мелкими глотками. Клод сказала:
— Мне как-то тоскливо.
— И мне тоже, — сказал я.
— А знаешь, — оживилась она, — сейчас, когда ты рядом, страх мой куда-то улетучился, Филипп, не боюсь я ничего, ни капельки. А то, что на сердце кошки скребут, это нормально, правда?
— Совершенно, — подтвердил я.
— Это потому, что я улетаю.
— Да, потому, что ты улетаешь.
— Но мы будем созваниваться! С моим «инмарсатом» я до тебя отовсюду дозвонюсь. Эта мысль немного обнадеживает, да?
— Еще бы! — подтвердил я.
— Позвоню тебе сегодня же, как только мы приземлимся. Это будет около полуночи. Ничего?
— Я буду ждать твоего звонка в отеле.
— А завтра опять созвонимся, Филипп. Если ничто не помешает, я буду звонить тебе каждый день по вечерам.
— Да, но завтра я уже буду в Германии. Когда ты позвонишь сегодня ночью, я дам тебе номер телефона в Эттлингене.
— Не забудь взять его!
— Скажешь тоже!..
— Ах, Филипп… — Она опустила глаза. Уголки ее губ задрожали. — Кофе отвратительный, да?
— Мерзкое пойло, дорогая. — Я положил руку на ее ледяную ладонь.
Опять прозвучал голос из репродуктора:
— Мистер Джейсон Корнел, вылетающий транзитным рейсом в Сингапур, пожалуйста, подойдите к стойке вашей авиакомпании. У нас есть сообщение для вас, мистер Джейсон Корнел!
— То, что нам сейчас плохо, вполне естественно, — сказала она. — Но я больше не боюсь.
— Это потому, что ты любима, — сказал я. — Один человек очень тебя любит. И когда ты вернешься, все будет хорошо.
— Да, хочется верить, — ответила она. — Вот слетаю я туда, а потом все будет хорошо. И я не боюсь сейчас, я ничего не боюсь. О, Филипп, — она всплеснула руками, — как бы мне хотелось ничего не бояться…
Было без двадцати одиннадцать, когда мы, выйдя из бара «Отлет», прошли длинный ряд стоек, за которыми сидели сотрудники полиции. Мы держались за руки, и ладонь Клод по-прежнему была холодной, как лед.
Перед одной из стоек она остановилась и сказала так тихо, что я едва расслышал:
— Я позвоню.
— Я буду ждать звонка в «Бо Риваже».
Она поцеловала меня в щеку.
— Счастливо долететь, — пожелал я с глупым видом.
— А теперь иди, пожалуйста! — проговорила она, уставившись на одного из полицейских чиновников.
— Что?
— Я не хочу, чтобы ты смотрел мне вслед. Мне от этого не по себе. Уходи, пожалуйста, и не оглядывайся! Я тоже не оглянусь. Поверь, так будет лучше. И не сердись…
— Сердиться на тебя! Глупости какие! Если тебе так угодно…
— Да, да, я этого хочу!..
— Я люблю тебя, — сказал я по-французски и тоже поцеловал ее в щеку. Она пошла к стойке паспортного контроля, а я к эскалатору. Спускаясь вниз, я, конечно, оглянулся и увидел, что она смотрит в мою сторону. Я хотел помахать рукой, но не смог себя заставить. На втором этаже я перешел к другому эскалатору, который доставлял пассажиров и гостей аэропорта прямо к выходу. Здесь мне оглядываться не пришлось. Я увидел ее, стоящую наверху, совсем маленькую и какую-то потерянную, она по-прежнему смотрела в мою сторону, а я все глубже погружался в море людской толпы со всеми ее голосами и криками, со скрипом колесиков под тележками, детскими воплями, объявлениями по аэропорту и популярной легкой музыкой — пока Клод не исчезла из виду. Я поднес свою правую ладонь к лицу и снова явственно ощутил запах ее духов, неторопливо приближаясь к выходу из здания.
— Мистер Джейсон Корнел, вылетающий транзитным рейсом в Сингапур, пожалуйста, подойдите к стойке вашей авиакомпании. У нас есть сообщение для вас, мистер Джейсон Корнел!
Они все еще искали его, а он почему-то не объявлялся».
«Час ночи, а звонка от нее нет. Я весь вечер просидел в номере, готовился к докладу, потягивал виски, а когда она не позвонила и в два часа ночи, я начал молиться Богу, чтобы с ней ничего не случилось, и мне стало стыдно, что я молюсь по такой вот причине. Три часа ночи. Ничего. Почти все огни на улице погасли. В три часа сорок три минуты раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал наконец ее голос.
