В 70-е годы «Chuck E's In Love» настолько отличалась от всего остального, что сразу после сингла Рикки Ли Джоунс немедленно оказалась в центре внимания, и ее карьера быстро затмила уэйтсовскую. Пресса лишь смутно подозревала о существовании ее бойфренда, который тоже вроде бы что-то делает в музыке.
«Меня нередко сравнивают с Томом Уэйтсом, — рассказывала Рикки Ли Тимоти Уайту. — Понятно мне это только в том смысле, что оба мы пишем об уличных персонажах. Ни по стилю, ни по манере петь между нами, как мне кажется, нет ничего общего. Но мы ходим по тем же улицам, и объединяет нас джазовая мотивация. Мы живем по другую сторону, на джазовой стороне жизни, в ней нет ничего стабильного, постоянная имровизация».
Однако время от времени их музыкальные пути тоже пересекались. Уэйтс написал для Рикки Ли прекрасную «Rainbow Sleeves». Сам он эту песню не записал, а вот версия Джоунс украсила фильм Мартина Скорсезе «Король комедии». В конце концов, главной причиной разрыва их отношений стала нередко встречающаяся несовместимость двух артистов, у каждого из которых своя индивидуальная карьера.
Разрыв с Рикки Ли совпал с еще одной переменой в жизни Уэйтса. Свой уход из «Тропиканы» Уэйтс объяснял так: «Им просто надоело убирать. Это как черные носки, их не нужно стирать, их просто выкидывают». Так или иначе, но «Тропикана» продолжала играть роль в жизни Уэйтса еще почти десятилетие, вплоть до того, как ее окончательно снесли в 1988 году.
Уэйтс к тому времени уже давно оттуда съехал.
Глава 11
В течение 26 лет своей жизни Том Уэйтс слышал смутные, но волнующие слухи о существовании иного мира, мира за пределами мотеля «Тропикана» и Голливуда. В середине 1976 года он отправился на его поиски.
Зачатки интереса к «эмоциональным прогнозам погоды» («emotional weather reports») Тома Уэйтса стали проявлять и в Британии, и в «Asylum» решили рискнуть и отпустить его в Лондон. Расходы на поездку, впрочем, взяла на себя «Warner Bros», так как «Asylum» была к тому времени уже частью могущественного конгломерата WEA («Warner/Elektra/Asylum»). Выручка от продажи всех трех первых альбомов Уэйтса не покрыла бы счетов фирмы даже на кофе, но это была их проблема. В 1975–1976 годах у связанных с «Warner» лейблов было несколько хитовых альбомов: Led Zeppelin, Линда Ронстадт и Rolling Stones; плюс еще пара альбомов Eagles и Fleetwood Mac, каждый из которых стал платиновым. «The Eagles Greatest Hits, 1971–1975» и по сей день держит рекорд самой продаваемой пластинки в Северной Америке — и это еще до выхода «Hotel California». Недалеко от них отстал и «Rumours» Fleetwood Mac.
Так или иначе, у фирмы было достаточно денег, чтобы отправить молодого Тома за границу. Музыкант до этого никогда не выезжал из Америки, но скоро он уже оказался в отеле «Президент» в лондонском районе Блумсбери. Местечко оказалось для Уэйтса вполне подходящим, не случайно один из остановившихся там журналистов назвал его «убогим».
Дебют Уэйтса должен был состояться в клубе «Ronnie Scott's» на Фрит-стрит, в самом сердце Сохо. В 1976 году Сохо был еще достаточно сомнительным местом. Издавна зарекомендовавший себя как богемная колония в центре Лондона, этот район был пятном ярко-пунцовой губной помады на сером лице столицы.
По существовавшим тогда в Британии законам, продажа алкоголя в дневные часы была разрешена только с одиннадцати утра до трех часов дня. Сохо, однако, славился тем, что там было полно подвальных точек, где можно было утолить жажду даже в те часы, когда пабы были закрыты. Стрип-клубы сверкали неоновыми огнями, район кишел порномагазинами, кофейнями и барами. Для многих Сохо был местом экзотическим. «Ночные бабочки» тогда еще выстраивались как на парад, а воздух был пропитан таким небританским ароматом свежемолотого кофе. Уэйтс чувствовал себя как дома.
«Ronnie Scott's» был главной джазовой площадкой Лондона. С момента открытия в 1959 году здесь выступали практически все джазовые звезды — от Дюка Эллингтона до Каунта Бейси. The Who здесь впервые сыграли «Tommy», Джими Хендрикс сыграл в этом зале последний в своей жизни концерт. Сам Ронни Скотт был еще жив и время от времени вел концерты, увековечив клуб своим своеобразным юмором: «Здесь как у меня дома — грязно и вечно полно незнакомых людей».
С Ронни Скоттом связано множество историй, которые пришлись бы Уэйтсу по нраву, одну из них не могу удержаться и не рассказать. На похороны саксофониста Табби Хейза джазовый критик Бенни Грин пришел с сильной болью в спине. Он едва мог ходить, и его жена добилась, чтобы им в виде исключения разрешили подъехать на автомобиле прямо к могиле. Грин был в таком состоянии, что выйти из машины смог только с помощью жены, которая вытаскивала его оттуда ногами вперед. Увидев всю эту процедуру, проходивший мимо Скотт сухо пробормотал: «Может, тебе уже домой и не стоит ехать?»
Местная музыкальная пресса, собравшаяся на британский дебют Уэйтса, была, по большей части, вполне удовлетворена. Хотя к 1976 году большинство музыкальных журналистов уже побывали в Америке, заезжие американцы все еще принимались с уважением, пусть уже и не как редкие экзотические звери из далекой страны, какими они считались до появления реактивных самолетов.
Уэйтс прибыл на зеленые берега Англии в то время, когда рок переживал один из своих чахлых периодов. Впрочем, Тома принимали с интересом, и он не разочаровал. Выглядел он как человек, который скорее вспорет себе брюхо, чем пойдет в дискотеку, а звучал, как товарный поезд… он был проспиртован Америкой не хуже Джека Керуака или Чета Бейкера.
На родине внимание на него обратил даже журнал «Newsweek», хотя и в опубликованном в 1976 году очерке он был охарактеризован скорее как «постоялец дешевого отеля, чем подающий надежды новый певец, за плечами которого три альбома».
Для хилого и изголодавшегося британского музыкального рынка такая непритязательная аутентичность составляла немалую часть очарования Уэйтса. Британские журналисты из поколения бэби-бумеров преклонялись перед битниками и их культурой. Многие из тех, кто прочел «На дороге» сразу после выхода романа в 1957 году, дорожили им как великолепной фантазией. Ползти на семейном «моррисе-минор»[102] по тихой дороге в Пейнтон[103] совсем не то же самое, что промчаться на мощном «шеви»[104] через мексиканскую границу и ввалиться в бордель в Тихуане. А тут, наконец, прибыл настоящий «бродяга дхармы»[105].
Ленни Брюс побывал в Сохо до Уэйтса, но его быстро депортировали, когда среди прочего он объявил, что принц Чарлз на самом деле не кто иной, как 40-летний карлик. А бедняга Питер Кук[106] помнит, как сбился с ног, тщетно пытаясь найти для Брюса героин, и как тому пришлось довольствоваться аспирином, который Кук выклянчил у Дадли Мура[107].
Личность Уэйтса оказалась для британских журналистов удивительно притягательной, более того, его было так легко и заманчиво цитировать. На всем протяжении 70-х рок-звезды вовсю использовали «Melody Maker» и «New Musical Express» в качестве платформы для своей доморощенной философии. Все было при этом крайне серьезно.
И вдруг прилетает Уэйтс и на всех парах ко всеобщему удовольствию начинает валять дурака. Были и такие, кто обвинял музыканта в шарлатанстве, позерстве, но вскоре к нему привыкли.
Кое-кто все же высказывал сомнение в его значимости. Некоторые критики, очарованные грубой мощью только-только набиравшего силу панк-рока, воспринимали богемный шик Уэйтса как нечто надуманное и искусственное. Во время, когда в моду опять вошла «подлинность» (на сей раз уличная подлинность панков), все американское и исходящее от крупных лейблов было принято считать пустовато-поверхностным, будь то Fleetwood Mac, Eagles или диско. «I'm so bored with the USA…»(«Мне так осточертела Америка») — пели Clash как раз тогда, когда самолет Уэйтса совершал посадку на британской земле.