Но Рэтт Баттлер стал уже своим человеком в Клостер-Тауне. Он, вслушиваясь в ночные звуки, отчетливо представлял себе настроение горожан, представлял себе кладбище на окраине города, видел пять ям и слышал, как сырые комья земли ударяются в крышки гробов. Ему казалось, что он видит воспаленные ненавистью глаза братьев Баллоу и понимал, что пощады ни ему, ни его друзьям ждать не придется. Если бы они были тут одни, только одни мужчины… Но с ними были девушки, за жизнь которых они были в ответе.

Рэтт Баттлер надеялся, что все его друзья уже спят, и только они одни с Кристианом вышли подышать на террасу.

Но он ошибся. В двери стояла Сандра. Когда она появилась, Рэтт не заметил. Возможно, она слышала весь разговор, а может, проснулась, разбуженная кашлем своего возлюбленного.

Они втроем сели за стол, но прежде чем устроиться в плетеном кресле, Сандра подняла с пола плащ и заботливо укрыла плечи Кристиана. Это нехитрое движение успокоило мужчину, и Рэтт Баттлер даже позавидовал своему другу. Он в очередной раз принялся ругать самого себя в мыслях за то, что так холодно и надменно обошелся с Розалиной, когда та, полная благодарности, бросилась к нему.

«Какой же я идиот! — говорил сам себе Рэтт Баттлер, глядя на пару влюбленных. — Ведь я точно так же мог бы сидеть сейчас на террасе какого-нибудь дома вместе с Розалиной, и мне было бы все равно, что происходит в мире. Она смотрел бы на меня такими же влюбленными глазами, как Сандра смотрит на Кристиана, поглаживала бы мою ладонь, а я говорил бы ей всякие глупости. Она бы смеялась… Но все, черт побери, складывается совсем по-иному. Между нами встал Клод Бергсон. Я понимаю Розалину, он дает деньги их театру, предоставляет зал, а что могу дать я, кроме защиты, в которой, скорее всего, она не нуждается? Ведь знаменитых актрис любят все — блюстители порядка и бандиты. Ведь даже Карлос, ворвавшись в дом окружного шерифа, не застрелил Розалину, не попытался взять ее в заложницы…»

От этих мыслей Баттлеру сделалось не по себе, он чувствовал себя явно лишним на ночной террасе.

— Я пойду, — сказал Рэтт.

Никто не стал его останавливать, лишь только Сандра пожелала спокойной ночи.

— Да, в салуне никого нет, Рэтт, иначе ты бы мог хоть поиграть в карты. Придется тебе идти спать.

— Что я и сделаю.

Рэтт сказал это немного зло, как будто бы Сандра была виновата во всех его несчастьях. Но потом Рэтт спохватился и улыбнулся, все-таки Сандра была чудесной женщиной и верным другом.

Он удалился в спальню. Но оставшись наедине с самим собой, Рэтт почувствовал себя совсем одиноким. Он понимал, что настал тот возраст, когда ты или сможешь вернуться на родину, или навсегда останешься в чужих краях. Но в то же время Рэтт Баттлер опасался, что мысли о родине — это какая-то мечта, что вернись он сейчас в Чарльстон, возможно, он и не узнает города, а горожане не узнают его. Ведь вряд ли кто-то будет помнить о юнце, столько лет не навещавшем родные места. Девушки, с которыми он был знаком, скорее всего, давно вышли замуж и родили детей, его сверстники стали степенными горожанами, и ничто не напомнит им о прошлом. Рэтт Баттлер останется таким же одиноким в Чарльстоне, как он одинок сейчас в Клостер-Тауне.

От нечего делать он вытащил из кобуры свой револьвер, разобрал на части и принялся чистить одну деталь за другой. Этот нехитрый ритуал успокаивал нервы, Рэтт Баттлер знал это отлично. Всегда становилось спокойнее, когда он ощущал в руках холодную сталь своего оружия. Револьвер ему нравился своей простотой и совершенством. Ничего лишнего, все только необходимое.

— Это моя игрушка, — пробормотал Рэтт Баттлер, вспомнив, с какой любовью он относился к своей деревянной лошадке, подаренной в детстве отцом.

Он помнил, как расчесывал гриву, хвост, как не давал никому чужому прикасаться к коричневой голове, как просыпался ночью и, боясь за судьбу своей игрушки, смотрел, не исчезла ли она. А потом, как-то со временем, он забыл о существовании этой лошадки.

«Возможно, она и сейчас пылится где-нибудь на чердаке отцовского дома, — подумал Рэтт. — А возможно, мои племянники, которых я не видел в глаза, играют с ней и какой-нибудь мальчик точно так же, как я раньше, просыпается и бежит смотреть, не исчезла ли его лошадка. Вот, может, именно этот мальчик и поймет меня, когда я вернусь на родину».

Оружие было вычищено и заряжено, детали собраны, револьвер вновь скрылся в кобуре. Делать решительно было нечего.

Можно было, конечно, напиться, но опять же не с кем. Ему мог бы составить компанию Кристиан Мортимер, но с ним была Сандра.

Рэтт Баттлер подошел к окну и поднял раму. На него пахнуло ночкой свежестью, запахом скошенной и уже успевшей подсохнуть травы. Он прислушался: колокол уже смолк, и было слышно, как журчит недалекая река. Клостер-Таун, казалось, вымер. Ничто не нарушало спокойствия сонного города, нигде не горело ни одного окна, погасли фонари. Даже салун был мертв.

«Настоящее кладбище», — подумал Рэтт Баттлер.

Высоко в кебе висела луна. Она была настолько яркой, что ее свет даже слепил глаза.

— Странно, но сегодня не видно звезд, — вздохнул Рэтт Баттлер.

Ему почему-то захотелось увидеть хотя бы одну звезду, и он принялся пристально всматриваться в бездонное небо.

Наконец, он сумел отыскать над горизонтом едва заметную подрагивающую, мигающую розовую точку. Он долго смотрел на этот осколок света, внезапно появившийся в ночи.

«Может быть, мой отец или мать этой же ночью смотрят на звезду и думают обо мне. Хотя вряд ли отец думает обо мне, ведь он и выгнал меня из дому».

Рэтт Баттлер наморщил лоб, пытаясь вспомнить лицо своего отца. И если бы кто-нибудь увидел его в эти мгновения, то сразу бы отметил поразительное сходство Рэтта со старым Баттлером.

Мужчина отошел от окна и устало опустился на кровать. Спать ему не хотелось, и он закурил. Огонек его сигары слегка освещал пальцы, свеча, при свете которой Рэтт Баттлер чистил револьвер, уже успела остыть, и окаменевший воск застыл на крышке стола.

Рэтт Баттлер принялся чертить ногтем на этом застывшем воске свои инициалы, делая затейливую монограмму. Лунный свет заливал комнату каким-то призрачным безжизненным светом.

И вдруг Рэтт Баттлер услышал вой собаки, пронзительный и тонкий. Так псы воют только на покойников или на полную луну.

Утром следующего дня колокол на церковной башне вновь раскачивался. Казалось, он не знает устали. Звон плыл над Клостер-Тауном, вселяя в души людей неуверенность в начавшемся дне.

Позавтракав и одевшись во все чистое, Рэтт Баттлер вместе с полковником Чарльзом Брандергасом вышли на улицу. Светило яркое солнце, но от густого колокольного звона, казалось, его живительный свет мерк. Рэтт Баттлер вдохнул теплый утренний воздух и взглянул на своего друга полковника.

Тот передернул плечами. Его забинтованная левая рука покоилась в черной перевязи.

— Весна начинается, теплеет, — сказал Чарльз Брандергас, глядя в безоблачное небо.

— Весна, весна… — повторил Рэтт Баттлер.

Но его слова прозвучали совершенно бесцветно и безрадостно. Казалось, его не радует ничто — ни хорошая погода, ни теплый ветер, ни безоблачное небо. Он был явно чем-то угнетен.

Мужчины неторопливо шли по центральной улице Клостер-Тауна. Город уже ожил, везде сновали люди, катились телеги, груженые досками. Несмотря ни на что, город продолжал строиться, рудники процветали, открывались двери лавок, и продавцы зазывали покупателей. Сновали женщины с корзинками, явно направляясь в сторону базара. Все выглядело вполне мирно и буднично.

Только этот противный звон, который в другой раз Рэтт Баттлер даже не заметил бы…

Но сейчас он почему-то ужасно раздражал, ведь он напоминал о вчерашней трагедии, о смерти пятерых жителей Клостер-Тауна.

На пороге лавки скобяных изделий появился хозяин. Он был в черном сюртуке и в такой же черной, как у Рэтта Баттлера, шляпе. Начальник городской полиции приподнял свою шляпу, но лавочник презрительно отвернул свое лицо.