Весть о смерти Марианны Мак-Коунли повергла в ужас всех воспитанниц пансиона.

— Девочки, она выпала из окна! — воскликнула Скарлетт.

В глазах ее были слезы.

— Это все из-за ее отца! — убежденно воскликнула Тина. — Это он довел ее до самоубийства!

— Ты не можешь так говорить! — возразила Клара Ковальски. — Здесь нет логического объяснения…

Скарлетт со страхом смотрела на пустую кровать в своей комнате. Мисс Джонстаун еще утром забрала белье, теперь на кровати лежали голый тюфяк и подушка.

В пансионе был траур, уроки были отменены. По распоряжению миссис Хиггинс девушки собрались в классе.

— Мисс Марианна Мак-Коунли была одной из лучших воспитанниц нашего пансиона, и нам ее будет не хватать, — сказала хозяйка.

Потом она вздохнула и переключилась на другую тему:

— Я посоветовалась со всеми преподавателями, чтобы прояснить ситуацию. Также был приглашен мистер Мак-Коунли, отец Марианны. По просьбе мистера Мак-Коунли я намерена провести подробное расследование этого дела. Я ожидаю от вас полного сотрудничества.

Все были потрясены и подавлены. Миссис Хиггинс после этих слов отпустила девушек, приказав им сидеть в своих комнатах и никуда не уходить, потому что она будет вызывать их по одной к себе в кабинет.

Но по комнатам сидеть просто не было сил. Все собрались у Анны.

Первой вызвали Клару Ковальски. Скарлетт оценила ход миссис Хиггинс — это был верный шанс узнать всю подноготную их компании.

Клара вернулась, и Скарлетт сразу поняла по выражению ее лица, что что-то не так.

— Ты рассказала ей о Клубе сумасшедших литераторов?

— Да, — ответила Клара.

— Предательница! — крикнула Скарлетт. — Как ты могла?

Мисс Ковальски, словно не замечая презрительного взгляда зеленых глаз, спокойно пожала плечами:

— Миссис Хиггинс и так многое знает. Эта старая дева, мисс Джонстаун шпионила за нами, за мистером Спеншоу. Мне так сказали: если я подписываю бумагу, то остаюсь в пансионе, а если нет — вылетаю с треском!

— Какую бумагу? — воскликнула Скарлетт и подскочила к Кларе, потрясая кулачками.

— Постой! — остановила девушку Анна. — Надо разобраться. Какую бумагу?

— Отец Марианны и все они, — Клара поморщилась, — утверждают, что во всем виноват мистер Спеншоу. Что он вредно воздействовал на нас, вбил Марианне в голову идею насчет театра. Они хотят уволить его и поместить статью в местной газете. И для этого им нужны наши подписи…

— Но ведь это неправда! — воскликнула Скарлетт. — Мистер Спеншоу не виноват, и мы все это прекрасно знаем!!!

— Погоди, — опять остановила ее Анна. — Тут следует поразмыслить, поможет ли мистеру Спеншоу то, что мы откажемся подписывать бумагу против него…

Скарлетт застонала.

— У меня дет сил видеть все это! — воскликнула она. — Я буду у себя…

С этими словами Скарлетт вылетела из комнаты, сильно хлопнув дверью.

Она успела, может быть, тысячу раз повторить свою поговорку: «Я не буду думать об этом сегодня, подумаю завтра», когда в комнату к ней зашла Анна Сент-Уайт и мрачно усмехнулась:

— Нас всех уже вызывали, Скарлетт… Осталась одна ты…

Идя по коридору, Скарлетт чувствовала, что еще немного — и она не выдержит. Как ей это все надоело!

Совершенно измученная девушка толкнула тяжелую дверь.

Сидящие по другую сторону стола слились для Скарлетт в одно сплошное белое пятно. В ушах стоял непрерывный шум. Потом мисс О’Хара услышала голос хозяйки пансиона:

— Все подписали, мисс Скарлетт. Остались только вы! Прочтите внимательно этот документ…

На стол перед Скарлетт легла бумага. Сколько ни старалась сосредоточиться бедная воспитанница, она не могла разобрать ни строчки. В глазах стояли только подписи: Клара Ковальски, Тина Тейлор, Молли Харрисон, Барбара Форман, Анна Сент-Уайт…

— Так каким же будет ваше решение, мисс О’Хара? — раздался над ухом назойливый голос.

Прошло три дня.

Шел урок литературы. Миссис Хиггинс рассказывала о Байроне. Теперь литературу будет вести она — до тех пор, пока не найдется какой-нибудь не слишком образованный джентльмен, обладающий даром приспособления и хоть крупицей знания предмета, которая могла бы ему позволить называться преподавателем литературы. Старушка была сыта по горло выпускниками университетов, у которых семь пядей во лбу.

Скарлетт О’Хара вдруг почувствовала острую неприязнь к Байрону — такому, каким он представлялся ей со слов миссис Хиггинс. Хромой, занудливый и почему-то очень старый — долгие годы потом Скарлетт представляла себе великого поэта именно таким.

— Мисс О’Хара, — окликнула ее хозяйка пансионата, — вы себя хорошо чувствуете?

Скарлетт подняла глаза и встретилась с сухим, изучающим взглядом миссис Хиггинс. Девушка растерялась — ей показалось, что учительница уже давно прервала свой рассказ и смотрела на нее.

— Извините, миссис Хиггинс, — тихо сказала Скарлетт, — кажется, у меня начинает болеть зуб.

— Вы очень невнимательны, — будто не расслышав ее последних слов, ровным голосом произнесла хозяйка пансиона и отвела взгляд от Скарлетт.

Урок продолжался. Голос учительницы, словно шелест пожухлой листвы, убаюкивал класс. Скарлетт почувствовала, что цепенеет от этого звука. Она тряхнула головой и посмотрела в окно. Пара пирамидальных тополей, припудренных тонкой пылью, и выцветшее небо — все это она видела уже сотни раз. «Я просто хочу научить вас смотреть на вещи под непривычным углом зрения…» — вспомнились ей слова Морриса Спеншоу. А если забраться сейчас на подоконник, открыть массивную раму и выглянуть из окна, то картина окажется совсем иной?.. Или — все те же пыльные тополя, только не под окном классной комнаты, а всюду, куда хватает взгляда?

Может, именно это и увидела Марианна Мак-Коунли, прежде чем броситься из окна?

Кажется, неприятности, как гончая собака, взявшая след, преследуют это мрачное здание. Скарлетт посмотрела на пустующее сиденье рядом с собой. Марианна до своей смерти не занимала столько места в ее душе, сколько теперь. Скарлетт заметила, что порой, сама того не замечая, мысленно разговаривает с подругой, спорит с ней. А многие давние разговоры с Марианной, казавшиеся обычными и ничего не значащими, всплывают, наполненные глубинным смыслом.

Однажды вечером подруги опять разговорились о Моррисе Спеншоу.

— А ты хотела бы, чтобы твой отец был похож на нашего учителя литературы? — спросила тогда Скарлетт.

— Конечно. Но ты даже не представляешь, насколько они разные, Скарлетт. Иногда мне становится жалко отца оттого, что он никогда не поймет, чем отличается от мистера Морриса Спеншоу.

— Неужели ему ни разу не хотелось поговорить с тобой по душам? Ведь он наверняка замечает, как тебе трудно.

— Что ты! Даже если он это замечает, то считает только меня виноватой во всех моих трудностях. Он считает, что если бы я была такой, какой он мечтает меня видеть, и не забивала себе голову высокими материями, то была бы счастлива. А если я попрошу его поговорить со мной на чистоту, то разговор этот обязательно закончится руганью. Пойми, Скарлетт, он не смог бы понять и поддержать меня, даже если бы захотел. Но он, правда, и не хочет.

Марианна тогда долго сидела, молча разглядывая и разглаживая складки на платье, а потом вдруг подняла свою белокурую голову и спросила:

— А ты, Скарлетт, хотела бы иметь такого отца, как мистер Спеншоу?

Скарлетт смутилась и неуверенно произнесла:

— Наверное, нет. Мой отец совсем не такой, нет. Я очень люблю его и горжусь им.

— Так твой отец лучше мистера Спеншоу?

— Понимаешь, отец — он отец. А мистер Спеншоу — это учитель. Их трудно сравнивать. Я не могу объяснить тебе почему.

— Наверное, я завидую тебе, Скарлетт… — сказала Марианна, глядя куда-то в сторону.

После этого разговора прошло много дней. Скарлетт успела потерять и подругу, и любимого учителя.

Барбара Форман задремала, оперев голову на согнутую в локте руку, так что издалека могло показаться, будто она внимательно слушает миссис Хиггинс. Тина Тейлор попыталась было пошептаться с соседкой по парте, но, словно испугавшись своего голоса, осеклась и замолчала. Анна Сент-Уайт сидела с непроницаемым выражением на лице, хотя монотонный рассказ учительницы нимало ее не интересовал — мысли ее витали где-то далеко.