— Это — газовый обогреватель. Вам не придётся хлопотать с керосином! — вежливо известил он по-английски.

Сняв пиджак, он приколол зажимом тёмный галстук, закатал рукава белоснежной рубашки и присоединил машину к газовой трубе — вода и газ были в каждом кабинете. На прощание он вручил визитку — на случай неполадок — и с поклоном удалился. Обогреватель был элегантный, кремовый, с сияющей латунью эмблемой знаменитой японской фирмы, Но, включая его, полагалось открыть окно. Иначе кабинет заполнял запах газа.

Рано утром позвонила Намико, чтобы известить — в одиннадцать придёт мастер чинить колонку. Милая Намико, как и её муж, мгновенно исполняла все её житейские просьбы. Неожиданно освободившееся утро она решила посвятить хозяйству. Зимой у неё появилась новая забота — ходить на бензоколонку за керосином. Жители частных домов поступали проще — они выставляли канистры за ворота, доверяя их заливку бегавшей по району машине. Но она не знала, где поставить канистру в многоэтажке, как оплатить счета… На бензоколонке парень и девушка, стоявшие навытяжку, как часовые, стремглав бросились ей навстречу. Парень выхватил из её рук канистру и помчался её наполнять. Девушка, приняв деньги, ринулась к кассе бегом и вернулась с чеком и сдачей. Парень сам завинтил крышку канистры, едва ворочая закоченевшими пальцами. И у девушки лицо было сизым от холода — они работали на ледяном ветру в лёгких форменных курточках. А брюки им позволили надеть совсем недавно — в ноябре они стояли на ледяном ветру в шортах с коленками такими же синими, как носы. Едва отдав ей канистру, парень рванулся к подъезжающей машине, подхватил шланг, чтобы её заправить. Девушка приняла деньги и выбежала на улицу, отмахивая рукой — путь свободен. Водитель из машины даже не вышел.

Вслед за бензоколонкой в программе её хозяйственных дел значилась химчистка. В лёгких туфельках шла она по тротуару — сухому, чистому — утреннее солнце съело вчерашний снег без остатка. Внезапно налетевший ветер закрутил метель. Через минуту она уже утопала по щиколотку в мокром снегу и в химчистку вошла как снежная баба. Малюсенький закуток умудрился на пяти квадратных метрах уместить прилавок, вешалку, газовый обогреватель… Две японки тихо переговаривались, разложив на столе шёлковое чёрное кимоно с вышитыми цветами. Женщины водили пальцами по швам, должно быть, обсуждали, как их распороть. Дорогие кимоно распарывали перед тем, как их почистить или постирать, а потом сшивали заново. Завидев её, приёмщица прервала разговор и сама принялась отряхивать от снега принесённые вещи, не позволяя клиентке ей в этом деле помочь. И пяти минут не заняло посещение химчистки, но за дверью её уже встретила весна. Под ярким солнцем прямо на глазах таяли сугробы, по мостовой текли ручьи. Теперь идти пришлось не по снегу, а по воде — таковы капризы океана, хоть и Тихого, но капризного, меняющего погоду мгновенно, однажды летом уже накрывшего её на побережье внезапным дождём…

Мастер включил колонку, и она выдала горячую воду. Мастер пожал плечами и ушёл, сказав спасибо — "аригато." На следующее утро колонка забарахлила опять. Она опять позвонила Намико и услыхала застенчивое:

— Вы принимаете душ утром? Надо попозже. Теперь зима.

Из сбивчивой, смущённой речи Намико выходило — надо ждать, пока на солнце оттают трубы, в которых за ночь замерзала вода. Ждать солнца пришлось и при попытке постирать — замёрзшее масло заклинило кнопки машины. Машина заработала только к полудню — солнце сделало своё дело. Сильное японское солнце вообще стало очень важным в зимней жизни. Хидэо переставил свою пишущую машинку поближе к окну, иначе в ней замерзала смазка. В погожие дни можно было не включать обогреватель и обходиться солнечным теплом. На солнечной стороне улицы за день оттаивал ночной снег и лёд. А поскольку снегоуборочных машин и даже дворников со скребками городу не полагалось, люди предпочитали ходить по солнечной стороне улицы — движение людей в городе стало определять солнце.

Именно зимой почему-то вспомнилось, что Япония — страна восходящего солнца и само слово "Япония" пишется двумя иероглифами — "солнце" и "корень". И что издревле японские цари получали имена с концовкой — "хико", что означало "любимец солнца". И что японцы ведут свой род от богини солнца Аматерасу, и в японском многобожии место этой богини особенное…

Ива склонилась и спит.

И кажется мне, соловей на ветке -

Это её душа.

Басё

За левым окном автобуса мелькнули красные тории шинтоистского шраина, за правым — деревянный забор буддийского храма. Два разных храма на одной улице — вещь для Японии обычная. Вещь нужная, потому что новорожденного японцы несут к богам шинто, покойника — к Будде. Ведь шинтоистский обряд жизнерадостен, буддийский мрачен. А на свадьбе японец успевает побыть ещё и христианином. А почему бы и нет? Венчание в христианской церкви так красиво! И современно. Венчание — знак приобщения к западной цивилизации, знак принадлежности к почтенному обеспеченному классу. Как этикетка универмага Фуджисаки на костюме. А о Христе вряд ли кто вспоминает, склонив голову перед священником. Доктринами тут себя не обременяют, к богам тут отношение спокойное. И повенчанный как христианин японец, на той же свадьбе быстренько переодевшись в кимоно, становится шинтоистом и исполняет брачный ритуал дедов. К богам тут отношение практичное: японец выбирает тех, что больше подходят к случаю.

— Когда я прилетаю в Америку, — говорил суперкомпьютерный профессор Такасими, — я становлюсь христианином, а в Японии я буддист.

А новорожденного сына он носил в шраин. К богам тут отношении свойское. Японец в японской сказке связывал верёвками статую бога, приговаривая:

— Если выполнишь мою просьбу — развяжу.

Словом — работай, коли ты бог. А работаешь плохо — получай наказание, хоть ты и бог.

— Наша родная японская религия шинто — простенькая, языческая. У храмов волки стоят, обезьяны, овцы… — улыбался Шимада. — Священники исполняют необременительные службы в шраине в свободное от работы где-нибудь на фирме время. А буддизм — он импортный, из Китая, слишком сложный для нас. Поэтому целиком мы его не приемлем. И из христианства мы выбрали самое упрощённое и практичное — протестантство.

Торговые ряды нарядились в зелёное, красное, золотое — цвета католического Рождества. Красные Санта Клаусы, золотые ленты и колокольчики, зелёные венки и ёлки в каждом ресторане, магазине. Все ёлки пластмассовые. Только Кокусаи-отель устроил в фойе огромную, метров в пять пирамиду из красных живых цветов, рождественских, американских. Там их называли "Святая ночь". Отелю хотелось оправдать своё название международного и по-американски отметить неяпонский праздник — Рождество. В круглом зале универмага "141" — "Ичи-йон-ичи" ребятня обступила невиданное западное чудо: большой, в рост человека кукольный домик, разрезанный так, чтобы открыть уют маленьких спален, гостиных, населённых игрушечными человечками, рождественский домашний уют.

Народу на Ичибанчо было несметно. Словно весь город, забыв на время Будду и своих шинтоистских богов, устремился в торговые ряды. Ведь Рождество — повод для подарков. Может, за то и приняли этот праздник японцы? Ведь для них так естественно дарить, они вечно что-нибудь дарят. И торговцы рады были обратить Японию в христианство. Хотя бы на пару рождественских недель. И только в торговых рядах. В прочем городе христианским праздником и не пахло.

— Да что Вы, какое христианство! — на перекрёстке улиц белолицая старуха раздавала прохожим маленькие, сложенные гармошкой книжечки — до такого размера ей удалось отжать Библию. — Сама Библия слишком сложна для японцев! Они и этого читать не станут! — ворчала бабуся, вручая книжечку пожилому мужчине.