— Двадцать тысяч! — присвистнул Макклауд. — Кажется, это годовой бюджет вашего времени, Прейджер? Я имею в виду настоящий бюджет Внутренней финансовой инспекции.

Когда два бюрократа стали сравнивать бюджеты своих организаций, у меня пропало второе дыхание. Третьего не предвиделось. Я извинилась и сказала, что ухожу. Правительственные агенты были вежливы.

— Спокойной ночи, дорогая Тедди, — нежно сказал Джайлс. — Приятных снов. Встретимся за завтраком. — Помню, я подумала, что в данных обстоятельствах он искушает судьбу.

Искушаемая судьба нанесла свой удар. Незадолго до рассвета на борт поднялась полиция. Джайлса арестовали. Я спала и не слышала поднявшейся суматохи. Когда я проснулась, Джайлса уже не было, а на палубах толпились нью-йоркские сыщики.

Утро было солнечным, но холодным. Обещали снег. Ветер дул с северо-северо-востока. На палубе стояла Лакшми в теплом пальто, надетом поверх сари. Джеральдина сменила сари на более практичный твидовый костюм от «Пека и Пека». Я присоединилась к ним у носового ограждения. Мы стояли и сверху вниз смотрели на плавучую платформу, на которой собирался танцевать Калки. Напротив вездесущие телевизионщики грузили на буксир свои камеры.

Я подумала о телеоператоре из Катманду. Красно-бело-синие кроссовки. Светлые волосы. Очки. Красные руки. И внезапно ощутила приступ вожделения, несомненно, вызванный соответствовавшей случаю истерией.

Лакшми нервничала. Я спросила почему.

— Они пытаются арестовать Калки.

— Причина серьезная. Где он?

— Скрывается, — сказала Джеральдина. В холодном апрельском свете ее три веснушки казались маленькими медными пенни.

— Но ведь в полдень ему придется выйти на палубу.

Лакшми кивнула.

— В том-то и дело.

Полицейские все еще обыскивали яхту. Они были повсюду. Казалось, им здесь очень нравится. Я не могла понять почему. Они смеялись, шутили, махали руками телевизионщикам на буксире. Хотя они не сводили с нас глаз, никто не подходил к нам близко… кроме Макклауда. Он метался по палубе, как чудовище из малобюджетной версии «Франкенштейна». Нарк мучился похмельем после вчерашнего. Кроме того, утро казалось ему продолжением вечера, потому что он не спал ни секунды. Он провел ночь, разговаривая с Джайлсом. После ареста Лоуэлла Макклауд плотно позавтракал и продолжил попойку.

— Доброе утро, леди, — вежливо поздоровался он. Мы ответили ему очень сдержанно. — Мне очень жаль нашего друга Джайлса. Но как только он внесет залог, его тут же выпустят.

— Где его держат? — спросила Джеральдина.

— В Первом округе. Это площадь Эриксона, шестнадцать. Два квартала к югу от Канала. Завтра он снова будет с нами. Это крайний срок.

— Слишком поздно, — сказала Лакшми.

— В чем его обвиняют? — спросила я.

Макклауд отбарабанил перечень преступлений, если и не громадный, то достаточно внушительный. Главное обвинение заключалось в торговле наркотиками.

— Мне очень жаль, — добавил Макклауд. Он выглядел виноватым. В конце концов, был этот нарк тройным агентом или нет, он долго работал на Джайлса.

— По крайней мере, вы могли подождать до полудня! — гневно сказала Джеральдина.

— На меня оказывали сильное давление, — туманно объяснил Макклауд. — Понимаете, сенатор Уайт… До полудня, — повторил он. Заморгал. Вспомнил о приближающейся дате. — Эй, а что будет?

— Шива будет танцевать, — сказала Лакшми.

— Но этого не случится, — добавила я, — если его арестуют.

— Джейсон, — Лакшми взяла Макклауда за правую руку, — вы должны поговорить с полицией. Должны объяснить им, что до танца никто не должен подходить к Калки.

— Ладно, — промолвил Макклауд. Остановился. Подумал. А затем сказал: — Не знаю, смогу ли я. Понимаете, приказ уже отдан.

— Людям обычно дают час на сборы, — вставила я. — Привести дела в порядок. Попрощаться с родными…

— Но этот приказ очень строгий.

И тут меня осенило. Имея дело с тройным агентом, нужно трижды вооружиться.

— Я точно знаю, — чуть ли не по слогам сказала я так, словно разговаривала с ребенком, — что мой друг — и ваш, кстати, тоже — сенатор Уайт будет очень, очень расстроен, если узнает, что Калки арестовали до завтрашних слушаний.

Макклауд позеленел. Я выиграла.

— Знаю, — угрюмо сказал он.

Лакшми тоже внесла свою лепту.

— Милый Джейсон, ведь вы же наш друг. Мы знакомы столько лет! Я уверена, что вы не хотите, чтобы с вашими компаньонами случилось что-нибудь плохое.

— Я вам не компаньон, — проворчал Макклауд. Но было ясно, что этот предатель уже видит, как перед ним открываются ворота тюрьмы.

— Кем бы вы ни были, — промолвила Джеральдина, — в ваших силах убедить полицию отложить арест хотя бы на один день. Если вы сделаете это, сенатор Уайт будет счастлив. И Калки тоже…

Макклауд ушел, не сказав нам ни слова. Мы увидели, что он поднялся на капитанский мостик и заговорил с несколькими старшими офицерами полиции.

— Он уведет их?

— Если он этого не сделает, то отправится в тюрьму, — ответила Джеральдина. — Мы платили ему много лет. И у нас есть доказательства.

Лакшми была непривычно хмурой.

— Кроме того, некоторые доказательства вчера вечером ему вручил Джайлс.

— «Дипломат»? — спросила я.

— Да, — ответила Лакшми. — Это была плата за то, что он сделал в «Мэдисон сквер-гардене».

Я окаменела… или приросла к месту. Но прежде чем я успела открыть рот, завыла сирена. Это означало наступление полудня. На борту яхты воцарилась тишина. Затем из громкоговорителей послышалась музыка… ситары, флейты, трубы… и на палубу вышел Калки.

Если не считать прикрывавшей бедра тигровой шкуры, Калки был обнажен; его туловище покрывали полосы пепла; шея была выкрашена в синий цвет. На ней висели миниатюрные копии человеческих черепов. В волосы были вплетены три извивавшихся змеи. Он нес маленький барабан.

Не имею понятия, удалось ли Макклауду убедить полицию отложить арест. Знаю только то, что одного вида этой фигуры хватило, чтобы заставить всех замолчать. Больше не было ни смеха, ни шуток. Никто не сделал попытки остановить Калки… остановить Шиву, когда тот шел к носу корабля.

Когда Шива шел мимо нас троих, мы поклонились и сказали: «Нама Шивайя». Он не видел и не слышал нас.

Шива спустился по трапу на плавучую платформу. Кружащийся в небе самолет сбросил множество белых бумажных лотосов. Цветы на мгновение заслонили яркое апрельское солнце. Среди полицейских началась суматоха; они стали подбирать лотосы с палубы.

Правая рука Шивы ударила в барабан. Танец вечности начался, но сборщики лотосов этого не заметили.

Шива изгибался и поворачивался, прыгал и кружился; тем временем век Кали подходил к предсказанному концу.

Паскаль: «Le dernier acte est sanglant, quelque belle que soit la comédie en tout le reste». Лучше перевести. В конце концов, я — последний человек на Земле, который знает французский. «Последний акт всегда кровав, какой бы очаровательной ни была вся комедия». Предоставляю будущим историкам судить, были ли очаровательными предыдущие акты. Теперь я должна сделать все, что в моих силах, чтобы описать этот последний акт и то, каким кровавым он был.

Когда танец вечности кончился, кончился и век Кали. Около четырех миллиардов мужчин, женщин и детей умерли. Не все сразу. Некоторые прожили примерно с неделю. Мы никогда не узнаем этого наверняка. В большинстве случаев смерть была быстрой — делом нескольких секунд, минут, иногда часа, проведенного в милосердном забытьи.

Как это случилось? Позвольте изложить все не торопясь, шаг за шагом. Это самая опасная часть моего повествования. Один неверный шаг… и книге конец.

Но все по порядку. Сначала о делах практических. Мы нашли Джайлса только в конце дня. Он был заперт в задней камере полицейского участка на площади Эриксона. Мы искали. Кричали. Он отзывался, но еле слышно.