В отеле меня ожидало несколько сообщений. Одно из них поступило от Джонсона Уайта. Сенатор хотел встретиться на следующий день в удобное для меня время. Он остановился в отеле «Плаза».

Войдя в номер, я включила телевизор. Как раз вовремя, чтобы увидеть рекламный клип кофе «Джедда» с Арлен Уэгстафф. Он никогда не надоедает мне. Я немного успокоилась, но меня тут же выбил из колеи специальный выпуск новостей об убийстве индийского мессии из Нового Орлеана в «Мэдисон сквер-гардене». Он начался со ставших обязательными кадров исчезновения лошади и всадника. Затем актер, игравший роль журналиста, посмотрел в камеру и сказал:

— Полагают, что убийство является делом рук либо соперничающей религиозной секты, либо соперничающего наркосиндиката. Пресс-секретарь преподобного Сан Муна отрицает причастность их секты и цитирует слова корейского мессии, сказавшего, что он глубоко скорбит о смерти индийского мессии из Нового Орлеана Джеймса Дж. Келли, известного его многочисленным поклонникам во всем мире под именем Калки. «Крестные отцы» мафии со всех концов страны отрицают, что имеют отношение к убийству человека, которого многие считают крупнейшим распространителем наркотиков. — О торговле наркотиками теперь говорили открыто.

И тут на экране возникло круглое черное лицо Джейсона Макклауда. Он стоял между большим американским флагом и глобусом. Казалось, он был слегка непоследователен.

— Это правда, Джим. — Он говорил с невидимым собеседником. — То есть Билл. Бюро по борьбе с наркотиками уверено в этом. Абсолютно.

— Это наверняка, мистер Макклауд?

— Наверняка, Билл. То есть я мог бы так сказать. Но не скажу. А скажу вот что: «Калки Энтерпрайсиз» находится под следствием. И сейчас, когда его хозяин удален со сцены соперничающей шайкой, я уверен, что мы сможем прижать к ногтю этого страшного спрута, щупальца которого тянутся от маковых полей Турции к спортивным площадкам Буффало и Форт-Лодердейла.

— Я думаю, что все мы, американцы, чувствуем себя в большей безопасности, зная, что такие люди, как Джейсон Макклауд, делают свое дело.

Я решила, что Джеральдина была права. Макклауду ничто не грозило. Стоя между флагом и глобусом, он был неуязвим.

Должно быть, следующий появившийся на экране сюжет был отснят всего лишь несколько минут назад. По сходням «Нараяны» спускался Джайлс. Внезапно перед ним вырос человек. Джайлс шарахнулся в сторону. Человек протянул ему конверт. Голос за кадром произнес:

— Доктору Лоуэллу вручают повестку с вызовом на заседание сенатской комиссии по контролю и борьбе с наркотиками.

Камера показала лицо Джайлса крупным планом. Он оскалил зубы, как тигр, загнанный в угол. Нет, хуже: как тигр, тонущий в море.

— Выездное заседание комиссии состоится в Нью-Йорке на этой неделе…

Сенатора Уайта поместили в угловой «люкс» отеля «Плаза». Из высоких окон открывался прекрасный вид на Центральный парк. Хотя на каждом столе гостиной стояли цветы, присланные поклонниками, я тщетно искала среди них символический мак.

Сенатор в рубашке с короткими рукавами говорил по телефону. Ко мне подошел секретарь и предложил сесть. Я осталась стоять. Сенатор закончил разговор. Меня одарили сверкающей улыбкой сорокового или сорок первого президента Соединенных Штатов.

— Садитесь, Тедди. Дайте отдохнуть своим красивым ногам. Я только что раздавил самый большой наркосиндикат в мире. Увидимся позже, Тедди, — сказал он, но не мне, а секретарю. Тезка.

— Через несколько минут к нам присоединится агент ЦРУ. И не с пустыми руками. — Уайт стукнул крошечным кулачком по крошечной ладони и тихонько крякнул.

— Вы хотели видеть меня, сенатор.

— Да. — Уайт сделал серьезное лицо государственного мужа, творящего историю. Этакая гора Рашмор в розовом сиропе. — Тедди, я хочу, чтобы вы как истинная американка — в чем я нисколько не сомневаюсь — выступили на заседании моей комиссии четвертого апреля. Естественно, вы пожелаете точно знать, что именно вам следует сказать. Именно поэтому я организовал эту маленькую встречу втроем. Но сначала, Тедди, скажите, что, по-вашему, произошло в «Мэдисон сквер-гардене»?

Учитывая обстоятельства, вопрос был довольно странный. Поэтому мой ответ тоже был странным.

— Ну, с одной стороны, Калки собрал полный зал. А вы сказали, что этого не случится.

— Там было много бумаги. — Уайт перешел на жаргон шоу-бизнеса. «Бумагой» называли бесплатные билеты, которые распространялись для того, чтобы создать видимость аншлага.

— Бумаги не было. Дом, — я тоже знала этот жаргон, — был чистый.

— Ладно, будь по-вашему, — уступил Уайт. — Может быть. Но что произошло в конце?

— Калки убили. — Я решила придерживаться версии Джайлса Лоуэлла. — Как он и ожидал.

— Значит, убили?

— Ну да.

— Калки когда-нибудь говорил вам, что ждет этого?

— Намекал. — Поскольку я сама блуждала в темноте, то решила напустить побольше тумана. Похоже, он знал не больше моего.

Уайт почесал в затылке. Задравшийся при этом хохолок сделал его похожим на деревенского дурачка.

— Черт, я чувствую себя последним простофилей… Хоть убей, не понимаю, — пробормотал он, снова переходя на стиль красношеего, — кто мог шв…рнуть бомбу в Джима Келли и его ч…десного бел…го коня?

Я заскрежетала зубами. Его голос напоминал тарелку с остывшей окрой. Я ненавижу окру в любом виде. Мой ответ был уклончивым.

— Кажется, расследование этого дела поручено ФБР.

— Безнадежно. — Уайт бросил южный акцент. — Они не знают даже того, какое взрывное устройство при этом было использовано. Откуда оно взялось. И кто бросил бомбу — если, конечно, ее бросили, а не сработал часовой механизм. Бр…дятина… — Окра лежала в сковородке, полной жидкого сала. — Ладно, к делу. Я тут пораскинул мозгами и кое-что надумал. Вот ч…го… Эту бомбу сварганил доктор Джайлс Лоуэлл.

— Зачем?

— Чтобы стать во главе дела.

— Не верю, сенатор!

— А я и не настаиваю. Просто кумекаю про себя, и все.

Я взорвалась. В переносном смысле — швырнула на пол сковородку с окрой.

— Ради бога, сенатор, не говорите с южным акцентом! Мы и так сыты по горло президентом, его женой, его братьями и сестрами, его сыновьями и их женами, его помощниками и его поистине кошмарной матерью! А теперь и вы, белая надежда республиканской партии и, как я надеюсь, наш следующий президент, держитесь, словно «Маленький Эбнер», когда наша страна нуждается в «Честном Эйбе»![26] — выпалила я.

Уайт сдался. На его лице мелькнула улыбка победителя.

— Потрясно! — сказал он, но вовремя остановился. — То есть я хочу сказать, что тот ужасный акцент, который мы слышим в Вашингтоне утром, днем и вечером, чудовищно заразен. Кстати… Тедди, я всегда знал, что вы окажетесь на моей стороне, если только моим предвыборным лозунгом станет неукоснительная уплата налогов. — Политики становятся такими словоохотливыми лишь тогда, когда садятся на любимого конька. Видимо, кто-то из нас ненароком нажал на кнопку с надписью «неукоснительная уплата налогов». Или «предвыборный лозунг». Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вернуться к теме разговора и помочь Уайту нажать на кнопку «Калки».

— Тедди, — угрюмо (в лучших традициях Г. В. Вейса) начал он, — я хочу, чтобы вы подтвердили, что во время вашей службы у Калки в качестве личного пилота он не раз говорил вам, что: первое — он был настоящим главой этого гигантского наркосиндиката, и второе — он боялся, что доктор Лоуэлл сбросит его и займет его место.

— Сенатор, вы просите меня лжесвидетельствовать перед сенатской комиссией.

— Тедди, я прошу вас сказать правду и ничего, кроме правды. — Контактные линзы Уайта на мгновение отразили мое встревоженное лицо.

— Правда состоит в том, — сказала я, — что Калки никогда не говорил мне ни первого, ни второго.

— Тедди, я думаю, что вы проявляете признаки нежелания давать показания комиссии. — Он обнажил зубы с коронками. — И думаю, что вы знаете, как поступают со свидетелями, которые не уважают конгресс.