Как всегда, вокруг было полно охраны. На берегу стояли вооруженные люди. На палубе тоже. По соседству дежурили толпы нью-йоркских полицейских и (предположительно) агенты в штатском, представлявшие тысячу и одну шпионскую правительственную службу. После того как один из них долго переговаривался по портативной рации с кем-то на корабле, мне было позволено подняться на борт. Трап опасно раскачивался на ветру.

На палубе меня проверили еще раз, а потом указали на огромное помещение, которое было либо гостиной, либо кают-компанией. Ничто внутри не напоминало, что ты находишься на корабле. Тут были люстры, мраморные камины, зелено-голубые гобелены, самаркандские ковры. Все это немного напоминало Сан-Симеон, огромный замок Уильяма Рандольфа Херста, ныне музей.

Я присела на краешек обтянутого гобеленом кресла, слегка ошеломленная «Нараяной» (то было одно из имен Вишну, означающее «ходящий по водам»). Вскоре ко мне присоединились Джеральдина, профессор Джосси и дюжина незнакомых мандали.

Мы с Джеральдиной обнялись, как будто не провели вместе весь предыдущий день.

— Калки здесь! — прошептала она. — Он на корабле!

— Знаю. Ты уже говорила. — Внезапно во мне проснулось любопытство. — Как он прошел таможню? — Мне представилось, что человека, заподозренного в торговле наркотиками, обыскивают нарки, исследуя каждое отверстие, пока багаж просвечивают рентгеновские лучи и обнюхивают огромные эльзасские овчарки. Потом мне представилось, как человек, объявивший себя богом, едет по улице — Уолл-стрит? — в открытой машине, из открытых окон небоскребов сыплются тонны серпантина и конфетти, а он машет собравшимся толпам рукой, как делали в старых кинохрониках Линдберг и Амелия.

— Без всяких трудностей. Таможенники очень сговорчивы. Никто не хотел поднимать шума. Этот корабль, — добавила она, — является третьей по величине яхтой мира. Джайлс купил ее неделю назад для «Калки Энтерпрайсиз».

— На какие деньги? — спросила я. Это относилось к подробностям, которые очень хотели знать Морган и «Сан».

Джеральдина улыбнулась.

— Это был только аванс, учитывая… — Да, она действительно думала, что до конца света остался всего двадцать один день. Как будто речь идет о Рождестве, подумала я и обрадовалась, что успела отправить детям посылку с игрушками.

Прозвучал гонг. Затем в гостиную проскользнул Джайлс Лоуэлл. Он отдал всем низкий поклон, сложив ладони по-индийски. Мы ответили тем же. Пока мы «пранамились», вошли Калки и Лакшми.

Я едва узнала Калки. На нем был модный костюм из коричневой шерсти. В шафрановой накидке он нравился мне гораздо больше. Напротив, Лакшми в платье от Сен-Лорана выглядела ошеломляюще. В «Саксе» или другом месте, торгующем такими нарядами, оно наверняка стоило целое состояние. Русский крестьянский стиль, цвет голубых павлиньих перьев… Я всегда любила этот цвет, но не носила голубое. Моя внешность убивала голубой цвет, а он в отместку убивал меня.

— Шанти! — Калки сделал благословляющий жест. Он по-братски обнял меня, и я на мгновение сомлела от аромата сандала и белой кожи. Лакшми обошлась без объятий, что было к лучшему: влияние двух столь ярких блондинов полностью выбило бы меня из колеи — даром что мы находились на воде.

Затем Калки и Лакшми сели в двойное кресло, а все остальные уселись возле, образовав полукруг. Джайлс остался стоять.

— Я уже обо всем доложил величайшему из великих, — заявил он в стиле доктора Ашока. — Были приложены значительные усилия, чтобы не только дискредитировать нас, но и уничтожить физически. Как здесь, так и в Катманду. Тем не менее мы добьемся своего, как добивались до сих пор. К несчастью, одна треть билетов на встречу в «Мэдисон сквер-гардене» попала в руки спекулянтов, которые продают лучшие места в первых шести рядах по цене тысяча долларов за билет! — Мы восприняли эту новость с воодушевлением. Но Джайлс негодовал. — Мы не делаем на этом деньги. А спекулянты делают. Нужно будет прибегнуть к помощи полиции! — Мне казалось, что это не слишком существенно. В конце концов, через три недели…

Когда Джайлс закончил свой казначейский отчет, мы выжидательно посмотрели на Калки. Он был мягок и дружелюбен.

— Я рад снова видеть всех вас. Надеюсь, вам не слишком докучали. — Калки расслабился до такой степени, что стал похож на простого человека. Он сделал паузу, глядя не на нас, а на носки своих туфель. На мгновение показалось, что он хочет уйти. Но тут Лакшми что-то прошептала ему, и он вернулся. Его атман (душа) снова был атча (здесь).

— В следующие несколько дней на меня будет совершено по крайней мере одно покушение. — Калки говорил так, словно объяснял устройство какой-нибудь машины. — Не следует воспринимать это слишком всерьез. — Вдруг он улыбнулся, скрестил ноги и поставил носки на пуанты, как балетный танцовщик. Он был чрезвычайно привлекателен. Я снова ощутила легкий приступ горной лихорадки. — Я знаю будущее так же, как знаю прошлое. Но возможности этих глаз ограничены. — Он дотронулся до своих век так равнодушно, словно они были парой свеч зажигания. — Я не могу сказать вам, что случится в ближайшие несколько дней. Хотя хотел бы. Я вижу только возможные комбинации. Это напоминает игру в кости. Поэтому давайте надеяться, что никто не сглазит Джима Келли, потому что, — он провел руками по груди, — пока я остаюсь здесь, меня могут убить.

— Ох, нет! — Это воскликнула не Лакшми, а Джеральдина. Меня вдруг осенило. Джеральдина влюблена не только в свою лучшую подругу, но и в мужа этой подруги. Я ревновала. Кого к кому? Думаю, что всех. Но Лакшми была совершенно недостижима, а о Калки вообще речи не было, несмотря на наше приключение у непальского пруда. Оставалась Джеральдина. Да, именно Джеральдина. Уже тогда. Но я была в отчаянии. Я не получала от нее и намека на поощрение. Хуже того, если она влюблена в Калки, у меня не оставалось никаких шансов. Будущее представлялось мне чем-то вроде турецкого гарема, где мы втроем расхаживаем с колокольчиками на носках туфель, ожидая, когда придет наш повелитель и сделает свой выбор на эту ночь.

— Не беспокойтесь, — утешил нас Калки. — Если я буду вынужден покинуть тело Джима Келли, то найду себе другое, и век Кали закончится точно по расписанию. Те из вас, кто верит в меня, кто остается верным, несмотря на искушения, продолжатся в следующем цикле переродившимися или такими, какие вы есть сейчас. — В первый раз Калки ясно пообещал некоторым из нас личное выживание после окончания века Кали.

Итак…

О чем я действительно думала в то холодное утро на борту «Нараяны»? Если быть честной (а именно об этом меня и просили), то придется ответить: не знаю. С тех пор много воды утекло. Теперь я знаю, что произошло позже, и не могу составить честный отчет о своих тогдашних предвидениях. Думаю (я могу ошибаться, но кто теперь сумеет это доказать?), в тот миг до меня начало доходить (хотя и подспудно), что после третьего апреля людей на Земле не останется — кроме некоторых, выбранных Калки. И в то же время сознательная часть моего «Я» абсолютно игнорировала бессознательную. Впервые за последнее время я сумела спланировать свое будущее. Вскоре после выступления Калки в «60 минутах» я встретилась с редактором издательства «Даблдей». Я умело выбрала день, потому что Калки стал сенсацией. Рейтинг Си-би-эс по шкале Нильсена поднялся до 36,3 — цифры неслыханной даже для того сумбурного времени. Теперь вся страна знала о Калки и Конце. Кажется, редактор сомневался, что книга будет иметь успех, если конец света не наступит точно по расписанию. В конце концов мы оба согласились, что независимо от исхода дела эта история привлечет многих. Он спросил меня, кто будет писать книгу. Я ответила: если выбирать между Б. Сейперстином и Г. В. Вейсом, то я бы выбрала в виртуальные соавторы Вейса (хотите верьте, хотите нет). Затем я запланировала повидаться с детьми. Дала Арлен согласие на пасхальную поездку в Акапулько и позволила ей забронировать номер в отеле «Принцесса», где знаменитый Говард Хьюз запустил процесс, который должен был закончиться в небе над Хьюстоном. Лично я предпочла бы умереть за штурвалом реактивного самолета. Конечно, одна. От сердечного приступа. Короче говоря, я продолжала составлять планы на будущее. Но мои мечты были не слишком веселыми.